Кирилл Казанцев - Ставок больше нет

– Я закурю? – Василий довольно нахально, не спрашивая разрешения присесть, придвинул стоящий у стены стул к одному из столов, на крышке которого стояла полная окурков пепельница.

– Угу... – Сидящий за столом молодой человек угрюмо покосился на журналиста – как-никак, а все же сопровождающий скандалистки! – но возражать не стал. Даже пододвинул пепельницу чуть поближе.

Развалившись на стуле в свободной позе, Скопцов закурил. Возможно, это покажется странным, но никаких других чувств, кроме любопытства – и каким же образом милая дама будет выпутываться из столь пикантной ситуации (а к широкой огласке своих отношений с этим побитым типом она явно не стремилась )? – он не испытывал. Ну разве что еще усталость.

Взглядом стороннего наблюдателя он отметил, что Анин порыв потихонечку выдыхается, вся ее горячность сходит на нет. И вообще, по большому счету, весь этот скандал вылился из растерянности. Сейчас же, прекрасно понимая, что рано или поздно, а объясняться все равно придется, Аня затравленно и растерянно оглядывалась по сторонам в поисках защиты и поддержки, которую лично он ей никоим образом оказывать не собирался. Спасение утопающих, как известно, – дело рук самих утопающих. Вот так.

Василий и сигарету-то докурить не успел, как в кабинет вошел Федор Михайлович Сумин. Уверенная в его поддержке, Аннушка, включив на полную мощь все свое обаяние, доставшееся ей от природы, тут же бросилась к нему, подхватила под локоть, что-то такое защебетала. Но Василий не слушал, что именно.

За то время, что он не видел начальника областного розыска, что-то произошло. Изменилось его отношение к Аннушке. Да и к самому Василию – тоже. Это читалось во всем – в отсутствующем, каком-то отстраненном взгляде полковника, который, не задевая, поверхностно скользнул по лицам, в том мягком, но уверенном и слегка отдающем брезгливостью жесте, которым он снял руку женщины со своей.

– Что здесь происходит? – Голос Сумина звучал глухо и устало.

– Это какая-то провокация! – все еще ничего не понимая, уверенная в собственной правоте, выкрикнула Аня. – Подсовывают какого-то типа, утверждают, что я должна его знать!

– Кстати, а вы что, его действительно не знаете? – как бы между прочим поинтересовался полковник.

– Ну... – Аня смутилась. И это вот смущение само по себе было красноречивее любого прямого ответа. – Как бы вам сказать...

– Прямо, – доброжелательно вроде бы, но в то же время жестко посоветовал полковник. Сидящие в кабинете опера напряглись. Хорошо зная своего начальника, они тоже поняли, что в "раскладе" что-то изменилось. И это изменение – им на пользу.

– Ну, если прямо... – Аня закусила губу и вздернула подбородок. – Да, мне знаком этот человек.

– Насколько близко? – Сумин между тем обошел стол и занял свое место.

– Мне кажется, это не совсем корректный вопрос...

– А у нас нет корректных или некорректных. – Недобрая усмешка пробежала по губам начальника областного розыска. – И задаем мы их не из пустого любопытства. Так что, хотите вы того или не хотите, а отвечать все равно придется. И не только вам одной.

При этих словах Сумин многозначительно посмотрел в угол, где сидел Скопцов.

"А ведь эта самая Наталья Семеновна права, – подумал почему-то полковник. – У этого парня действительно глаза убийцы. Почему же я сам не обратил на это внимания?"

– Ну, чего ты там копаешься?! – сдавленным шепотом поторапливал Ман возившегося около двери Лома. – Долго еще?

– Да сейчас... – Здоровяк в очередной раз воткнул короткую монтировку между косяком и дверным полотном, после чего всем телом, пыхтя, навалился на короткий рычаг. На этот раз получилось – послышался негромкий хруст, щелчок, и дверь чужой квартиры широко и гостеприимно распахнулась.

– Вот так! – удовлетворенно пробормотал Лом и шагнул через порог. Его напарник, еще раз глянув на всякий случай вниз, в узкий колодец между ступеньками лестницы – а не идет ли кто? – бросился следом.

Перед партнерами в криминальном бизнесе в очередной раз встала финансовая проблема. Срочно нужны были деньги. Так хорошо задуманная и спланированная операция по похищению богатенького дяди с треском провалилась. Даже не с треском – с грохотом. И теперь необходимо было бежать. Сначала – хотя бы просто из города. Ну а потом – из страны. Не куда-нибудь в Америку или в Европу, как это виделось в недавних мечтах. Выбор был не особенно богат – где-то неподалеку от Львова, то ли в Черновцах, то ли в Хмельницком, жили дальние родственники Мана. И пусть "западенцы" терпеть не могут "клятых москалей"... Эта нелюбовь была в данном случае даже на руку – не выдадут. Сделают вид, что не получают запросов из МВД России. Или что не могут прочитать русского текста.

"Кинутые" своим "старшим партнером", "мозговым центром", организатором и вдохновителем всей акции в целом, оставшиеся без копейки денег, вынужденные скрываться, Ман и Лом не придумали ничего лучшего, как "хлопнуть" несколько "хат" для пополнения бюджета.

В этом, конечно, не было ничего странного – не они первые и не они последние не сумели удержать равновесия, ступив однажды на наклонную плоскость, продолжали скатываться все ниже и ниже. Но вот только для совершения квартирных краж необходим какой-нибудь пусть даже минимальный, но опыт. То есть именно то, чего ни у "баклана" Лома, ни тем более у Мана никогда не было. А может, им просто не повезло. Кто знает?

При подготовке кражи партнерами было допущено несколько промахов. Каких именно – нет смысла уточнять. Но только они были сделаны, и за всеми их манипуляциями у дверей избранного "объекта" наблюдали старческие, но зоркие еще глаза.

Общеизвестно, что у старых людей сон чуткий. Да и ложатся они довольно поздно. И пенсионерка Дарья Васильевна Горюнова в этом плане не являлась исключением.

А какие развлечения могут быть у старого и очень одинокого человека? Ну, сериал там посмотреть. А потом? В "ящике" – либо новости, либо какие-нибудь дебаты ни о чем. По сравнению с ними "живая" жизнь намного интереснее. Так что вечерние часы Дарья Васильевна проводила у "глазка" своей двери, наблюдая за тем, кто из жильцов подъезда пришел домой пьяный, кто – с "левой" бабой или с таким же "левым" мужиком, к кому заглядывал участковый, черпая из этих наблюдений бесконечные темы для последующих дневных бесед с такими же пожилыми и одинокими приятельницами.

И когда Лом со своим другом вошли в квартиру, предвкушая пусть и не богатую, но добычу, Дарья Васильевна сняла трубку стоящего здесь же, в прихожей ее однокомнатной квартиры, телефона, набрала две цифры и, дождавшись ответа, на всякий случай уточнила:

– Алло? Это милиция?

Аню "растащили" легко. Делается это достаточно просто – человека усаживают на середине большого кабинета, три-четыре оперативника рассаживаются вокруг. При этом кто-то из них непременно оказывается за спиной объекта работы, да и у остальных лиц не видно – верхний свет гасится полностью, а настольные лампы направлены на того, с кем в данный момент проводится беседа. Это – когда ты не видишь лица своего собеседника – уже само по себе нервирует, вызывает ощущение тревоги и неуверенности в собственной правоте. Ну а когда еще тебе начинают задавать вопросы...

Причем вопросы не задаются – ими выстреливают в человека, иногда не дожидаясь ответа на предыдущий. Времени задуматься, правильно сформулировать ответ тоже не дается – начинаются окрики. При этом в выражениях особенно никто не стесняется – идет охота, жертва флажкуется, загоняется под стволы стрелков, и какие-либо реверансы здесь просто неуместны.

Впрочем, Аня уже не пыталась как-то огрызаться или спорить. Чудовищность и несправедливость обрушившихся на нее обвинений буквально раздавили женщину. Потрясенная происходящим, она торопливо и как можно подробней отвечала на задаваемые ей вопросы. Но только торопливость создавала легкую путаницу, ощущение какой-то недосказанности, и это порождало новые, зачастую оскорбительные вопросы.

При такой вот обработке у человека в конце концов возникает ощущение собственной вины. Неважно, в чем именно. Главное, что такое ощущение вызывает стремление "отмыться" всеми возможными способами и за чей угодно счет. Поэтому когда кто-то из темноты в очередной раз "выстрелил":

– Кто убил Мацкевича? Отвечать, сука! Кто?! Скопцов?!

Аня, затравленно оглядываясь по сторонам, ответила:

– Я не знаю...

– Но ведь он мог убить? Говори, мог?!

– Да, – тихо прошептала женщина, воспользовавшись предоставленной ей лазейкой.

Допрос, а если быть более точным в формулировках, то "разведбеседа" продолжалась. Анне не хватало воздуха, комната плыла и шаталась перед глазами. Она потеряла ориентацию во времени и в пространстве. Ее подхватило и закружило ощущение нереальности происходящего. И новый вопрос: "Кто спрятал папку с документами? Скопцов?!" не вызвал у нее ни малейшего удивления. Непослушные, онемевшие губы чуть шевельнулись, выпуская тихое, но четкое: