Александр Мазин - Чистильщик

– Понятно,– проворчал Харитонов.– Я согласен.

– Я тоже,– кивнул Николай Николаевич.

– Отлично. Сашок, развяжи их. А теперь мы удаляемся.

Они вышли из секции, задвинули снаружи засов, затем очень тихо поднялись наверх. Там они заранее набросали тряпок, чтобы железо не гремело от каждого шага, и просверлили два отверстия.

– Сашок,– прошептал Васильев.– На кого ставишь?

– На нашего,– тоже шепотом ответил Петренко.– Ментяра, конечно, в два раза больше, но он в начальничьих креслах жопу наел, а наш, он шустрый.

Петренко достал видеокамеру, настроил ее так, чтобы в объектив попадало все нижнее помещение, и зафиксировал штатив.

– А я тебя знаю,– сказал Харитонов, энергично растирая запястья.

– Я тебя тоже,– ответил Николай Николаевич.– Что будем делать?

– Насчет отравы он не брешет?

– Не думаю,– спокойно сказал Николай Николаевич.– Но есть старое солдатское средство: помочиться на тряпку и дышать. Противно, но эффективно. А тем временем…

– А если они нас просто пристрелят?

– А что мы теряем? – Николай Николаевич пожал плечами.– Знаешь, я уже не в том возрасте, чтобы устраивать гладиаторские бои. Да и ты тоже.

– Пожалуй,– Харитонов оценивающим взглядом окинул собеседника. Тот не выглядел Геркулесом: средний рост, вес, средняя комплекция. Харитонов на полголовы выше, а тяжелее килограммов на пятьдесят. Но собеседник явно поддерживает себя в форме, а Харитонова эта кабинетная работа совсем сквасила. Вот лет двадцать назад… Хотя… Вот он наклонился, выбирает тряпку. Если сейчас… Но где гарантия, что эти отморозки Харитонова отпустят?

Николай Николаевич сделал быстрое, почти незаметное движение, и обрезок трубы оказался у него в руке.

– Эй! Ты что делаешь? – заорал Харитонов и ринулся вперед.

Стремительный выпад – и стальная труба звонко треснула его по голени.

Наверху, над головами «гладиаторов» тихонько загудела камера, но они звука не услышали. Не до того.

Харитонов (тоже не лыком шит) подхватил с пола какую-то джинсовую тряпку, намотал на руку.

«Надо отобрать у подлеца железку,– думал он.– Или добраться до второй. Вот сука! Как подловил!»

Нога отчаянно ныла.

Николай Николаевич ловко перебрасывал трубу из руки в руку. Противника он не боялся, видел, что тот медлительней. Но, с другой стороны, Харитонов тоже кое-чему обучен и физически сильнее. Если схватит, еще неизвестно, как обернется. И все-таки справляться с такими, как подполковник Харитонов, на этом поле, когда все решают сила, ловкость и мужество, проще, чем в коридорах власти, где решает вовремя переложенная из кармана в карман пачка долларов, кокетливо предложенная попка или свидетельство о браке с внучатой племянницей министра.

Р-раз! – и стальная труба звонко ударила по недостаточно быстро отдернутой кисти. Два! – носок ботинка смачно врезал по щиколотке.

Харитонов терпел. Он вообще был терпелив.

И боль переносить умел еще с тех времен, когда занимался дзюдо. Главное – подловить, схватить, а там…

Николай Николаевич с легкостью просчитал тактику противника. В глубине души он был даже благодарен этому нахаленку Васильеву. Собственными руками прикончить того, кто не только разрушил прекрасно спланированную программу, но еще и вынудил пожертвовать старым другом… Редкое удовольствие, ничего не скажешь!

Он решительно шагнул вперед… и споткнулся.

Харитонов прыгнул вперед, красиво перехватил руку противника… Но уже без трубы! Труба оказалась в другой руке и конец ее снизу врезался Харитонову в пах. Михаил Геннадиевич взвыл от нестерпимой боли… И умолк. Навсегда.

Противник поймался на примитивную ловушку. Николай Николаевич трижды повторил один и тот же прием, на четвертый раз сымитировал потерю равновесия… Есть! Нахрапистый подполковник ринулся, как носорог, схватил подставленную руку, получил по яйцам, отпустил руку, открылся, и неровно откромсанный конец водопроводной трубы с хрустом проломил ему висок.

Николай Николаевич подобрал с пола желтую майку с надписью по-английски: «Самый лучший стиль», тщательно протер трубу (зачем оставлять на орудии убийства свои пальцы?), уселся на тряпки и приготовился ждать оставшиеся четверть часа… или меньше, если устроители этого соревнования одновременно являются и его зрителями.

– А мотив? – спросил старший лейтенант Хлопков, принимая видеокассету.

– Ну, брат!..– протянул Васильев в изумлении.– Мы тебе сдаем убитого, убийцу, видеозапись совершенного преступления, орудие убийства, более того, убитый – из вашего ведомства, а ты говоришь: мотив!

– Да… Но… Как-то это все… Сомнительно. Так, Веня? – Старший оперуполномоченный Хлопков повернулся к напарнику.

– Сомнительно,– согласился тот.– А скажи мне, Валера, убийца, часом, не из вашего ведомства?

– Увы! – Васильев развел руками.– Ты просто Шерлок Холмс, Вениамин!

– Тут и козе понятно, что вы его подставили,– проворчал опер.– С кассетой хоть все в порядке?

– Весь процесс: от и до! – заверил Васильев.

– Берем? – спросил Хлопков.

– Берем,– вздохнул напарник.– Убийство есть убийство.

– А как мы вот это объясним? – старший лейтенант помахал кассетой.

– Предусмотрительность подполковника Харитонова,– сказал Васильев, у которого все было продумано.– Камера закреплена наверху, и пальчики убитого на ней имеются.

– И как же он ее включил?

– А никак. Просто часть пленки оказалась некачественной. Но самое главное запечатлелось.

– Камеру не жалко?

– Жалко,– вздохнул Васильев.– А что делать?

– А откуда мы все это узнали? – не унимался Хлопков.

– Ладно, пошли,– сказал Веня.– Какая разница откуда? Оперативная разработка, сигнал информатора… Только жопой чую – все равно это дело у нас отберут.

– Может, и отберут, а может, и нет,– буркнул Хлопков.– Ладно, мужики, покедова. Мы вас не видели. Кстати, машину вашу уже ищут.

– В связи с чем, интересно? – спросил Васильев.

– Наезд.

– Так мы тихонько,– сказал Петренко.– Дворами-закоулками. Да и оставим в таком тихом месте.

– Заявление напишем: угнали, мол,– добавил Васильев.

– Пишите,– сказал Хлопков.– По месту жительства. И проваливайте. Глаза б мои вас не видели, конспираторы хреновы!

Лязгнул засов, и Николай Николаевич поднялся, доброжелательно улыбаясь. Но, увидев вошедших, улыбаться перестал.

Бойцы господина Горшкова в зале, конечно, набезобразничали, но не сотворили ничего такого, что нельзя исправить. И Егорыч с мальчишками за день навели порядок. Когда Васильев опять появился в зале, Кремень провел уже несколько тренировок.

Приехал Валерий пораньше, к четырем, рассчитывая пообщаться с Егорычем.

Переступив порог зала, Васильев вспомнил, как сделал это в первый раз. И года ведь не прошло, а кажется… Такое чувство бывает, когда взрослый приезжает в дом, где жил ребенком. Все словно становится меньше. И в тот, первый, раз в зале тоже не было никого, кроме сэнсэя. И на этот раз, как и тогда, Кремень не уделил Валерию особого внимания. Поздоровался – и все. Словно и не было последнего страшного месяца.

Васильев не обиделся. Он уже научился понимать своего сэнсэя.

Пара кружков по залу, разминка, работа со снарядами… Валерий чувствовал, как возвращается к нему почти забытое состояние тренировки. Чертовски приятно!

Около пяти начали появляться ученики. Малышня. Чуть попозже – Олежек с Гариком. Эти двое, увидев Васильева, обрадовались. Он, впрочем, тоже.

Затем, к удивлению Валерия, появился профессор-китаист, к которому его как-то водил сэнсэй. Нет, профессор не собирался тренироваться. Он привел племянника, тощего парня лет двадцати с рыжим «хвостом» на затылке. Привел попробоваться. Последним появился Петренко.

Сэнсэй хлопнул в ладоши. Построились.

И в этот миг Валерий с необычайной остротой почувствовал пустоту в зале. И в груди. Силыч, Юрка, Гоша, Монплезир… Все они… Их нет.

Построились. Поклонились. Побежали. Через двадцать минут Валерий констатировал, что потерял физическую форму. Ничего, наверстается.

Хлопок, команда разбиться на пары.

– Олег, встань с новичком! Петренко, Васильев! Работа с шестами!

Орудовать длинной палкой, гордо именуемой «шест», Петренко умел значительно лучше Валерия. И доказал это, первым же движением сбив Васильева с ног. Валерий сделал правильный вывод и стал осторожнее. Вообще, он как будто раздвоился. Одна его часть «работала», а вторая, главная, оставалась в неподвижности. Часть эта не оценивала, нет, даже не наблюдала. Она просто была.

В конце тренировки сэнсэй удостоил Васильева краткой похвалы:

– Хорошо работал.– И тут же переключился на другого: – Новичок, подойди сюда!

Спустя несколько минут новичок (губа расплющена, в ноздре запеклась кровь), прихрамывая, вошел в раздевалку. На физиономии – невероятная усталость и безразличие.