Михаил Нестеров - Жмурки с маньяком

– Не знаю… Минут на сорок точно.

Лучников утопил педаль газа в пол. Хейфец покосился на спидометр: 150 миль в час.

– Заедем.

Вениамин Губенко не поверил своим глазам, когда увидел Хейфеца, вылезающего из дорогой машины. Кому-кому, а ему теперь не суждено сидеть за рулем такого автомобиля. А этот немец так небрежно закрывает дверь! Шумахер, мать его…

Хейфец по-деловому устроился за столом и только после этого спросил у Губенко:

– Что случилось, Веня?

– Никита Падлюк, вот что случилось.

«Вот мразь, – думал он, глядя на Хейфеца. – Ведь знает все лучше меня. Нет, с Белухой было легче, иногда можно было прикрикнуть на него. А на этого?.. Сразу вытащит пушку, ему убить, что плюнуть».

Губенко отрешенно вздохнул.

– Эта гадина перепутала коробки на складе, – сказал он. – Мне пришлось второй раз оплатить за товар. Я привез его.

Хейфец побарабанил по столу пальцами.

– Ладно. Позвони Павлюку, я поговорю с ним.

Губенко послушно набрал номер и протянул Хейфецу трубку.

– Никита? Это Карл. Как получилось, что ты перепутал коробки?

Павлюк на том конце провода решился.

– Я раскусил вас, – заявил он. – Вы неаккуратно сработали. ФСБ не может столько знать. Передай тому инспектору, что он прокололся.

Хейфец сглотнул слюну. ФСБ? О чем он говорит?

– Я передам ему, – сказал Карл. – Но прежде скажи, в чем была его ошибка?

Никита рассмеялся довольно и с облегчением. Он вздохнул полной грудью. Мир снова стал цветным, ушло гнетущее безмолвие, и от обилия волнующих сердце звуков вскружило голову. Нет, как он их!..

– Я расколол их на первой же минуте, – гордо сообщил он. – Как только увидел мафиозную рожу маленького контрразведчика. Ну нет в ФСБ таких рож! Мне стало интересно, сколько продлится эта комедия, и я прошел до конца. Видел уже, наверное, мой росчерк под моим же письменным «признанием».

– Да-да, видел. Ты молодец, Никита. Похоже, ты рассказал все.

– А ты как думал? Это урок тебе, Карл, и доказательство, что я раскусил вас: будь они настоящими комитетчиками, я молчал бы сейчас в тюрьме. А ход-то был ловкий – мы из Москвы, выявляем коррумпированных офицеров ФСБ, ведем дело о подпольном синдикате, изготовляющем наркотики. – Павлюк на том конце провода сурово насупился: – Пока Алберт колдует над прибором, привозите зелье, я все сделаю.

– Спасибо, Никита, ты очень обрадовал меня. Я думал, что преданных людей на свете не существует.

– Ты ошибся, Карл, – сухо изрек Павлюк и положил трубку.

– Да, – еле слышно прошептал Хейфец. – Я ошибся. – Он долго молчал, прежде чем обратиться к Вениамину: – Алберт в лаборатории?

– А где же он еще может быть? – с отвращением ответил Губенко. – Даже жрет там.

Карл кивнул. Его голос прозвучал мягко:

– Мне снова придется уехать, Веня. Приготовь наличные деньги – все, которые есть.

Вениамин удивленно вскинул брови.

– Все?! Да у нас и миллиона не наберется.

– Этого достаточно. Примерно через сорок минут сюда приедет Давид Арвеладзе, человек нашего босса. Отпусти ему глюкозу. Наверное, я встречу его на дороге, скажу, что все готово. А деньги все-таки приготовь и отдай их Диме. Увидимся еще. – Хейфец встал, открыл сейф, загораживая его телом, и достал пистолет. – А мне нужно пообщаться с Албертом.

В лаборатории, которая занимала второй ангар целиком, был только Ли. Хейфец сдержанно поздоровался с ним и присел на стул.

– Алберт, у меня мало времени. До этого я не много общался с тобой. Расскажи, мне интересно, как ты пришел к своему открытию?

Ли недовольно поморщился: пауза в работе была нежелательна. Он снял с головы берет и сел напротив Хейфеца.

– У меня тоже нет времени, Карл. А если честно, то нет нормальных условий. Меня не удовлетворяют эти стены. – Он обвел руками пространство вокруг себя. – Нет достаточного количества средств, чтобы купить аппаратуру, привлечь к работе физиков, химиков, биологов, врачей. Меня абсолютно не волнует вопрос – есть у меня хозяин или нет. Для того чтобы мне спокойно работалось, я выполнял указания Белухи. Деньги – вещь важная. Они обязательно придут ко мне, но позже. А сейчас главное – темпы в работе. Я чувствую подъем сил, я на грани нового открытия… Но оставим это. Я отвечу на твой вопрос.

В свое время я не только допустил, но твердо вывел следующий постулат: всякая энергия имеет психическую природу. Всякая. Я не могу обосновать это научно, пока работаю один. Когда со мной будут физики и химики, мы сообща сделаем это. Но опыты, проведенные мною, говорят сами за себя. Энергия убитых животных делится на две составляющие: тангенциальную энергию – с ее внутренней сосредоточенностью, и радиальную энергию, которая стремится к более сложному состоянию. Энергия излучения убитых кошек являет собой максимум при очень малых радиальных значениях. Она в корне отлична от энергии организации, которая присуща лишь при больших радиальных значениях – сюда отнесем человека, свиней, кроликов… Смерть – некое физико-химическое превращение. В начале пути мне удалось сконцентрировать часть, казалось, безвозвратно утерянной энергии. Чистую математику я облек в форму.

Карл более внимательно вгляделся в лицо Алберта, пытаясь прочесть в нем паранойю, сумасшествие. Похоже, он нашел в нем все это. Он говорил, а глаза горели больным, маниакальным огнем.

– То, что принимают мои пациенты и наркоманы в Москве, – это лишь побочный продукт. Я почти уверен, что вскоре смогу произвести препарат, в котором будет минимум радиальной энергии. Понимаешь, Карл, энергия организации любого человеческого организма, которая различается и опускается в область преджизненных центров вследствие истощения, будет компенсироваться моим новым препаратом, в котором минимум радиальной энергии. Когда уничтожается физическая энергия кошки или собаки, психологическая энергия – которая и так находится в диспропорции с физической энергией – вырывается наружу и теряет зависимость между внутренним и внешним качеством. Далее…

Хейфец не дал ему договорить.

– Ты маньяк, Алберт.

Он резко поднялся и выстрелил ему в висок. Сухой звук выстрела заглушили толстые стены-»сандвичи» ангара.

Выходное отверстие от пули было огромным, мозги экстрасенса и сгустки крови забрызгали приклеенный на стене девиз Алберта Ли:

Знать, чтобы мочь; мочь, чтобы действовать; больше мочь, чтобы больше действовать; больше действовать, чтобы полнее существовать.

В ангаре было жарко. Температура в печи – над экраном вентиляционной системы – достигала восьмисот Кельвинов. Хейфец побросал в печь все рукописи Ли, реторты и колбы со стола, части нового прибора. Излучатель брызнул синеватым цветом и вмиг почернел, потерял привычные контуры, занялись медные его части, красивыми язычками зеленого пламени играя в печи.

– Вот и все, – Карл вытер руки о салфетку. – Давид может не волноваться о своей судьбе. Я позаботился о ней.

Теперь ему предстояло подумать о себе и о тех, кто подставил его. Он найдет их.

Выходя из ангара, Хейфец снял замок с предохранителя. Прежде чем захлопнуть дверь, он последний раз взглянул на Ли:

– Маньяк.

Лучников уже сидел в белой «Ауди», Губенко стоял у дверей дома. Он был похож на певца Дэвида Боуи на сцене: ферму быстро накрывали сумерки, элегантная фигура красиво подсвечивалась ярким светом фар.

– Когда вернусь, я переделаю документы на твое имя, – Карл шлепнул ладонью по длинному капоту «Порша».

Вениамин не обрадовался.

– И распорядись, чтобы убрали собак, – попросил Хейфец. – Не дай бог покусают гостей.

Спустя пятнадцать минут Лучников вывел машину на кольцевую развязку и свернул в направлении Климова. Со стороны города показалась вереница милицейских машин. Сверкнув огнями, они влились в шоссе. Хейфец не сомневался, что кавалькада направляется на звероферму.

«Павлюк действительно рассказал все. Но кто же главный в этой игре?»

Развеев весь напрягся, когда Вениамин приказал сторожу загнать собак. На ферме что-то происходило, чувствовалась нервозность в спокойном обычно парне по имени Карл, который здорово играл в футбол и отрабатывал удары ногами на врытом в землю столбе. А от самого Вениамина исходил липкий запах страха и обреченности. И его голос, когда он отдал команду относительно собак, прозвучал с теми же интонациями.

Он прошел в контору. Кроме него, там никого не было.

А сторож далеко отошел от ворот, к четвертому ангару, открыл двери и зазывал доберманов. Такого случая Развеев упустить не мог. Воспользовавшись доской, прислоненной к сетке-рабице, он почти бесшумно перемахнул через двухметровый забор. Затем аккуратно толкнул доску, и она так же тихо упала на траву. Он просунул руки под нижнее обрамление сетки в виде металлического уголка, втянул доску на территорию фермы и положил ее вдоль забора.