Андрей Дышев - Моя любимая дура

Я замахнулся лопатой, чтобы в очередной раз вонзить штык в желтый податливый лед, похожий на старое сало, как вдруг услышал металлический скрежет. Замер, перестал дышать. И опять удар металла о металл! Мураш что-то нашел! Я с трудом развернулся в узком тоннеле, снял фонарик и, низко согнувшись, пошел к шурфу. Воды уже было прилично, в некоторых местах она доходила мне до колен. Луч фонаря отражался и дробился на множество желтых огоньков, которые плавали на ее черной поверхности.

– Мураш! – донесся до меня голос Дацыка. – Что там у тебя?

Мураш не отвечал, продолжая скрежетать лопатой. Представляю, как любопытство и нетерпение пожирали нервы Дацыка! Я дошел до шурфа и свернул в тоннель Мураша. Здесь воды было еще больше, и ледяной свод с каждым шагом опускался все ниже, заставляя сгибаться в три погибели. Наверное, Мураш экономил силы на потолке… Я посветил фонариком на его мокрую черную спину. В этой жуткой норе Мураш был похож на огромную крысу-мутанта, которая забралась в канализацию, чтобы полакомиться там гнилостными отходами. Услышав всплеск воды, он на мгновение обернулся. Его лицо, освещенное пламенем свечи, испугало бы самого храброго человека. На меня уставился алчный, широко раскрытый глаз. Хищное животное с таким взглядом непременно кинулось бы на меня и вцепилось мне в горло. Я был готов поклясться, что Мураш тоже неосознанно дернулся в мою сторону, но сдержался и быстро отвернулся, словно хотел скрыть от меня нечто страшное и постыдное.

– Нашел что-нибудь? – спросил я.

– Ага, – изо всех сил стараясь скрыть волнение, ответил Мураш. – Кажется, это капот машины…

Неужели пришел конец моим мучениям? Неужели сейчас мы достанем чемодан, из-за которого окружающие меня люди оставили на земле столько грязи? Сатана, приняв жертву, сытно рыгнул и, подобрев, подкинул Мурашу ящик Пандоры…

Дацык так торопился спуститься к нам, что не смог удержаться за веревку и упал с трехметровой высоты на дно шурфа. К его счастью, там была горка рыхлого фирна.

– Ну-ка, шахтеры! – с волнением произнес он, приближаясь к нам. – Расступитесь! Дайте посмотреть!

– Это машина, – стал торопливо объяснять Мураш. Мне показалось, он был обеспокоен тем, чтобы я не присвоил себе лавры первооткрывателя.

Дацык даже в эту минуту не расстался с пистолетом. Впрочем, правильно сделал. Спустись он к нам без оружия, я бы немедленно использовал Дацыка в качестве настила для пола, и пил бы он талую воду до прибытия милиции. Мы с Мурашом посторонились. Дацык выхватил у меня из рук фонарик и посветил на торец тоннеля.

– Ну вот, – пробормотал он, часто дыша. – Нет ничего невозможного. Если очень захотеть, то всего можно добиться… Да, парни?

– Я как услышал металлический звук, так сразу понял, что это машина, – комментировал Мураш. – Я чувствовал, что копать надо именно в этом направлении. Чутье подсказало…

Луч света скользил по пластиковому бамперу машины. Мураш снова взялся за лопату и расчистил передок. Теперь можно было не сомневаться, что это десятая модель «ВАЗа» серебристого цвета. Из-под снега обнажились помятый капот и часть сплющенной крыши. Ветровое стекло, разумеется, отсутствовало, внутренность салона была плотно набита снегом. Машина крепко сидела в ледяных тисках, причем задняя ее часть находилась глубже, чем передняя. Казалось, что несчастный седан за мгновение до своей гибели приподнял нос, пытаясь взлететь подобно самолету.

– Я всегда говорил, что ты хороший парень, Мураш, – не скрывая радости, произнес Дацык. – Вот только… Да ладно, не будем о грустном. Ты помоги до чемодана добраться, а потом можешь папу откапывать, сколько твоей душе угодно. Надо к багажнику пробиться. Придется углубляться…

Ну уж нет! Сначала надо разобраться с совестью. Чем черт не шутит? А вдруг Мураш говорил правду? Если удастся откопать тело водителя, то совсем нетрудно будет проверить его водительские права. Я оттолкнул Дацыка и протиснулся к капоту. Встал на него одним коленом и стал выковыривать снег из салона через окно.

– Не надо этого делать! – вдруг истерично воскликнул Мураш.

Дацык неожиданно стал моим союзником.

– Спокойно, сын романтика и поэта! Он ради тебя старается!

– Это должен сделать я, а не он! – крикнул Мураш.

Я не оборачивался, но хорошо слышал звуки борьбы за спиной. Собственно, борьба исчерпалась после того, как Дацык двинул Мураша в челюсть. Мураш сразу притих. Работа продвигалась тяжело. В салоне снег был крепко спрессован, и мне стоило больших усилий пробиваться вглубь на каждый сантиметр. К тому же я не мог наносить слишком сильные удары, опасаясь повредить штыком лицо покойника… Вот я освободил рулевое колесо, помятое, как крендель из теста. Вот проступили детали покореженной панели. Я чувствовал, как с каждым мгновением растет напряжение за моей спиной. Зрелище, которое нам предстоит увидеть, будет не из приятных… Я уже не бил лопатой, а аккуратно скреб ею, снимая слой за слоем. Дацык помогал мне, сгребая снег с капота под ноги. Осталось немного. Черенок лопаты уходил в нутро мертвой машины уже почти наполовину… Штык коснулся чего-то мягкого, пружинистого…

– Он? – негромко спросил Дацык.

Я положил лопату на капот и просунул внутрь руки.

– Дайте света! – крикнул я.

Что-то темное, мягкое… Я стал крошить снег пальцами. Нет, это не тело. Это заледеневшая ткань чехла для сиденья… Я снова взялся за лопату. Через несколько минут я просунул голову и плечи в середину салона. В луче фонарика клубился пар от моего дыхания.

– Ты не молчи! Ты говори что-нибудь! – забеспокоился Дацык.

Я выбрался обратно.

– В салоне никого, – сказал я. – Видимо, водитель при ударе вылетел через ветровое стекло.

Мураш с облегчением вздохнул. Кусок тяжелого льда сорвался со свода и ударил Дацыка по плечу. Дацык чертыхнулся и недоверчиво посмотрел на холодные тонны, нависающие над нашими головами.

– Нас тут слишком много, – пояснил я. – От нашего дыхания становится тепло, и лед начинает усиленно таять. И вода прибывает. В любую минуту все может обрушиться.

– Не пугай, – проворчал Дацык, но все же заметно заволновался.

– Надо вычерпать воду, чтобы она не подмывала стены, – предложил Мураш. – И немного углубить дно шурфа, чтобы оно находилось ниже уровня машины.

Вычерпать, углубить… Я со злостью вогнал лопату в стену тоннеля. Мне это все надоело. Моя функция закончилась. Пусть в этом дерьме копаются те, кому это нужно. Дацык почувствовал, что назревает бунт, и попытался старыми приемами нагнать на меня нового страху.

– Ты что, скотина? – взвизгнул он, размахивая перед моим лицом пистолетом. – Наглеть начинаешь?

– Я свое отработал, – сказал я. – А твоя пукалка меня уже не пугает.

Тут на капот с грохотом упал увесистый, размером с подушку, кусок льда. Дацык спиной попятился к шурфу.

– Имейте в виду! – орал он. – Вы выйдете наверх только с чемоданом! Или эта нора станет вашей могилой!

Вот же подонок! Злость вспенилась во мне, подобно взрыву. Я понял, что если сейчас не придушу Дацыка, то умру от осознания бессмысленности своей жизни. Я двинулся на него, приподняв руки как клешни. Брызги веером хлестнули по тающим стенам.

– Стоять! – пронзительно закричал Дацык. – Я буду стрелять! Я буду стрелять, скотина!

Мне было наплевать на то, что он собирается сделать. Для меня куда важнее было осознавать то, что обязан был сделать я. Я шел по колени в воде, отталкиваясь локтями о стены. Я наезжал на Дацыка, как поезд метро, как поршень внутри шприца, как снаряд внутри ствола.

– Стоять! Стоять!

Он выстрелил. Яркая вспышка ослепила меня. Грохот ударил по ушам. Я почувствовал, как где-то сзади снова обрушился свод, и ледяная глыба заставила содрогнуться тоннель. Громко застонал Мураш. Я остановился и обернулся. Мураш полулежал у капота и выбирался из кучи битого льда.

– Мне отдавило руку! – со слезами воскликнул он. – Пожалуйста, не надо стрелять! Сейчас все обрушится на нас!

Злость медленно отпускала. Я вдруг необычайно остро почувствовал близость смерти, и она охладила меня своим дыханием. Нелепо быть заживо погребенным. Вообще нелепо умирать по прихоти негодяя. Конечно, приговоренным не дают права выбирать себе палача, но мне по-человечески стыдно было отдавать жизнь Дацыку и быть похороненным в одной могиле с таким слизняком, как Мураш… Я вернулся к машине, присел на капот. С потолка лилась вода, как из испорченного душа. Тусклый свет фонарика, за которым темнел силуэт Дацыка, напоминал фару мотоцикла, который медленно ехал сквозь дождь мне навстречу. Брызгаясь, с рыхлого свода в воду падали кусочки льда. Было похоже, что у нас под ногами веселятся лягушки.

– Что у вас там случилось? – донесся до нас из другого мира голос Альбиноса.

– Ничего, Альбино, ничего! – крикнул Дацык, отступая к шурфу. – Все в порядке. Здесь у нас царят мир и согласие…