Михаил Март - Двуликое зеркало

– Сколько у нас есть времени?

– У нас?

– Я говорю с союзе. Он же не вечный. Операция должна иметь свое завершение.

– С учетом сложности не более двух-трех месяцев. Далее поползут метастазы, и я уже не смогу вам помочь.

– Хорошо. Найдите меня дней через десять. Я должен проверить надежность замков и собственных позиций.

Они расстались, пожав друг другу руки.

Теперь Сарафанов не сомневался, что чутье не подводило его. Досье взяты из компьютера Докучаева. Он первый пойдет с повинной, в этом майор не ошибался.

Тем же вечером он зашел на почту за газетами и бросил письмо в абонентский ящик. На почту он заходил ежедневно и знал, что здесь за ним наблюдать не станут. Почта не вокзал.

Поначалу план действий показался ему полной чепухой. Но чем больше Мочкин над ним думал, тем оригинальней и необычней он ему представлялся. Согласно инструкции, Мочкин получил небольшой чемоданчик в автоматической камере хранения и принес его домой. Разглядывая содержимое, он улыбался. Кому нужно так изгаляться, если существуют простые и проверенные способы убийства? Но спорить ему не с кем, деньги уплачены, и работу придется выполнить.

На кровати лежал сборный металлический арбалет с мощной пружиной и стальной стрелой. Современная игрушка с оптическим прицелом выглядела элегантно, компактно, и от нее веяло робингудовской романтикой. Рядом лежали два мотка гибкой стальной проволоки, похожей на тонкие струны. На одном мотке висел ярлык «20 метров», на втором – «36 метров». Концы струн крепились на миниатюрные карабинчики и выглядели изящно и надежно. Но главным атрибутом была бомба.

Мочкин повидал немало мин, снарядов и гранат, но такая ему попалась впервые. Размером с небольшую дыню, разделенная на сотню граней, как пихтовая шишка, она была выкрашена бронзовой краской и сверкала золотом. Кольцо вкручивалось в детонатор, как болт, и выглядело слишком большим, похожим на браслет. На смертоносном шаре висел другой ярлык: «Прикасаться только в перчатках».

Мочкин изучил схему, еще раз перечитал инструкцию и сжег все бумажки. Он не жаловался на свою память. Идея понятна, и Мочкин уже проигрывал весь спектакль в своем воображении.

Вечером он пошел в церковь и отстоял службу. Не забывая креститься, он осматривался по сторонам. Отремонтированный храм выглядел богато и помпезно, все сверкало позолотой в тусклых лучах тысячи свечей. Прямо над аналоем на высоте десяти метров висела громадная люстра с тремя десятками рожков для электрических свечей. Тяжелая бронзовая цепь, державшая гигантский канделябр, уходила под своды купола. На уровне третьего этажа находился кольцевой бельэтаж с мраморной балюстрадой. Наверняка с высоты балконов храм выглядел еще величавее и роскошнее, а прихожане казались ничтожными муравьями перед оком Божьим, с высоты взирающим на своих послушных рабов.

Мочкин вернулся домой, завел будильник на три часа ночи и лег спать. Спал он тихо, без тени беспокойства и проснулся за пять минут до звонка.

Чашка черного кофе, десять минут на гимнастику, пять на сборы – и он вышел на пустынную темную улицу. Небольшой рюкзачок с необходимыми атрибутами он положил на переднее сиденье старенькой «копейки» и завел двигатель. Мочкин давно уже перестал мечтать о новой машине и ухаживал за своей старушкой, как за иномаркой. «Жигуленок» отплачивал заботу о себе бесперебойной работой.

Через двадцать минут он заехал в один из московских двориков и, оставив машину возле подъезда, прошел проходными дворами к задней части церкви. Закинув рюкзак на плечо, он поднялся по пожарной лестнице к куполу небольшой часовни, которая соединялась с храмом покатой крышей. Действовал Мочкин не спеша, методично и четко, будто проделывал этот маршрут ежедневно.

Перебравшись по коньку крыши к главному зданию церкви, он спустился на три метра по покатому склону скользкой жести и оказался возле продольного узкого окна. Поддев штакетник ножом, он снял рейки и вынул стекло, после чего просунул в окно руку и отдернул шпингалет вверх. Забравшись вовнутрь, ночной визитер поставил стекло на место и прикрыл окно.

Узкая каменная лестница короткими маршами поднималась вверх, описывая четырехгранный свод, ведущий к куполу. Поднявшись на три марша, Мочкин нырнул в полукруглую нишу и уперся в деревянную дверь с коваными петлями. Амбарный навесной замок не представлял собой сложного препятствия, и незваный гость быстро с ним справился. Дверь открылась тихо, без скрипа, и он проник внутрь.

Это был тот самый бельэтаж, которым он любовался во время вечерней службы. В церкви стояла тишина. Три свечи на люстре, пара канделябров и слабый, тлеющий свет лампад не могли справиться с темнотой огромного зала.

Мочкин присел на корточки и принялся разбирать рюкзак. Детали арбалета он складывал на пол, а затем скручивал их по порядку, пока из непонятных железок не получилось смертоносное элегантное оружие. На тупой конец стрелы, заправленной в наводящей желоб, был прицеплен карабин с двадцатиметровой струной. Второй конец стальной проволоки он перекинул через балюстраду и прикрепил к кованой ручке двери.

Мочкин взял арбалет, откинул приклад и, прижав оружие к плечу, прильнул правым глазом к трубке оптического прицела. Он действовал точно по инструкции и навел стрелу на противоположную стену, где тихо стоял выписанный в полный рост Николай Угодник с Евангелием в руках. Мочкин прицелился в безымянный палец яркой фрески и нажал спуск. Пружина сработала, и грозная металлическая стрела молнией вылетела из своего гнезда. Она пролетела между главным стержнем люстры и нижним рожком подсвечника и, не доЛетев до стены нескольких сантиметров, зависла в воздухе, сдерживаемая стальной струной, будто щитом святого, не желавшего терпеть богохульства. На долю секунды грозный наконечник застыл в воздухе, и четырехгранное острие стрелы полетело вниз. Повиснув на нижнем рожке, струна не позволяла упасть стреле на мраморный пол и замерла, как застывший маятник, в пяти метрах от пюпитра, на котором стоял золоченый фолиант Библии.

Мочкин замер и какое-то время прислушивался к тишине. В какую-то секунду ему показалось, будто грозные лики святых смотрят на него с ненавистью. Яркие краски фресок потемнели, а рисованные глаза ожили. «Мистика!» – подумал он. Но Мочкин ни во что не верил – ни в Бога, ни в черта. Он верил в случай и удачу.

Судьба подарила ему случай, дававший возможность встать на ноги и заработать хорошие деньги. Дело за удачей.

Стрелок разобрал арбалет, превратив оружие в десяток беспорядочных деталей, и убрал его в рюкзак. Второй моток проволоки играл роль удлинителя. Он сцепил его карабином, на котором висела стрела, и осторожно разматывал – виток за витком, удлинняя струну до тех пор, пока стрела не коснулась пола и не легла на мраморную плиту в трех метрах от иконостаса. Закрепив карабин концом проволоки к стойке балюстрады, Мочкин взял тяжелый золотой шар с блестящими гранями и направился вниз. Ему понадобилось восемь минут, чтобы спуститься по узкой крутой лестнице. Выход в зал перегораживала решетка, закрывавшая доступ к лестнице. Символический замок был открыт обычной шпилькой.

Мочкин вошел в главный зал и очутился под сводом купола. Он машинально перекрестился и подошел к стреле. Струна казалась незаметной, как волосок.

Четырехгранное острие лежало в двух шагах от того места, где находились золоченые ворота иконостаса. Ночной посетитель не терял времени даром. Он отцепил от карабина стрелу и надел на нее бомбу. Обратный путь на бельэтаж он засекал по секундомеру. Девять минут. Бежать по такой лестнице невозможно.

Ступени скользкие, перила отсутствуют, и слишком много крутых поворотов.

Вернувшись на место, Мочкин начал вытаскивать струну кверху. Золотой шар оторвался от пола и устремился к куполу. Слегка покачиваясь, красивый многогранник крутился вокруг своей оси, бросая тусклые зайчики на строгие лики апостолов. Наконец шар уперся в нижний конец люстры и слился с множеством золоченых деталей. Кольцо проскочило между нижними рожками, и шар застрял.

Мочкин застопорил катушку и закрепил натянутую струну на дверной ручке.

Теперь оставалось только ждать.

Григорий Яковлевич Пичугин посещал церковь каждую субботу. Он не пропустил ни одной служт бы. С некоторых пор бывший партаппаратчик стал набожным человеком и замаливал свои грехи в конце каждой недели, чтобы с понедельника приступить к деянию новых. Пичугин относился к касте неприкасаемых. В клане «Черный лебедь» он занимал одно из ключевых мест. Ему, как никому другому, приходилось уворачиваться от хлестких ударов судьбы.

Семь лет служить вторым человеком на таможне не каждому дано. За этот срок сменилось пять руководителей, но первый зам крепко держался за свое кресло и слыл человеком надежным и верным. Так считали его начальники, так думали в прокуратуре, и в этом не сомневались в клане, где Пичугин состоял более четырех лет. Красавица жена, на два года старше его сына, отличный дом за городом, три машины и куча денег не сделали его счастливым. Он плохо спал, ел без аппетита и не терзал жену по ночам. В последнее время Пичугин сильно похудел, мало улыбался, потерял чувство юмора и слишком много молился. За прошедшие пять месяцев погорели три транспортные артерии по переброске металла за рубеж.