Эльмира Нетесова - Расплата за жизнь

— Похороны Сашки… Нет, такого не может быть! — не верилось Вадиму. Он вспоминал друга веселым и задумчивым, расстроенным и злым, хохочущим до слез. Но мертвым не мог представить…

— Пап, а мы дядю Сашу вчера хоронили, — тихо сказал Вадиму сын в самое ухо.

— Ты очень боялся?

— Я плакал. Мне жалко его, — сознался Вовка, прижавшись щекой к отцовской руке.

— Раздумал чекистом стать?

— Нет. Я не боюсь. А то как тогда жить, если хороших людей убивают. Я — не дам. Надо, чтоб люди и ночью жить не боялись.

Вадим много раз пытался уйти из больницы. Но врачи не отпускали, предупреждая всякий раз об осложнениях и последствиях ранений, полученных в ту ночь. А ранения и впрямь оказались слишком серьезными. Их не устранили несколько операций, перенесенных человеком.

Боль не отпускала ни на минуту. Она сковала, надолго привязала к постели. Но сильнее ее оказалась память,

— Санька! Подожди меня! Не спеши! Я с тобой! Пригнись! Не беги туда! Опять стреляют. Отходи за машину! Я прикрою! Не заводи машину! В ней пробито колесо! Слышишь меня? — кричал ночами Вадим.

— Отходи к деревьям! Их много! Я здесь! Уйди от света! Не стой на виду. На заднем сиденье — киллер! Это охота за нами! Облава! Берегись! — становился во сне плечом к плечу… Так было много лет. Наяву. Память верила в жизнь и не признавала случившегося…

…В тот день Вадим рано пришел в себя. Увидел, как в палату вошла Люся Потапова. Он знал ее по тем встречам, когда приходил к Александру домой. Иногда семьи вместе проводили выходные. Все было просто, обычно и понятно. Казалось, так будет всегда. Не верилось, что вот так нелепо смерть может вырвать из жизни. И хотя нередко сталкивался в работе с таким исходом, с потерей Потапова смириться не мог…

— Крепись, Вадим. Тебе надо выжить. За себя и за него. Кто-то должен продолжать. Иначе для чего жить? Сашка помогал людям найти в этой жизни правду! И вы вместе с ним доказали, что она есть. Она не умирает, даже когда гибнете вы! Она живет в ваших делах. И в памяти. Не только вашей.

— Спасибо, Люся. Прости меня! Прости, что нет Сашки. Мне его очень не хватает. Каждый день… Я выжил. Но поверь, не всяк выживший тому радуется…

— Не надо вот так, Вадим! Тебе нужно выздороветь и продолжать ваше дело. Чтобы у других не случилась такая же беда. А Саша… Он с нами всегда… Он не ушел. Он в сердце и в памяти. А значит, жив…

Прошло время. Вадим учился ходить на костылях, превозмогая боль, приказывая себе терпеть. Но боль нередко оказывалась сильнее.

— Все! Не смогу! Выбили меня! Ну как теперь работать? Как выполнять задания, если тело не слушается и отказывается подчиняться разуму? Я стал обузой самому себе! Сашку убили! Меня вышибли! Ведь это расправа! Таких ночных охотников сколько было на нашем пути! Не выйдет у них! Не расправиться им с нами! Пока живы — стоим на ногах! — вставал человек, держась за спинку кровати, и учился ходить заново, без костылей. Шаг за шагом. Снова к жизни. Вернуть самого себя к ней не каждому удавалось.

— К вам посетитель просится, — удивленно глянула медсестра на Соколова и неподдельно изумилась терпеливой настойчивости человека. Ведь не разрешали ему вставать. Рано. Говорили, что спешить не стоит. А он не хочет брать отсрочку у жизни и каждый день ломает самого себя.

— Пусть войдут, кто там ко мне пришел, — так и не присел Вадим.

— Вам нельзя ходить, — тихо напомнила медсестра.

— Нужно, сестричка! Пора выходить из этого штопора! Да и гостей неприлично встречать лежа. Я себя со счетов еще не сбросил, — отвечал Вадим. И увидел в дверях Тимофея с Колькой. Их он не ожидал.

— Давно собирались навестить вас. Да все не пускали врачи, — подал руку Тимофей, покраснев до макушки. — Мы понимаем. Это все из-за нас получилось. Вы взяли на себя и смерть, и огонь… Нас уберегли… Теперь уж спокойно живем. Никто не грозит. Никто не следит за нами. Сами живем. Без охраны… И даже ставни на окнах закрывать забывает Колька. Тихо стало, — говорил, виновато переминаясь с ноги на ногу…

— Простите нас. Если можно. За деда. И за коллекцию. Виноваты мы все перед вами и перед ним — Потаповым… Ведь мы должны были умереть. А он на себя принял расплату за нашу ошибку, за деда. Жаль, что ничего нельзя исправить. Слишком поздно поняли, — опустил голову заметно повзрослевший Колька.

… Вадим смотрел на парня не узнавая в нем прежнего юнца, стриженного под панка. Исчез блатной жаргон. Как шелуха, слетела беспечная развязность. Не прошло бесследно время. Мальчишка становился мужчиной.

* * *

Выписавшись из больницы, Соколов не хотел предупреждать семью. Решил доехать домой самостоятельно, на такси. Но едва вышел из двери, увидел водителя служебной машины, спешившего навстречу.

— Я за вами. — сказал так, словно ни на час не разлучались. И вот теперь опять надо спешить на задание. Вот только на этот раз — одному… За двоих…

— Домой? — спросил шофер.

— К Сане…

Водитель молча кивнул. Повез Соколова за город, не решаясь заговорить, спросить, отговорить. Он привел Вадима к могиле. Тот жестом попросил его уйти. И сев на скамейку, смотрел на памятник, разговаривал с погибшим:

— Прости меня, Сань! За опоздание… Сам знаешь, не по своей прихоти позже всех навестил тебя, — закурил Вадим, давя крик боли, рвавшийся наружу. — Надо держаться, Сашок! — но предательски дрожат плечи. Хорошо, что рядом нет никого. Никто не увидит… — Ты знаешь, как страшно остаться одному — выжившим! Это не подарок! Я не смог уберечь тебя! Не повезло, отняли! Говорят, что мы с тобой выполнили задание. Слишком велика его цена. Ты, это только я понял, уже умирая, отвлек на себя киллеров, чтоб не в упор, чтоб у меня осталось время на несколько шагов. От смерти и расправы… Ты знаешь, в тот день в гостинице подписан был контракт с англичанами о совместном использовании оборудования на станкостроительном. На такие встречи оружия не берут. А дальше было поздно. Я стал мишенью. А ты прикрыл… Ты знал все. Но как теперь? Пусто стало… Да и кто сможет заменить? Ты знаешь, Быковых взяли. Скоро суд…

Вадим сдавливает окурок в руке. Вспоминает услышанное в больнице о той ночи: возле горотдела милиции произошла рядовая разборка… И лишь спустя два дня пресса объявила:

«Александр Иванович Потапов награжден орденом Герой Отечества! Посмертно…»

… Соколов сдавил виски. Трудно смириться с потерей. Он любил друга. Живого! Мертвому не нужны ни звания, ни слава. Друзья не уходят в прошлое. Они живут в памяти. Светло и больно…