Фредерик Форсайт - Кобра

– Вы не могли бы… – любому другому подчиненному Джонатан Сильвер сказал бы «притащить свою задницу», но сейчас он сменил это на: – …Прибыть в Белый дом сегодня в шесть часов вечера? Вы понимаете, от чьего лица я говорю.

– С радостью, мистер Сильвер, – сказал Кобра и положил трубку.

Ничего радостного не предвидится. Деверо это прекрасно понимал. Но он также с самого начала сознавал, какой резонанс вызовет его деятельность.

Джонатан Сильвер имел репутацию человека самого крутого нрава в Западном крыле. Когда Поль Деверо вошел к нему в кабинет, он сразу же дал ему понять, что не собирается сдерживаться.

Схватив номер «Лос-Анджелес таймс», глава президентской администрации помахал им перед лицом своего пожилого посетителя.

– Это ваших рук дело?

Деверо взглянул на газету с отрешенностью энтомолога, смотрящего на личинку хорошо знакомого насекомого. Первую полосу занимали фотография и броский заголовок «Ад в ресторане». На фотографии был изображен зал ресторана, изрешеченный потоками пуль из двух пистолетов-пулеметов.

Из семи убитых, сообщалось в заметке, четверо к настоящему времени опознаны как ведущие фигуры преступного мира, один случайный посетитель, который столкнулся в дверях с входящими убийцами, и двое официантов.

– Лично я к этому непричастен, – сказал Деверо.

– Однако многие в Вашингтоне думают иначе.

– К чему вы клоните, мистер Сильвер?

– К тому, мистер Деверо, что ваш проклятый проект «Кобра», похоже, разжег междоусобную войну преступных группировок, превратившую нашу страну в место кровавого побоища, какое на протяжении последнего десятилетия мы наблюдали на севере Мексики. И этому необходимо положить конец.

– Вы позволите перейти прямо к делу?

– Будьте добры.

– Полтора года назад наш верховный главнокомандующий спросил у меня, возможно ли уничтожить кокаиновую индустрию, которая, выбившись из‑под контроля, превратилась в национальное бедствие. Тщательно изучив вопрос, я ответил, что такое возможно – при соблюдении определенных условий и за определенную цену.

– Но вы ни словом не обмолвились о том, что по улицам трехсот городов потекут реки крови. Вы попросили два миллиарда долларов, и вы их получили.

– Это была только финансовая сторона вопроса.

– Вы ничего не сказали про возмущение в обществе.

– Потому что вы об этом не спрашивали. Послушайте, наша страна тратит ежегодно четырнадцать миллиардов долларов на бюджеты десятка государственных ведомств, однако результат нулевой. Почему? Потому что в одних только Соединенных Штатах, не считая Европы, кокаиновая индустрия стóит вчетверо больше. Неужели вы действительно полагаете, что производители кокаина переключатся на производство конфет, если только мы их об этом попросим? Неужели вы действительно полагаете, что американские банды, одни из самых жестоких в мире, без борьбы займутся кафе-морожеными?

– И все же это не повод превращать нашу страну в зону кровавой войны.

– А вот тут вы не правы. Девяносто процентов убитых – это психопаты на грани клинического сумасшествия. А число тех немногих невинных жертв, случайно попавших под огонь, не превышает количество погибших в авариях в рождественские каникулы.

– Но посмотрите, какую преисподнюю вы устроили. Нам всегда удавалось держать наших психопатов и больных в сточных канавах, в помойных ямах. Вы же выпустили их на центральную улицу. Именно там живет законопослушный гражданин, который ходит на выборы. А как раз в этом году президентские выборы. Через восемь месяцев человек, чей кабинет находится в конце коридора, попросит избирателей доверить ему страну еще на четыре года. И я, мистер Деверо, не собираюсь допустить, черт побери, чтобы они отказали ему в этой просьбе, потому что им страшно выходить из дома.

Как обычно, глава президентской администрации перешел на крик. За закрытой дверью молодые помощники напрягали слух, стараясь разобрать слова.

– Можете этого не опасаться, – сказал Деверо, сохраняя ледяное презрительное спокойствие. – Всего через месяц мы станем свидетелями буквально полного самоуничтожения преступного мира Америки – по крайней мере, он рухнет так, что не сможет возродиться при жизни этого поколения. И когда это станет очевидно, я не сомневаюсь, что люди поймут, какая тяжесть была снята с их плеч.

Поль Деверо не был политиком. В отличие от Джонатана Сильвера. Глава президентской администрации прекрасно понимал, что в политике реальность никому не нужна. Главное то, что кажется реальностью доверчивым массам. А эту кажущуюся реальность творят средства массовой информации. Покачав головой, Сильвер ткнул пальцем в газетную передовицу.

– Это не может продолжаться. Какой бы ни была конечная выгода. Это необходимо остановить, любой ценой. – Схватив со стола лист бумаги, лежавший текстом вниз, он швырнул его бывшему шпиону. – Вы знаете, что это такое?

– Не сомневаюсь, вы с радостью меня просветите.

– Это исполнительный указ президента. Вы ему подчинитесь?

– В отличие от вас, мистер Сильвер, я служил многим верховным главнокомандующим и всегда выполнял их приказы.

Услышав это язвительное замечание, глава президентской администрации покрылся красными пятнами.

– Что ж, хорошо. Очень хорошо. Потому что своим указом президент предписывает вам остановиться. Проект «Кобра» закончен. Завершен. И продолжения не будет. Указ вступает в силу с этого же часа. Вы должны вернуться в свой штаб и довести его до своих людей. Это понятно?

– Абсолютно.

Поль Деверо, он же Кобра сложил страницу, сунул ее в карман пиджака, развернулся и вышел. Он приказал водителю отвезти его к складу в Анакостии, где, поднявшись на последний этаж, показал президентский указ ошеломленному Кэлу Декстеру.

– Но мы ведь так близки к цели…

– Недостаточно близки. И ты был прав. Наша великая страна не моргнув глазом убивает миллион человек за своими пределами, однако едва только речь заходит всего об одном проценте этого числа, но только своих собственных бандитов, как все уже падают в обморок.

Как обычно, все детали я предоставлю тебе. Свяжись с кораблями-ловушками. «Балморал» подари британскому ВМФ, а «Чесапик» передай нашим «морским котикам». Быть может, он им пригодится для учений. Оба «Глобальных ястреба» вернешь летчикам. С моей благодарностью. Не сомневаюсь, у этих поразительных технологий большое будущее. Но только нам в этом будущем места нет. С нами полностью рассчитались. Можно оставить все это тебе? Вплоть до дешевой одежды на нижних этажах, которую теперь можно будет раздать бездомным?

– Ну а ты сам? В случае чего я смогу найти тебя дома?

Кобра задумался.

– Где‑то еще неделю. После чего, возможно, мне придется немного попутешествовать. Уладить кое‑какие мелочи. Ничего серьезного.

Дон Диего Эстебан гордился тем, что, хотя у него в поместье у отрогов Кордильер имелась собственная часовня, он ходил причащаться в церковь в соседнем городке.

Это давало ему возможность с величественной любезностью отвечать на почтительные приветствия крестьян и их укутанных в шали жен. Это давало ему возможность одарять лучезарной улыбкой босоногих детей, застывших в благоговейном почтении. Это давало ему возможность бросать на блюдо пожертвование, на которое приходской священник мог жить несколько месяцев.

Согласившись встретиться с американцем, который пожелал с ним увидеться, дон Диего выбрал именно эту церковь, однако прибыл он туда под надежной защитой. Это американец предложил встретиться в доме бога, которому они оба поклонялись, во время католического обряда, который оба соблюдали. К дону Диего еще никогда не обращались с такой странной просьбой, однако сама ее искренняя простота его заинтриговала.

Колумбийский идальго пришел первым. Его охрана тщательно обыскала все здание и выпроводила всех посторонних, включая священника. Диего Эстебан окунул два пальца в купель, перекрестился и приблизился к алтарю. Выбрав первый ряд скамей, он опустился на колени, склонил голову и стал молиться.

Когда дон Диего поднялся на ноги, старая выгоревшая на солнце дверь у него за спиной скрипнула, снаружи ворвался поток горячего воздуха, после чего дверь с глухим стуком захлопнулась. Дон Диего знал, что в темноте затаились с оружием наготове его люди. Это было кощунство, но можно будет исповедаться и получить отпущение грехов. Мертвый же не может исповедаться.

Приблизившись сзади, гость также занял место в первом ряду, в шести шагах от дона Диего. И также перекрестился. Дон Диего искоса взглянул на него. Американец, худой, одних с ним лет, со спокойным аскетическим лицом, в безукоризненном кремовом костюме.

– Сеньор?

– Дон Диего Эстебан?

– Это я.

– Поль Деверо, из Вашингтона. Благодарю вас за то, что согласились меня принять.