Виталий Гладкий - Кровь за кровь

– Импортную дамскую дрянь. Слабенькие. Увы, придется довольствоваться тем, что есть.

– Давай опрокинем по рюмашке и бери пульт.

– Что-то опять высмотрел?

– Не знаю. Какая-то клякса в небе. Ее нужно увеличить до приемлемых размеров и дать хорошую картинку. Возможно, это самолет.

– Зачем он тебе?

– Есть некоторые соображения… – ответил я уклончиво.

– Ладно, сделаем. Нет проблем. Держи… – Плат наполнил рюмки и мы дружно выпили.

Съемки велись не только в комнате, но и на природе. Сценарист в своей сексуальной бредятине изобразил, судя по костюмам, где-то восемнадцатый век. Развратная бонна лет двадцати сначала склоняла пацанов к сожительству в парке, возле озера, а затем начала "знакомить" их по очереди с девочками, но уже, так сказать, в интерьере. В одну из сценок на берегу попал кусок чистого летнего неба, по которому пролетали птицы и еще что-то – вдалеке. Это пятнышко могло быть чем угодно, но я страстно желал увидеть там пассажирский авиалайнер.

Плат колдовал над "Панасоником" минут пять. В конце концов мозаика из разноцветных квадратиков сложилась в продолговатый предмет, а когда Серега дал изображение на весь экран, у меня сомнений уже не оставалось – в небе летел ЯК-42.

– Получи картинку, – довольно ухмыльнулся Плат. – Техника на грани фантастики. Нужно и себе купить такой аппарат. В комплекте с цветным принтером и фотокамерой. Снимки можно делать – закачаешься.

– Все… – Я устало откинулся на спинку дивана. – Наше дело правое, мы почти победили. Я понял, где находится этот пионерлагерь.

– Шутишь? – недоверчиво спросил Серега.

– Какие там шутки. Посмотри на лайнер. Видишь, он летит не параллельно линии горизонта, а клонит нос книзу. То есть, намеревается приземлиться. Ты помнишь, где находится аэродром и с какой стороны самолеты заходят на взлетно-посадочную полосу?

Плат немного подумал и ответил:

– Со стороны Кистеневки.

– Самолет летит низко, значит начало полосы в двух-трех километрах. Это можно уточнить у летунов. Лагерь, где велись съемки, находится по левому борту лайнера.

Выходит, что гнездо видеоразврата расположено в окрестностях Воздвиженки. Если, конечно, мне не изменяет память. Жаль, что здесь нет карты.

– А она и не нужна, – уверенно сказал Серега. – В той стороне две заводские базы отдыха и три пионерских лагеря. И все построены на берегу озера. По-моему, сейчас они не функционируют. По крайней мере лагеря – точно.

– Откуда тебе это известно?

– В прошлом году мне дали общественную нагрузку – подыскать неподалеку от города приличный лагерь для оздоровления детей сотрудников отдела. Начальство подписало каких-то спонсоров для этого дела, а я недели две бил ноги, чтобы найти приемлемый вариант. Так что положение дел с летним отдыхом подрастающего поколения мне знакомы не понаслышке. Для справки: из четырнадцати пионерских лагерей год назад работали только пять.

– Тогда вношу предложение немного поспать. А завтра – то есть, уже сегодня – с утра пораньше рванем на природу. Поищем этот лагерь.

– Я так понимаю, ты хочешь пошуметь? – с опаской спросил Плат.

– У тебя есть другой вариант? Может, пойдем в милицию, заявим… – У меня от злости на Серегу даже сон пропал, хотя до этого я зевал как крокодил. – Будто не знаешь, что как только мы откроем рот, вся порнографическая шарашка сразу сделает ноги. Мафиозным боссам, занимающимся этим бизнесом, доложат о проколе раньше, чем высокому милицейскому начальству. Ладно подпольный Голливуд только разбежится. А если эти скоты детей угробят? Ведь малышня – свидетели. А вдруг там находится и Кристина? Нет, мы не скажем никому. Даже Бобу. Это наша война, Серега. И ничья иная. Все они суки продажные, все. И твои менты, и стриженая братва.

– Нам нужно оружие, – процедил сквозь зубы помрачневший Плат; но возразить не осмелился. – Не думаю, что нас там встретят с распростертыми объятиями.

– Достану я тебе оружие, не сомневайся. В нашу контору сейчас соваться нельзя. Иначе пристрелят или повяжут. И неизвестно, что лучше. Все, отбой…

Я уснул сразу, будто провалился в бездонный омут. Последним под сомкнутыми веками видением, не замутненным сонной истомой, почему-то оказалось лицо Боба Стеблова.

Люблю я наши российские заборы. Особенно те, которыми огораживают предприятия или, например, пионерские лагеря. Вернее, огораживали – нынешним хозяевам страны, озабоченным набивкой "зеленью" собственных карманов и строительством личных многоэтажных вилл, глубоко плевать на подрастающее поколение; собственно, как и на остальных граждан. Обычно с "парадной" стороны – чаще всего, от дороги – забор представляет собой такое капитальное сооружение, что человеку неопытному проникновение внутрь огороженной зоны кажется задачей просто неразрешимой. Ну разве что при помощи танка. Но люди бывалые хорошо знают как выглядит забор с трех остальных сторон периметра. В нем столько дыр и лазеек, что он напоминает изгрызенный мышами кусок голландского сыра.

С утра пораньше я потащил Плата на "блошиный" рынок, где подозрительного вида людишки продавали всякую всячину – от ржавых гвоздей до сантехнической арматуры, частью позаимствованной из старых полуразрушенных зданий, а частью уворованной где придется. Горы разнообразного железного хлама валялись просто на земле, и только некоторые, особо деликатные натуры, подстилали под низ газеты или худые рогожки.

– Зачем!? – спросил совсем обалдевший Серега, когда я приценился к большим кусачкам и увесистому гвоздодеру.

– Ты оружие просил? Получи, – всучил я ему свои покупки, которые продавец, бомжеватого вида дедок, даже завернул в оберточную бумагу, что было на "блошином" рынке просто немыслимым сервисом.

– У тебя шутки… – обиженно пробурчал Плат.

– Ничего подобного. Я не шучу. Этот инструмент для нас сейчас важнее всего.

– Почему?

– Если этот подпольный Голливуд и впрямь занимает один из пионерских лагерей, то его устроители прежде всего должны были позаботиться о надежном заборе. Да так, чтобы в нем не было ни единой щелочки. Сам понимаешь, по какой причине. Такой забор для нас самый лучший след. Его мы и будем искать в первую голову…

К озеру мы доехали на перекладных: сначала взяли такси – до окраины города, а затем, чтобы запутать возможных преследователей /мы почему-то не думали, что нас оставят в покое/, продолжили путь к Воздвиженке на ЗИЛе, водитель которого всю дорогу икал и смолил вонючий табачище, предполагая, что таким макаром забьет запах водочного перегара. От деревни в курортную зону нас доставил трактор "Беларусь"; мы удобно расположились в прицепе на охапке соломы и даже успели быстро перекусить очень вкусными пирожками с капустой, купленными у старушки на крохотном сельском рынке.

Пионерские лагеря и базы отдыха на берегах озера располагались хаотически. Той монолитной линейки, которой отличаются подобные оздоровительные учреждения в южных районах страны, на морском побережье, где они плотно сбиты в единый строй без малейшей прорехи, здесь не наблюдалось. Что было вполне объяснимо – наши края изобиловали озерами, реками и речушками, которые поражали своей красотой. Выбирай, где хочешь, кусок земли и строй, что душа пожелает. Кстати, разнообразных водоемов вокруг города было столько, что не все они имели названия. Это озеро тоже числилось безымянным.

Нам везло. Утро выдалось в меру туманным – в городе; а здесь, на природе, низину заполнила такая плотная сизая пелена, что в десяти шагах ничего не было видно. Это обстоятельство оказалось как нельзя кстати. Теперь мы могли практически безбоязненно вышивать по берегам озера, осматривая его достопримечательности. Я был уверен на все сто, что база изготовителей порнофильмов тщательно охраняется, а значит ее обитатели внимательно наблюдают и за окрестностями своего подпольного Голливуда. А в таком тумане мне и Плату сам черт не брат. Главное не расшибить нос о вожделенный забор.

Первый пионерлагерь оказался пустышкой. В прямом смысле этого слова. Его так здорово опустошили жители окрестных сел, что от бывшей детской здравницы остались лишь длинные приземистые здания, зияющие черными провалами окон без рам. Все, что можно было разобрать и стибрить, ушлый народец разобрал и украл, а что не смог унести – сжег.

Сгорела и сторожка – наверное, в первую очередь, чтобы сторож не мешал. Только корпуса, сложенные из толстых бревен, пока стояли как памятники бесхозяйственности и общего упадка. От забора остались одни столбы и массивные металлические ворота – уж очень они были ржавыми. Даже на металлолом не годились.

Зато рядом, где-то в пятидесяти метрах, нас встретил трехметровой высоты новенький забор, еще пахнущий свежей древесиной, хотя его поставили как минимум года два назад.

Строганные доски собирались в паз, потому между ними не было щелей. Мы прошли вдоль забора до самого озера с надеждой обойти его по воде, но там нас ждало глубокое разочарование – дальше тоже была изгородь из заостренных вверху металлических прутьев; она тянулась по дну еще метров на двадцать, до большой глубины. Поскольку нырять в ледяную осеннюю воду ни у меня, ни у Плата желания не возникало, мы, тихо матерясь сквозь зубы, возвратились обратно, по ходу осматривая забор – нет ли где небрежно забитого гвоздя, чтобы пустить в ход купленный на рынке инструмент.