Сергей Бакшеев - Осколок в голове

Тихон пристально рассматривал рисунок и карту.

– Верблюд хорошо нарисован, а где же древние воины? – пошутил он.

– Я совсем забыт сказать! Верблюд-то не обычный, а белогорбый. Тесть четко разглядел. Он сказал, таких теперь нет. Может, в древности водились? – Анатолий опять оживился: – Я почему хочу найти это место, а вдруг там сохранились останки неизвестного науке животного? Это же будет большое открытие! Наш вклад в науку.

– Белогорбый? – задумался Тихон. – Интересно. Я тоже о таких не слышал.

– Да. Белогорбый, – подтвердил Толик. – И взгляд у него необычный, вдумчивый. Нет, тесть не так сказал – всепроникающий.

Неожиданно из-за спины Анатолия высунулось любопытное лицо Игоря Лисицина. Он был невысокого роста и подошел совсем незаметно.

– Что это у вас? – спросил Игорь и уткнул взор в карту.

– Игорек? – растерянно произнес Анатолий.

– Никак клад вздумали искать? – Безо всякой задней мысли пошутил Игорь, но удивленно отметил, как вспыхнули после этих слов щеки Толика. Игра в преферанс приучила Игоря внимательно относиться к любым изменениям в лице соперников.

– Ты что, Игорек. Так, ерунда всякая, – слишком поспешно произнес Анатолий, стараясь забрать схему из рук Заколова.

Неубедительность его слов не скрылась от Игоря.

Тихон продолжал задумчиво смотреть на карту, не выпуская ее из рук и не прислушиваясь к чужому разговору.

– Знаешь что? – решил он, увидев, что Толик хочет забрать бумаги. – Можно я возьму рисунок с собой? Я подумаю, как найти это место. Я припоминаю, Альберт Эйнштейн что-то говорил про реки.

– Эйнштейн? Про реки? – удивился Анатолий. – Он же физик.

– Прежде всего, он умный человек. И высказывался на разные темы.

– Толик, я тебя здесь подожду, – видя, что напрягает приятеля, пообещал Игорь и отошел в сторону. – Ты хотел со мной потолковать насчет джинсов.

– Угу, – кивнул Анатолий, затем торопливо сказал Тихону: – Бери карту. Я еще раз могу нарисовать.

– Что-то у тебя сегодня повсюду Эйнштейн, – улыбнулся Сашка.

– Да я серьезно! – воскликнул Тихон.

– Только, мужики, – зашептал Толик, косясь в сторону Игоря. – Пусть все останется между нами. Тесть не хотел, чтобы его слова не так истолковали. Вы же понимаете?

Ребята кивнули.

– Толик! – рядом раздался радостный девичий голос. – Это мы с Ванюшей пришли.

По дорожке катила голубую коляску улыбающаяся жена Анатолия Колесникова – Люба.

– Вышли погулять, и сюда потянуло, – поравнявшись с ребятами, объяснила она.

– Далеко ведь. Зачем? – Казалось, что Толик не очень рад встрече.

– Мы к папе хотим. – Как и все счастливые мамы, после рождения ребенка Люба чаще выступала от общего с ребенком «мы», чем от собственного «я». При этом она старательно сюсюкала, подражая малышам.

Тихон попытался заглянуть в коляску, чтобы сделать юной маме комплимент.

– Нет-нет, не покажу! Чтоб не сглазили, – перехватив его взгляд, шутливо, но твердо заявила Люба.

Коляску прикрывала светлая вуаль. Из-под нее было видно, что ребенок завернут во что-то яркое с крупными красными цветами.

– Красивое покрывало, – заметил Тихон, поняв, что мама не желает, чтобы хвалили малыша.

– Это не покрывало, это специальный конверт. Чехословацкий, – оживилась Люба. – Он на «молниях». Мне его Толик привез. Ни у кого такого нет, только у нас с Ванюшей. А вот еще джинсы, – радостно похвасталась Люба, ловко извернулась попой и похлопала по лейблу «Montana».

Подбежали девчонки, сокурсницы Любы, и окружили галдящей толпой счастливую мамашу. Стало ясно, что ради ажиотажного внимания подруг Люба и пришла сюда. Как никак первая на курсе родила.

Анатолий отошел к ухмыляющемуся Игорю. Сашка направился ко входу в институт. Он рассчитывал прямо сегодня посетить институтскую библиотеку. Тихон потопал в общежитие, ему надо было собираться в дорогу.

Хасиму показалось, будто рядом вспыхнула молния и ахнул гром. Купца присыпало землей, руки посекло жгучими песчинками. «Если я погибну, сына казнят», – ужаснулся Хасим. Оглушенный, он приподнялся и огляделся.

В голове шумело. Глухота постепенно отпускала, будто кто-то сначала затолкал в уши хлопок, а потом медленно волосок за волоском его вытягивал. Вскоре Хасим различил истошные крики людей и вой верблюдов. Два верблюда валялись на земле, а остальные в страхе разбежались.

Хасим первым пришел в себя.

– Поймать всех животных и собрать в одном месте! – приказал он растерявшемуся командиру охраны Шакену.

Купец подошел к упавшим верблюдам. У одного живот представлял кровавое месиво, откуда толчками вытекала кровь и выползали осклизлые кишки. Такую страшную рану, образовавшуюся в одно мгновение от непонятного хлопка, Хасим видел впервые. Молодой сильный верблюд выл, но звуки его стонов становились все тише.

Во второй лежащей рядом верблюдице Хасим узнал старую верную Шиху. С ней он за многие годы прошел тысячи километров.

Шиха лежала молча, с закрытыми глазами. На первый взгляд тело было не повреждено, но потом Хасим разглядел большой осколок от «огненного дракончика», глубоко застрявший в ее голове. Неожиданно Шиха приоткрыла сморщенные веки и взглянула прямо в глаза Хасиму. Ее верхняя губа шевельнулась, словно верблюдица что-то хотела сказать, после чего взор затуманился и большие глаза закрылись. Хасим нагнулся над доброй мордой. Шиха не дышала.

Рядом вертелся встревоженный Шао, объясняя Хасиму что он ни в чем не виноват, что «дракончика» следовало метать подальше. «Дракончик» предназначен для поражения врагов. Хасим и сам понимал, что в происшедшем есть доля его вины.

Постепенно перепуганные слуги собрали разбежавшихся верблюдов. Животные продолжали тихо голосить, кося испуганными глазами на погибших сородичей и нервно втягивая ноздрями резкий запах пороха, развороченного брюха и теплой крови.

В счет компенсации причиненных потерь Шао подарил Хасиму восемь «огненных дракончиков». Хасим приказал разделать погибшего молодого верблюда на мясо и быстро трогаться в обратный путь. На грохот взрыва и крики животных собралось много любопытных.

Старую верную верблюдицу Хасиму почему-то было очень жалко. Он с болью смотрел на бездыханную тушу с прижатыми к животу натруженными ногами и попросил Шао ее захоронить.

Спешно обойдя Дуньхуан стороной, Хасим объявил привал уже глубокой ночью, когда караван отошел от города на изрядное расстояние. Взволнованному купцу всю ночь снился пронзительный последний взгляд Шихи. В долгой кочевой жизни бок о бок с ней он провел больше времени, чем рядом с семнадцатилетним сыном.

Да, верно, вспоминал Хасим, Шиха была у него еще до рождения Рустама. Откуда же она взялась в его караване? Этого Хасим никак не мог припомнить.

Ранним утром Хасим проснулся от крика перепуганного слуги:

– Господин, посмотрите, кто пришел к нам! Хасим, как и все, спал под открытым небом на войлочной подстилке. Откинув теплое верблюжье одеяло, незаменимое в караванных походах, он быстро поднялся и увидел стоящую рядом верблюдицу.

Без сомнения это была погибшая накануне Шиха!

Что это, продолжение сна? Хасим встряхнулся и огляделся. От ближайшего костра тянуло запеченным верблюжьим мясом. Нет, это реальность. Во сне не бывает запахов.

Верблюдица изменилась: взгляд ее стал вдумчивым и пронзительным, она смотрела на мир глазами уставшего и все понимающего существа. Но больше всего в ее облике выделялись абсолютно белые горбы. Они словно поседели. Хасим никогда не видел, чтобы шерсть верблюда становилась такой белой, как вечный снег в неприступных горах.

Верхом на верблюдице возвышался Шао. Шакен стоял рядом, недоверчиво поглядывал на китайца и на всякий случай положил руку на эфес сабли. Он не хотел, чтобы повторилось что-то подобное вчерашнему.

Шиха присела, китаец торопливо слез и поклонился Хасиму. Охранник Шакен пристроился сзади китайца, поглядывая на его руки.

– Господин, – торопливо заговорил Шао. – Я, как вы просили, попытался захоронить верблюдицу. Я уже выкопал яму, но она вдруг начала дышать, зашевелилась и встала. Пока она поднималась, ее горбы прямо на моих глазах побелели. Это произошло так быстро, что мне стало страшно. Я подумал, что злой дух вселился в мертвое тело. Если бы это было так, я бы узнал зло по глазам верблюдицы и убил бы ее снова. Но она смотрела хорошо. Шайтан не сможет так притвориться. Тогда я решил привести ее к вам. Я не знал, по какой дороге вы пошли, было уже совсем темно, следов не разглядеть. Но она, – Шао уважительно показал на Шиху – сама выбирала путь, шла быстро и уверенно. Мне показалось, что она тщательно внюхивалась, прежде чем выбрать дорогу.

Хасим со смешанным чувством удивления и тревоги разглядывал стоящую рядом на мозолистых коленях Шиху.

В ее голове виднелся большой железный осколок. Казалось, со вчерашнего дня он впился еще глубже внутрь черепа животного. Хасим протянул руку, решив вытащить кривую железку, но верблюдица недовольно дернула головой и встала на ноги.