Виталий Гладкий - Обреченный убивать

– Я так и знал, что здесь карты не держат. В таком интерьере, – я картинно обвел вокруг себя рукой, – и такие плебейские забавы… – Помолчи, – раздраженно прошипел второй.

Это был голубоглазый верзила почти моего роста с кулаками-молотами, расплющенными грифом штанги, насколько я мог предполагать.

– Уже умолкаю. Хотя, я думаю, им там наш треп вряд ли слышен, – указал я на дверь. – Вот тоска, – деланно вздохнул я, оглядываясь. – Даже телевизора нет.

– Да-а, телик неплохо бы… – мечтательно протянул третий, широкий, как шкаф, но с простодушным детским личиком недоросля. – Там по кабельному таких телок показывают, закачаешься. Буфера что тебе автомобильные шины. – Кому что… – презрительно ухмыльнулся четвертый, с темным от загара лицом.

Он был постарше всех нас, но, похоже, силенкой Бог его тоже не обидел. Темнолицый двигался, как культурист на подиуме, легко, непринужденно и с грацией, присущей только настоящим, хорошо "растянутым" атлетам.

– Ну да – кому что, – с вызовом ответил ему третий и хитро хихикнул: – Но тебе ли об этом говорить? – Сморчок… – раздраженно пробормотал темнолицый "старик".

И отошел в угол. Похоже, слова "недоросля" задели его за живое, но я не знал истинных причин такой пикировки.

– А ты ничего… – оценивающе осмотрел меня толстомясый "шкаф", которому раздражение "старика" было до лампочки; ох уж эта молодежь! – Где тренировался?

– Это было так давно, что мои скудные мозги такой ненужный факт вычистили из башки задрипанной метлой, – широко ухмыльнулся я, поддерживая разговор.

– Наш человек, – подмигнул мне "недоросль", обращаясь к остальным. – Так что не стройте из себя дерьмо на палочке. Шефы поговорят и разойдутся с миром, а нам не мешает поближе узнать друг друга.

– Зачэм? – вызывающе ощерился кавказец. – Ти что, братка моя, да?

– А затем, что если когда-либо – тьху, тьху! – нам придется столкнуться на узкой дорожке, то мы вполне сможем сварить дело полюбовно. Дошло?

Он снова подмигнул, но уже кавказцу.

Я невольно про себя восхитился этим пацаном – ай да дипломат! Все просекает, сукин сын! Понимает, что драка наших хозяев – это не совсем наша драка.

И это притом, что на труса он явно не похож – таких вблизи себя боссы не держат, они многократно проверяются. И значит, у парня котелок, несмотря на его несколько наивный вид, варит будь здоров.

Нехорошо так ошибаться, Волкодав, нехорошо…

Юный "шкафчик" не зря намекнул на снисхождение друг к другу, коснись чего. Судя по поведению и реакции окружающих на его слова, он был телохранителем самой большой шишки на этом сборище.

Похоже, он вполне может располагать важной информацией, от которой зависят наши жизни. И это значит, что толковище за дубовой дверью могло закончиться и не совсем так, как мыслилось Кончаку.

Прошел час, второй, третий…

Наш треп постепенно сошел на нет, и теперь мы сидели по своим углам, поскучневшие и отрешенные. Несмотря на уютную обстановку и благостную тишину, в наши души неслышно, поступью хищного зверя, забралась настороженность.

Даже вальяжно рассевшийся в мягком кресле "шкафчик" подобрался и посуровел. Взгляды, которыми мы изредка обменивались, вряд ли можно было назвать братскими и дружелюбными.

Как-то неожиданно обнаружилось, что мы все выкормыши одного и того же зверинца, только сидевшие в разных клетках.

Мы незаметно – по крайней мере, нам так казалось – приглядывались друг к другу, оценивая свои шансы на случай времени "х", когда размышлять и колебаться будет недосуг.

И однако же ни кавказец, ни "старик", ни тем более остальные собеседники не привлекли такого пристального моего внимания как еще один, пятый.

Он практически не принимал участия в разговоре и, когда к нему обращались, только мило улыбался и в основном кивал, соглашаясь.

Симпатичное, резко очерченное лицо парня можно было назвать даже красивым, если бы не тяжелый остановившийся взгляд, в котором таилось такое страдание, что, когда я встречался с ним глазами, у меня по спине полз холодок, несмотря на мою толстокожесть.

Был он с виду не очень крепок, скорее строен, как тореадор.

Но его четко выверенные движения, стороннему наблюдателю кажущиеся плавными и несколько замедленными, были настолько наполнены первобытной звериной грацией, что временами казалось, будто он соткан из энергетических нитей, готовых при малейшей опасности взорваться и сжечь в неистовом огне все живое вокруг.

Похоже, пятый не был знаком с остальными, и по их несколько снисходительной реакции на его присутствие в такой солидной компании, я понял, что парня не считают серьезным противником.

Но я-то был стреляный воробей.

У нас в спецучебке были ребята и похлипче с виду, нежели этот. И тем не менее каждый из них разорвал бы на мелкие кусочки даже голубоглазого штангиста, поражавшего воображение глыбастыми мышцами и толстенной шеей.

Кто этот парень?

Почему он, едва я переступил порог нашей импровизированной приемной, резко отвернулся и прошел подальше, в тень от шторы?

Может, он из наших, кому доводилось встречаться со мной раньше?

Я мысленно прокрутил в голове ролик с сотнями лиц, но там не оказалось ничего подобного. Тогда почему я волнуюсь, черт меня дери! Что за мандраж бьет тебя, Волкодав?

Все в нем мне было незнакомо: и лицо, и фигура, и манера двигаться.

Разве что руки – такие я видел у многих, занимающихся восточными единоборствами: ороговевшие, почти негнущиеся пальцы, набитые в ванных с гравием и железными шариками, и бугорки мозолей на костяшках.

Глаза… Глаза! Нет, определенно я их где-то видел… Но где и когда?

Провал памяти… Или померещилось…

Мистика!

А вообще – на кой ляд он мне нужен? Встретились и разошлись, как в море корабли. Привет – пока.

Он явно меня избегает, ну и что из этого? Может, я ему просто не понравился. Такое часто случается: нет душевного контакта, и все дела.

И сколько ни бейся, такой человек уже не будет тебе даже приятелем. Значит, у нас разные характеры, разные поведенческие инстинкты, интуитивно неприятные обоим.

А, ладно! Было бы над чем думать…

И когда, наконец, закончится это большое сидение!? Мать бы их всех…

– …Ты что, замечтался?

Насмешливый голос Кончака вырвал меня из глубин отрешенной задумчивости.

Взглянув на шефа, я едва не выругался: несмотря на внешнее спокойствие, он весь кипел. Похоже, переговоры не сладились.

– Домой? – спросил я, внутренне готовый к положительному ответу. – Нет.

Кончак через силу улыбнулся.

– Отдохнем на природе еще денек, – сказал он как-то деревянно. – Идем устраиваться.

Кто возражает – дорога была длинной, и мне хотелось если не подремать часок, то хотя бы просто поваляться в постели.

Нам выделили две смежные спальни, сообщающиеся через общую ванную комнату. Подождав, пока Кончак смоет с себя дорожную пыль, я стал под душ и в блаженстве закрыл глаза.

Высший кайф!

Мысли стали легкими, прозрачными, спокойствие вливалось в душу через все поры тела, расслабляя натянутые нервы. Окруженный голубоватым импортным кафелем, я плыл над землей летней тучкой, наслаждаясь парной теплынью, раскрепощенностью и цветочными запахами шампуня.

Жизнь была прекрасна… но она стала бы еще краше, будь я от этого места на тысячу километров дальше.

Эта мысль, сродни ложке дегтя в бочке меда, вползла в мое сознание змеей подколодной и поторопила меня. Закутавшись в махровое полотенце, я выскочил из ванной, быстро оделся и прошел через крохотный тамбур к Кончаку.

Он лежал, закинув руки за голову, и о чем-то сосредоточенно думал.

Взглянув на меня, Кончак быстро приложил палец к губам. Все ясно: скрытых видеокамер нет, зато "жучков" – в изобилии.

– Как вода? – ленивым голосом поинтересовался шеф, вставая с кровати.

– Лучше бывает только ванна из нарзана, – бодро отрапортовал я.

– Есть предложение немного погулять перед ужином.

– С удовольствием, – бодро откликнулся я, хотя предложение шефа было для меня словно заноза в мягкое место.

– Тогда собирайся…

Территория дачи оказалась огромной. До забора, за которым начинался соседний дачный участок, мы шли минут десять, правда, медленно, беседуя и любуясь вечерними пейзажами.

Конечно, наши восторги природой имели под собой чисто прагматическую основу – мы с профессиональной цепкостью намечали путь возможного отступления, для чего знание местности было само собой разумеющимся делом.

Как я и предполагал, внутри периметра постов не выставляли – видимо, не хватало людей и больше надеялись на охранную сигнализацию.

– Есть трудности? – наконец решился я прервать ни к чему не обязывающий треп.

Мы как раз остановились в тени кряжистой сосны, которая в отличие от своих стройных товарок поражала причудливыми изгибами толстенных ветвей. Похоже, ей было не меньше сотни лет.