Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак

Когда ему вдруг позвонил некий Чижевский, назвался доверенным лицом Владислава Геннадьевича Игнатова и прямым текстом сообщил, что его шеф попал в крайне неприятную ситуацию и ему требуется срочное содействие, Герасим Герасимович снова поймал себя на мысли, что не зря полвека тянул нелегкую лямку в кремлевских и околокремлевских ведомствах. Груз опыта, связей и влияния, накопленный за все эти годы, обеспечил ему возможность считаться ценным консультантом в самых разных общественных кругах, в том числе и криминальных. Последнее обстоятельство его не только не коробило, но и даже переполняло тайной гордостью. Знаться с крупнейшими теневыми вершителями политической и экономической истории современной России — мало кто из знакомых ему людей мог бы похвастаться этим…

Львов встретился с Чижевским на своем излюбленном месте — на скамейке Тверского бульвара. Они проговорили всего минут пятнадцать и расстались вполне довольные друг другом. Чижевский был удовлетворен, ЧТО Герасим Герасимович оказался именно тем самым старым волком, который и впрямь был способен оказать решающее влияние на принятие многих важных решений, в том числе и щекотливого решения, касавшегося судьбы смотрящего России. А Львову понравилось то, с каким неподдельным пиететом отзывался о нем, со слов Игнатова, этот бывший полковник ГРУ. Ну и разумеется, понравилась Герасиму Герасимовичу семизначная цифра, которую упомянул на прощание Чижевский, обмолвившись о вознаграждении лично Львову в случае благоприятного для Игнатова исхода этого дела.

Герасим Герасимович раскрыл толстенную и невероятно потрепанную записную книжку, пролистал ее, открыл на букве М и быстро нашел нужный телефон.

— Николай Николаевич? Львов Герасим Герасимович…

Они встретились в бильярдном клубе, в котором несколько месяцев назад Львов предпринял осторожную, но не удавшуюся попытку поговорить с Игнатовым о перспективах его делового сотрудничества с новыми влиятельными людьми. Тот давний разговор состоялся по прямой просьбе Меркуленко, о чем Герасим Герасимович, разумеется, ни словом тогда не обмолвился Игнатову.

— Значит, теперь он сам к нам пришел? — не в силах скрыть торжествующей улыбки, произнес Николай Николаевич.

— Ну я бы так не сказал, — поднял седые брови Львов. — Он же не в курсе того, с кем я буду о нем говорить в Москве. Он знает только то, что я имею возможность оказывать влияние на очень влиятельных людей! — Он усмехнулся своему удачному каламбуру. — На вас, Николай Николаевич.

Меркуленко добродушно рассмеялся:

— Ну уж, скажете тоже! Мы люди маленькие!

— В России большие дела всегда вершат маленькие люди, — без тени иронии заметил Герасим Герасимович, доставая из старинного серебряного портсигара тонкую сигарку. Он раскурил ее, выпустил струйку ароматного сизого дыма и продолжал: — Так вот, Игнатов оказался, мягко говоря, в глупом положении. Уж не знаю, как так получилось, но, с одной стороны, он одержал очень важную для себя победу — нашел украденный общак.

— Он успел перевести деньги из Нассау? — быстро спросил Меркуленко.

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Мне это не известно. Но во всяком случае, я уверен, что коли Игнатов настиг вора, то без добычи он от него не ушел.

— А что вор?

— Алик Сапрыкин утонул, — просто сказал Львов, скроив скорбную гримасу. — Но продолжу про Игнатова. Итак, он сумел так или иначе вернуть воровскую казну, которую сам в свое время увел на офшорные счета, в том числе и через концерн «Госснабвооружение». Но тут официальная машина вдруг сработала как никогда эффективно, и его арестовали в Америке по ордеру Интерпола, не сегодня-завтра Игнатова депортируют в Лихтенштейн, а в тамошнем суде уже пару недель пылится запрос нашей Генеральной прокуратуры, и эти самые многострадальные и с таким трудом добытые Игнатовым средства проходят в этом запросе как «грязные деньги», заработанные на нелегальной торговле оружием, причем «грязные деньги», отмытые через банки Андорры, Нассау и Лихтенштейна. Учитывая разгоревшуюся в Западной Европе оголтелую кампанию борьбы с отмыванием денег и принимая во внимание очень детальный запрос нашей прокуратуры, можно предположить, что господину Игнатову грозит минимум двадцать лет в лихтенштейнской тюрьме. Даже если допустить, что он сможет нанять лучших в мире адвокатов и они скостят ему срок вдвое, — это все равно получается десять лет.

— Ну а нам-то что? — вяло отреагировал Меркуленко.

— Как что? — вскричал искренне изумленный Львов так, что сигарка выпала у него изо рта. — Как что? Игнатов будет десять лет торчать в лихтенштейнской одиночке — и все эти десять лет пять миллиардов долларов будут болтаться неизвестно где, перетекая с одного счета на другой по всему миру, будут работать на кого угодно, будут приносить прибыль предприятиям Игнатова, разбросанным на трех континентах, в то время как эти миллиарды могли бы работать в России!!!

Меркуленко погрузился в долгое молчание.

— Мысль интересная, — наконец выдавил он. — Мысль и в самом деле очень интересная. Над этим стоит подумать. — Он опять надолго замолчал. — А он-то согласится… поделиться?

Герасим Герасимович чуть не подпрыгнул на стуле.

— Так, милый вы мой, я-то зачем вас позвал сюда? Это же его инициатива! Он в безвыходном положении!

— В безвыходном положении? — переспросил Меркуленко и широко улыбнулся. По всему было видно, что он уже принял окончательное решение. Единственно правильное решение.

Владислав лежал на койке в одиночной камере и смотрел в потолок. Он снова, как и несколько лет назад, находился в американской тюрьме. Но на этот раз с ним обращались подчеркнуто вежливо. Накануне с ним встретился какой-то чиновник по фамилии Колдуэлл — то ли из ведомства генерального прокурора, то ли из суда штата Нью-Йорк — и очень доходчиво объяснил, что у американского правосудия к нему никаких претензий нет. Однако претензии, и довольно серьезные, есть у небольшого европейского государства Лихтенштейн, которое две недели назад направило в Вашингтон официальный запрос с просьбой о задержании и принудительной экстрадиции господина Игнатова Владислава Геннадьевича. Варяг тотчас предъявил паспорт на имя Сучкова Сергея Петровича, но чиновник был непреклонен: он в свою очередь достал ксерокопию документа с грифом российской Генеральной прокуратуры и продемонстрировал ее Владиславу. Бумага, подписанная генерал-майором юстиции С А. Сергеевой, уведомляла все заинтересованные органы, что находящийся в настоящий момент за пределами России и объявленный в федеральный розыск Игнатов Владислав Геннадьевич пользуется украденными документами на имя Сучкова Сергея Петровича…

«Против лома нет приема», — невесело подумал Варяг. Такую бумагу могли сварганить скорее всего с подачи Урусова. Он обратил внимание на дату: 23 сентября. Совсем недавно. Странно, почему же все-таки генерал Урусов после таких долгих проволочек решил объявить в розыск и Сучкова? Значит, что-то у него лопнуло, значит, что-то не сработало… И он решил идти ва-банк. А может быть, генерал сам погорел — после того, как они с Сержантом разметали в клочья спецбригаду, посланную им в Нью-Йорк…

Перспектива оказаться депортированным в Лихтенштейн была малоприятной, мягко говоря. С Лихтенштейном и впрямь были связаны многие финансовые операции, проводившиеся Варягом не только по линии «Госснабвооружения», но и по другим каналам. В частности, через офшорные банки Лихтенштейна он проводил деньги для своих европейских компаний. Там наверняка накопилось немало «улик» об Игнатове. И теперь его влиятельные враги в Москве решили нанести ему самый чувствительный удар… После предварительной беседы с вежливым мистером Колдуэллом Варяг уяснил, что власти Лихтенштейна действовали в полном соответствии с международными правовыми нормами и уставом Интерпола и что суд над господином Игнатовым — Сучковым состоится, скорее всего, именно в Лихтенштейне и там ему светит от пятнадцати до двадцати лет.

Положение было крайне серьезным. Серьезнее некуда… Поэтому, воспользовавшись священным в США правом одного телефонного звонка после ареста, Варяг позвонил не своему нью-йоркскому адвокату Джерому Вайлю, а Николаю Валерьяновичу Чижевскому, потому что понял: если кто-то и сможет вырвать его из объятий американского… вернее, лихтенштейнского правосудия, так это люди в Москве — и далеко не адвокаты…

Международный разговор длился положенные две минуты, и за эти короткие минуты Варяг успел сказать главное — Чижевскому надо связаться с Герасимом Герасимовичем Львовым и в беседе с глазу на глаз сказать ему, что он, Владислав Игнатов, согласен сделать то, что Герасим Герасимович как-то весной за бильярдом уже предлагал ему сделать…