Сергей Кулаков - Квант безумия

Он отпрянул назад. В глубине коридора засели серьезные воины. Стреляли они отлично. Один из бойцов его группы получил две пули в бронежилет и со стоном свалился на пол. Второй был ранен в бедро.

– Бросайте оружие! – крикнул Роман.

– А ты нам его давал? – послышался чей-то знакомый голос.

Краб! Ну, значит, и остальные здесь.

– Не давал, так заберу! – отозвался Роман. – Сдавайтесь, здание окружено, все выходы блокированы. Сом, ты меня слышишь? Сопротивление бесполезно.

– Ты, что ли, капитан? – заревел басище Сома. – Вылез, змей подколодный? Ну, возьми меня, попробуй! А то еще раз за ноги подвешу, и уж яйца точно вырежу!

Громко заржали Краб и Рыжий. Им вторил бухающий, издевательский смех Сома.

– Готовьте гранаты, – сказал Роман, немея от ненависти. – Они не сдадутся, будут отбиваться до последнего. Пойдем на прорыв…

Еще раз предлагаю сдаться! – крикнул он.

– Пошел ты на…! – заорал Краб.

– Бросайте! – приказал своим бойцам Роман.

В коридор полетели свето-шумовые гранаты «Факел». Коридор наполнился страшным, режущим уши грохотом и ослепительными вспышками.

Надев защитные очки, Роман бросился в коридор. За ним ринулись остальные. В свете «Факелов», невыносимых для незащищенных глаз, Роман увидел сидящего в дверной нише человека с автоматом в руках. Человек зажимал глаза ладонями. Роман побежал дальше, указав на него кому-то из бойцов.

Но далеко убежать ему не удалось. Из-за другой ниши выдвинулось дуло автомата, и Роман едва успел укрыться за выступ стены. Стреляющий был в защитных очках, но Роман сразу узнал его. Это был Краб, оскаливший зубы при виде его. Роман припал на колено, снизу дал по нему ответную очередь. Краб вскинул руки и упал на спину.

Роман выскочил из-за выступа, бросился дальше. Вокруг гремел бой, его бойцы добивали противника.

В коридоре с охранниками было покончено. Видимо, последние из них разбежались по боковым комнатам. В том числе и Сом, ради которого Роман полез в это подземелье. Решил поиграть в кошки-мышки?

Ну ничего, я до тебя доберусь. Роман ударил ногой в одну из дверей. Она была заперта. Ударил во вторую. Заперта. Он бросился к третьей – и почти сразу увидел направленный ему в лицо ствол автомата. Сом стоял в дверях и уже нажимал на спуск. На лице его было написано торжествующее удовольствие. Он выиграл свой последний бой.

И в этот миг Романа сбил с ног один из его бойцов, и пули, адресованные Роману, полетели в него. Падая, Роман извернулся и выпустил весь остаток обоймы в грудь Сома, который медленно завалился назад с выражением крайнего разочарования на лице.

Роман вскочил и бросился к спасшему ему жизнь бойцу. Это был Филипп. В него попала единственная пуля из всей очереди, но попала она точно в висок. Он был уже мертв, и кровь, быстро пульсируя, вытекала на ковер темной струей.

Роман медленно выпрямился, оглядел коридор. С сопротивлением было покончено. Его бойцы связывали оставшихся в живых охранников и усаживали вдоль стены. На полу лежало несколько трупов. Четыре чужих. И один свой. Филиппа.

Роман вставил новую обойму в автомат, подбежал к двери в конце коридора, ударом ноги распахнул ее и влетел внутрь.

И остановился на пороге, потрясенный увиденным.

За длинными столами плечом к плечу сидели люди. Старые люди. Синеватый неоновый свет освещал их серые лица и костлявые руки. Они не двигались и не разговаривали, молча глядя на Романа.

Его охватил ужас. Казалось, что это мертвецы сидят и смотрят на него пустыми глазницами.

Вдруг какой-то человек бросился к нему, нарушив зловещую неподвижность фигур. Громко стукнул об пол опрокинутый стул.

– Я хочу сделать заявление! – закричал он, останавливаясь перед Романом.

Это был Маслов, будущий Председатель Президиума Верховного Совета.

– Я хочу сделать заявление! – кричал он, сверкая очками. – Я был против газа! Я не соглашался… Это все мой тесть… И Петр Петрович Воронин! Это они! Я вообще был против! Я готов сотрудничать со следствием!

– Гнида! – прорычал один из мертвецов, занимавших место во главе совещательного стола.

– Защитите меня от них! – взвизгнул Маслов. – Это страшные люди! Я все расскажу! Уведите меня отсюда! Я не могу здесь находиться! У меня клаустрофобия. Я дам письменные показания. Обо всём. Обо всех…

Позади него зашевелились с нарастающим гулом сидящие старцы. Как будто мертвецы вдруг начали оживать и подниматься из своих могил.

– Молчать! – рявкнул Роман, чувствуя, что ему становится не по себе.

Он поднял автомат и дал длинную очередь поверх голов собравшихся. Зазвенели стекла, посыпалась штукатурка. Маслов ахнул и присел на пол, закрывая голову руками.

– Сволочи! Мало вам крови было?! – закричал Роман, обводя притихших заговорщиков. – Еще захотели? Когда вы ею напьетесь, упыри поганые!

– Прекратить, капитан! – послышался резкий окрик подоспевшего Слепцова. – Это не входит в ваши полномочия.

Роман обернул к нему искаженное лицо, закричал, тыча рукой в зал:

– Да какие полномочия? Филипп, мальчишка совсем, погиб по их вине. Они же нас за людей не считают. И вас, и меня – всех. Их надо прямо здесь…

– Немедленно покиньте помещение! – отчеканил Слепцов.

Капитан Климов стоял за его спиной, сочувственно смотрел на Романа.

Роман замолчал, глядя в требовательные, ждущие глаза генерала. Затем махнул рукой и вышел в коридор.

– Делайте что хотите…

– Я готов сделать заявление! – бросился к Слепцову Маслов. – Я изначально был против…

– Разберемся! – оборвал его Слепцов. – Прошу всех оставаться на своих местах!

Роман присел возле лежащего навзничь Филиппа, закрыл ему широко распахнутые глаза. Вспомнил, как эти глаза смеялись, глядя на него в зеркало заднего вида. А как обрадовался Филипп, услышав в трубке его голос!

Никогда теперь не стать тебе президентом.

А мне – Героем России.

Роман, недавно проснувшись, лежал на диване, смотрел по телевизору дневные новости. Показывали в записи утренний парад на Красной площади.

Умилительны были лица ветеранов. Четко отбивали шаг рослые, мускулистые парни. Грозно шла боевая техника. Страна праздновала свой великий праздник. Страна радовалась. Страна жила.

Зазвонил домашний телефон. Роман поднял трубку.

– С праздником, капитан, – услышал он голос Дубинина.

– И тебя, майор.

– Считай, подполковник.

– Тогда тем более.

Дубинин помолчал.

– Послезавтра похороны. Придешь?

– Обязательно.

– Ладно тогда, увидимся. Отдыхай, – неловко попрощался Дубинин и положил трубку.

Роман, не опуская трубку на рычаг, набрал номер домашнего телефона Лени. Пора было возвращаться к своей обычной жизни.

– Ну что, мир спасен? – спросил Леня, явно пребывавший в прекрасном расположении духа.

Он по определителю номера узнал, что звонит Роман, и сам подошел к телефону.

– А то! – улыбнулся Роман. – С праздником тебя, Ленечка!

– И тебя, родной!

– Чем занимаешься?

– Да вот, только с парада вернулись.

– Ты на параде был?

– На самой Красной площади!

– Что это тебя туда занесло? Детство вспомнил?

– Да, дочки попросили, пришлось сводить… И, чтоб ты знал, мой дед всю войну прошел. В Москве начал, в Берлине закончил. И не каким-нибудь шлимазлом, а капитаном артбатальона. Так вот!

– То-то ты такой боевой. Весь в деда.

– Ладно, не подлизывайся. Слушай внимательно, дважды повторять не буду, – понизил голос Леня. – Все прошло отлично! Ты – просто умничка. Хвалю.

– Ну, и сколько? – поторопил его Роман.

– У тебя на счету ровно шестьдесят семь тысяч евро, – почти прошептал Леня.

– Ух ты! – обрадовался Роман. – Вот это – хорошая новость. Спасибо, дружище.

– Не за что. Заработал.

– А ты сколько поимел?

– Ну, этого даже моя жена не знает. Ладно, после праздников созвонимся. Не пропадай, разведка.

– После таких новостей – ни за что.

– Ну все, будь здоров.

– И тебе не хворать.

Роман походил по квартире, раздумывая, как бы с умом потратить заработанный Леней капитал. Надо бы, наверное, махнуть на месяцок куда-нибудь подальше, в Таиланд, например, или в Индонезию. А то вообще на Гавайи – давно хотел побывать. А сегодня вечерком закатиться в казино, отвести душу после всего, что было… На миг перед глазами встало мертвое лицо Филиппа, но Роман усилием воли заставил себя о нем не думать. Это потом, будет еще время и место. А сейчас надо думать о себе. И о тех, кто еще жив. Иначе жизнь превратится в сплошную скорбь – и какой тогда в ней смысл?

Ожил мобильный, подарок Вероники. Роман только недавно включил его – и вот поди ж ты… Он глянул на определитель, усмехнулся.

– Да?

– Негодяй! – сказала с придыханием Вероника. – Какой же ты негодяй!

– Здравствуй, солнышко. Рад тебя слышать.

– Прятался от меня, да, прятался?

– Что ты, милая, и не думал.