Альберт Байкалов - Огневой контакт

«Не мог ничего поумнее придумать, – мелькнуло в голове. – В такое время больше подходит вариант с затоплением квартиры этажом ниже. Выглядело бы намного правдоподобнее. Не дай бог, догадаются».

Однако Колосков, войдя в комнату, лишь удрученно хмыкнул:

– У вас все здесь соседи такие долбанутые? В такую рань за солью приходить…

– А может, это ментовская заморочка? – осторожно заметил Сметанин.

– Вряд ли. – Колосков посмотрел на часы. – На всякий случай немного подождем, – и, переведя взгляд на Филиппова, медленно повторил свое условие: – Бабу твою и мента мы отпустим только после того, как увидим сигнал нашего человека, что ты выполнил все требования без глупостей.

– И как младенец спишь на заднем сиденье машины, – хохотнул Сметанин.

Поднявшись этажом выше, Золотов позвонил в двери. Особого труда не стоило убедить жившую там чету престарелых пенсионеров в том, что он из милиции, а все, что от них требуется, это разрешить ему пройти на балкон.

– А что случилось? – испуганно спросила невысокая бабулька, в наспех накинутом поверх ночной рубашки халате.

– Смотрите сегодня по телевизору «Криминальную хронику», – отшутился Олег.

– Может, вам чем помочь? – поинтересовался сухощавый ухоженный старик, с абсолютно белой шевелюрой, отодвигая занавеску. – Я всю войну прошел…

– Спасибо, отец, ты свое дело сделал. Теперь просто сиди тихо.

Однако энтузиазм и азарт улетучились, когда, перегнувшись через перила, Олег посмотрел вниз. Он даже пожалел, что вызвался на такой рисковый трюк. Сорвавшись с высоты восьмого этажа, он однозначно не выживет.

– Отец, веревка есть? – вернувшись обратно в комнату, спросил он.

Через несколько минут хозяин квартиры принес капроновый шнур. Обернув его несколько раз вокруг пояса и для надежности привязав к брючному ремню, Олег начал осторожно спускаться.

Несмотря на то, что другой конец веревки был привязан к перилам, хозяин квартиры страховал Олега, держа ее внатяг. Ухватившись за металлические прутья, он медленно полез вдоль стены, в надежде, что так будет труднее его увидеть из окна злосчастной квартиры.

Наконец ноги коснулись ограждения нижнего балкона. В то же мгновение раздался страшный звон бьющегося стекла и в окно вылетел стул. В образовавшемся проеме появилась рука с зажатым в ней пистолетом. Почти одновременно раздалось несколько сухих хлопков. Ногу ниже колена словно облили кипятком. Вскрикнув, Олег, извернувшись, спрыгнул на пол, одновременно увидев, что рука исчезла, а из-под подоконника выглядывает затылок человека. То, что происходит в глубине комнаты, видно не было. Подумав, что стрелявший таким образом укрылся, он, выхватив пистолет, принялся его разряжать в него. Казалось, что с каждой пулей вылетает боль, ставшая нестерпимой, пережитый страх спуска и накопившееся за ночь напряжение.

Словно во сне услышав сухие щелчки ударно-спускового механизма и перестав чувствовать отдачу, он понял, что патроны закончились. Это наконец заставило его прийти в себя. Осев на пол, он извлек из «оперативки» запасную обойму, но перезарядить пистолет не успел. Последнее, что он почувствовал, это молниеносный укол гигантской иглой в грудь, после чего ему показалось, будто он быстро растворяется, становясь невесомым в собственной боли, которая почему-то стала приятной.

Услышав донесшийся из квартиры звон бьющегося стекла, крики и беспорядочную стрельбу, Навродский, с силой загнав острие пешни между косяком и дверями, всем весом налег на нее. Раздался страшный треск. Несмотря на их видимую неприступность, ему легко удалось оторвать от них довольно внушительный кусок, чуть выше того места, где располагался замок.

Глянув в образовавшуюся дыру и никого не увидев в прихожей, он просунул в нее руку, но, едва успев открыть замок, почувствовал вдруг, что кто-то, схватив за запястье, выкручивает сустав.

Охнув от боли, он присел, однако успел несколько раз выстрелить через дверь. Раздался крик, и хватка ослабла. Последовавшие за этим грохот и сдавленный стон подтвердили, что если он кого-то не убил, то наверняка ранил.

Ворвавшись внутрь, Геннадий увидел скорчившегося на полу мужчину, судорожно хватающего ртом воздух. Между пальцами рук, которыми бедняга зажимал живот, струилась кровь. Подняв лежащий рядом с ним пистолет и сунув его себе за пояс, метнулся к стене, рядом с входом в зал.

– Дом окружен! – прижавшись к ней спиной и с трудом переведя дыхание, закричал он охрипшим от волнения голосом так, чтобы его было слышно во всей квартире: – Сопротивление бесполезно. Предлагаю всем сдаться!

– Слышь, ментяра, – донеслось из комнаты, – загляни сюда. Не бойся.

Присев, Геннадий выглянул в зал.

Взору предстала довольно неприятная картина. У окна, обхватив Регину рукой за шею, сидел крепкого телосложения мужчина, приставив к ее виску ствол пистолета. Оба были сильно забрызганы кровью. По бледному лицу девушки было видно, что если она еще и не на грани сумасшествия, то наверняка в полуобморочном состоянии.

Светового он узнал не сразу. Его лицо было до неузнаваемости обезображено пулями. По его виду Геннадий догадался, что все ранения были в затылок. Окно было выбито, и весь пол был засыпан осколками стекла.

– Ты вот что, мент, – вновь заговорил мужчина, дождавшись, когда Геннадий «насладится» увиденным, – скажи своим, пусть выпустят меня с этой бабой, а не то…

Он с силой вдавил глушитель в голову Регины, от чего она вскрикнула. – Я одним выстрелом убью сразу двоих, – взглядом он указал на ее живот. – И брось мне свою волыну.

«Значит, он поверил в то, что я не один, а дом обложен, – мелькнула у Геннадия мысль. – Нужно вызывать ОМОН, но как?» – Неожиданно у него появилась идея.

Он переложил подобранный «ТТ» за спину, прямо в район поясницы.

Медленно поднявшись, вышел из укрытия и отбросил свой пистолет к окну, краем глаза заметив, с каким сожалением Филиппов, стоящий чуть в стороне, смотрел на это. Затем, достав сотовый, набрал номер телефона Линёва.

– Товарищ полковник, – заговорил Геннадий, как только на том конце взяли трубку, не давая возможности начальнику дать волю чувствам по поводу его отсутствия. Уже прошло десять минут с начала рабочего дня. – Это Навродский. Жена Филиппова захвачена в заложники. Световой убит. Меня вынудили прекратить штурм и разоружили.

Прошу, в целях сохранения жизни заложников, позволить людям, находящимся в семьдесят четвертой квартире, беспрепятственно покинуть дом двадцать шесть, расположенный на улице Лесная.

Теперь оставалось только уповать на то, чтобы Линёв догадался, в чем дело, и принял меры.

– Так-то, хорошо, – мужчина, не поняв подвоха, самодовольно усмехнулся. – Ты, – он обратился к Филиппову, – вяжи мента, а потом отправляйся к машине.

– Зачем вязать? – усмехнулся Геннадий. – У меня браслеты есть. Позвольте достать?

– Только без фокусов и медленно, – предупредил Сметанин.

Навродский вынул из кармана куртки наручники, достал ключ и протянул их Антону:

– Делай, что он говорит.

При виде этого незнакомец расплылся в улыбке:

– Люблю понимающих мужиков, – и, успокоенный тем, что милиционер не только разоружился, но и безоговорочно выполняет все требования, допустил самую роковую ошибку в своей жизни – убрал пистолет от виска Регины.

Делая вид, что дает Филиппову надеть наручники, Навродский завел руки за спину и, в одно мгновение вытащив подобранный в коридоре «ТТ», несколько раз выстрелил в ничего не успевшего понять Сметанина.

Открыв от неожиданности рот, с застрявшем в горле криком, тот сначала опустил голову, ничего не понимающим взглядом посмотрел себе на грудь, где на рубашке появилось три красных пятнышка, быстро увеличивающихся в размерах, затем вновь перевел взгляд на Геннадия:

– Сука, – со свистом вырвалось у него, а по нижней губе потекла тягучая кровавая слюна. Не теряя времени и не сговариваясь, вместе с Антоном они бросились на еще не до конца пришедшего в себя мучителя.

– Ну, вот и все, – облегченно вздохнул Навродский, когда Антон, освободив Регину от веревок, помог ей подняться.

– Там, на улице, какая-то машина. Я в нее должен был сесть…

– Пусть с ней ОМОН разбирается, – устало махнув рукой, вздохнул Навродский, направляясь на балкон.

Опустившись на корточки перед остывающим телом Золотова, он обхватил голову руками.

Антон и Геннадий молча сидели на скамейке у скромного обелиска, прислушиваясь к тому, как от легкого ветерка стучат друг о друга обледеневшие ветки берез. По аллее, ведущей к въездным воротам кладбища, не спеша, прогуливалась, толкая перед собой коляску с малышом, Регина. Наступил сороковой день после гибели Золотова.

– Ну что, – тяжело вздохнув, Геннадий разлил из стоящей между ними бутылки по стаканам водку. – Давай помянем Олежку.