Алексей Петрухин - Клан душегубов

Меньше чем через час спецназовцы сидели в засаде, за невысоким парапетом на самом дальнем ярусе трибуны. На противоположной стороне почти пустого стадиона, в четвертом ряду, устроились два сотрудника Управления, переодетые в спортивные костюмы. Задачу им Вершинин поставил простую и ясную.

Они должны были встретиться с человеком от Седого, взять деньги, якобы для Вершинина, и передать им мяч для регби, напичканный кокаином, который сейчас один из сотрудников вертел в своих руках. Это была подстава, но другого такого случая взять людей Седого с поличным может больше не представиться.

Конечно, подстава с мячом для регби придумана не слишком затейливо, но времени на более изощренные способы у Вершинина просто не было. Не было времени плести хитроумные сети, да он никогда и не работал в таком «паучьем» стиле, хотя некоторые общие черты со Спайдерменом у него, безусловно, были, в части супергеройской отваги и любви к ночным прогулкам по неблагополучным районам города. Но на этом их родство заканчивалось. В остальном Вершинин больше тяготел к Терминатору. Но, опять же, с той существенной разницей, что он был Терминатор, который никогда не станет губернатором Калифорнии – из-за аллергии на кабинетную работу.

Что касается последнего, однажды он на полном серьезе так и мотивировал свое постоянное отсутствие в кабинете, когда этот вопрос был остро поставлен руководством Управления.

– Почему в кабинете не бываю? Так... У меня эта, аллергия, на пыль. – Присутствовавшие тогда на совещании сотрудники едва удержались от того, чтобы не загоготать, а Вершинин уточнил: – С детства. На пыль, и еще на это. На полевые цветы.

Тут сотрудники Управления все-таки заржали, а возмущенный шеф просто не нашелся, что ответить. Ну что такому скажешь?

Опер. Оперативный сотрудник Главного управления по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Выпускник юридической Академии. По рекомендации сотрудника Управления был принят в Управление на стажировку. Успел зарекомендовать себя как исполнительный и добросовестный сотрудник, неформально подходящий к исполнению своего дела. Пользуется уважением сотрудников.

Проявляет излишнюю поспешность в действиях, излишне самоуверен. Творческое начало личности развито чрезмерно, что может мешать в дальнейшей работе. Подчеркнуто уважителен в отношениях с заместителем начальника Управления майором Вершининым, считает его образцом для подражания, что также может мешать в дальнейшей работе.

Для фиксирования операции Вершинин приказал молодому сотруднику по прозвищу Опер снимать все на пленку.

Опер служил в Управлении только третий месяц. За это время добрый и отзывчивый малый привязался к майору, как к старшему брату, и поэтому служил не за страх, а за совесть. Вершинин чувствовал эту привязанность и все более требовательней относился к Оперу.

Ему, конечно, нравилось быть кумиром этого молодого пацана. Нельзя сказать, что по своему характеру он был излишне падок на лавры, да и слишком редко они ему доставались, в основном в виде коротких скупых служебных поощрений – «Выражаю благодарность за успешно проведенную операцию». А иногда и вовсе лавры доставались в виде выговора. Чаще всего – за нарушение субординации. Поэтому Вершинин уже давно считал нормой, что его работа и вся его карьера усыпаны далеко не розами. Розы явно забирал себе кто-то другой, а ему доставался дикорастущий шиповник. Но он особо не переживал. А вот искреннее восхищение в глазах Опера, которое нередко замечал, когда возвращался с очередного разгрома наркопритона, было приятно. Вершинин, конечно, вида не показывал, но втайне считал, что вот, хоть в такой малой форме, но пришло к нему признание правоты его жестких методов и справедливости его сурового подхода.

Опер практически всегда таскал с собой цифровую камеру. Он обожал снимать, обожал кино, каждый день качал из Интернета пару новейших фильмов, не пропускал, по возможности, премьеры фильмов в кинотеатрах, честно приносил прибыль видеопиратам, первым покупая все фильмы на «Горбушке» еще до их выхода на мировые экраны. Опер мечтал, что когда-нибудь снимет свое кино – естественно, это будет боевик. Главную роль, возможно, сыграет он сам – к тому времени изрядно подкачается, плюс поработает над лицом, и будет здорово похож на своего начальника. Вершинина он тоже, конечно, пригласит, и его в первых же кадрах убьют, а Опер потом весь фильм будет за него мстить, потому что они были напарники. Вот такие мысли рождались в его голове.

Вершинин, естественно, не знал, что Опер мечтает снять свое кино, тем более, не знал, что в первых кадрах его убьют, а тот отомстит за него – Опер не решался пока рассказывать о своих сюжетных задумках. Поначалу эту камеру, постоянно присутствующую в руках Опера, Вершинин не одобрял, считал баловством. Но потом стал считать такое увлечение полезным, видя, что Опер частенько тайком снимает его, и как-то даже подумал: может, когда-нибудь, потом, через много лет, записи Опера будут смотреть молодые сотрудники и говорить: «Да, вот раньше работали люди!»

С тех пор майор хоть и не высказывал удовольствия от постоянного присутствия рядом этого «всевидящего ока» камеры, но и не запрещал Оперу себя снимать.

Вершинин повертел в руках камеру, нажал на большую красную кнопку и, поднеся ее к глазам, заглянул в экран камеры, но увидел только синий фон.

– Вы ее не включили, товарищ майор, – робко заметил Опер.

– Ты сказал нажать красную кнопку. Так?

– Так.

– Это кнопка красная? Красная, – раздраженно бросил Вершинин. Он не дружил с техникой, кроме огнестрельного оружия, конечно.

– Но вы не повернули флажок.

– Какой еще флажок?

– Надо повернуть вот этот флажок, потом нажать на красную кнопку. На экране возникнет надпись «Рекорд». Это значит «Запись», – терпеливо и предельно тактично объяснял Опер. – Товарищ майор, может, лучше я? Да и некогда вам.

– Может, лучше помолчишь? Ты не знаешь, что надо снимать.

– Так вы мне скажите, – не сдавался Опер.

– Дольше объяснять. Тебе что, заняться больше нечем?

– Нечем. Тут и без меня народу хватает.

Народу действительно было многовато.

– Ладно, возьми камеру, но снимать будешь то, что я тебе скажу. Усек?

– Усек, – улыбаясь, ответил Опер.

Почему вокруг него постоянно крутится этот Опер – пока не понимаю. Вершинину приятны лавры наставника? Вот уж чего-чего, а не заподозришь в нем педагогического таланта. Не представляю, что он может научить чему-то хорошему. Ну вообще-то, буду справедлив к Вершинину – он опытный оперативник, в этом смысле, конечно, много знает и умеет. Но, как бы это сказать потактичнее, все, что он знает и особенно умеет, носит очень уж эксклюзивный характер, методы уж больно авторские, вряд ли им можно научиться. С такими методами и с такой мордой надо родиться.

А может быть, за этим действительно что-то есть? Опер постоянно ведет видеозапись – и отнюдь не бесед о природе, а большинства операций с участием Вершинина. Разумеется, все эти записи – с разрешения руководства, они не копируются и хранятся только в Управлении. Но кто знает? Незаметно скопировать запись или тайком слить ее кому нужно, ничего не стоит. За эти любительские съемки стажера Опера какой-нибудь Седой, к примеру, с радостью заплатил бы совсем не стажерские, а вполне профессиональные деньги. Стоп, стоп! Что ты этим хочешь сказать? Подозреваешь Опера в том, что он – агент? Этого мальчишку? Ну, это уже паранойя, заработался.

Хотя, с другой стороны, почему бы нет? Опять же, в сегодняшнем мире все не так, как во вчерашнем. Мальчишка-хакер сегодня может на пару дней остановить весь Пентагон, или ограбить до нитки банк, или разработать и осуществить кровавое убийство. Почему же мальчишка-оперативник не может работать на врага?

Да, если так будет продолжаться, скоро я начну подозревать самого себя, точно. Так нельзя. Это просто мальчишка, которому нравится быть оперативником, ездить на операции с Вершининым и любоваться его красивой грубой работой. Все очень легко и чисто по-человечески объяснимо. Ну конечно!

А все-таки надо будет узнать, как, кстати, Опер попал в Управление? Кто его рекомендовал?

Вершинин выглянул из укрытия. Надо было осмотреться и принюхаться перед началом операции. Да, именно два этих слова он применял, когда говорил о подготовке к операции, предпочитая именно – осмотреться и принюхаться. Превыше всего Вершинин ценил свою интуицию оперативника. Это тем более удивительно, что проколы у этого могучего служебного инструмента бывали. Но о своей интуиции он думал так же, как и о своей работе в целом, – проколы у каждого случаются, не ошибается только тот, кто ничего не делает. В кабинете легко выглядеть умным.

«Стрелка» была забита на двенадцать часов пополудни, времени оставалось все меньше. Не упустить бы чего. Поэтому Вершинин теперь осматривался и принюхивался. Делал он это очень простым способом – угрюмо смотрел даже не по сторонам, а как бы никуда конкретно. Этот метод действительно часто давал результаты. Такой поверхностный взгляд на место операции очень часто позволял увидеть то, что можно пропустить, педантично «высматривая» каждый квадратный метр. Пока Вершинин не видел ничего «лишнего».