Сергей Самаров - Тройная зачистка

– Ясно, товарищ полковник. А я надеялся, что вы меня отговаривать будете...

– Надеялся он... – ворчливо усмехнулся Баранов. – Санька как? Оклемалась?

– Нормально. Я клин – клином... Рассказал о предложении комиссара. Сразу успокоилась и стала размышлять: сможет ли она зарабатывать себе на жизнь уличным художником на Монмартре. Отвез ее пока в мастерскую, чтобы дома одну не оставлять. На обратном пути заеду. Пожелания будут?

– Согласишься?

– Соглашусь.

– Ну и ладно... Тогда иди. Думаю, оформление еще затянется. Потому не прощаюсь. Завтра с утра на службу жду.

Капитан вышел. Его кабинет располагался в том же крыле, только в другом конце коридора. Он пересек коридор как можно быстрее, чтобы никто не вышел и не остановил с разговором о прошедшем утре. Подполковник Елкин, сосед по кабинету, участник вчерашней операции, еще, должно быть, отсыпался. Александр снял печать, открыл дверь своим ключом, вошел и осмотрелся. Сообщив Баранову, что решил дать согласие комиссару Костромину, Басаргин уже почувствовал себя в этом кабинете чужим.

Странное, как сам осознал, чувство. Вот на вешалке еще висит его куртка, в которой пришел в конце весны на работу, а днем установилась страшная жара, и потому решил оставить куртку здесь. С тех пор и висит. На подоконнике стоит желтый, странной формы электрический чайник, который принес из дома, потому что на день рождения жене старая, случайно нагрянувшая в Москву подруга подарила новый. Вот стоит сейф, состоящий из двух отсеков. В верхнем отсеке хранятся папки с делами, исписанными почерком Басаргина, а в нижнем отсеке всякая ерунда из личного арсенала ерунды – три различные кобуры, нож-мачете, привезенный из Чечни, нунчаки, купленные по случаю, какие-то групповые фотографии и даже кусок камня от постамента под памятником Дзержинскому, который стоял неподалеку на площади. И еще что-то подобное, положенное в нижний отсек еще много лет назад и благополучно забытое.

Неужели это все уже не его?

Нет, это все его, но это все необходимо будет унести или выбросить, в зависимости от надобности. А дела придется передавать другим сотрудникам. Ум понимал естественность процесса, но ностальгические нотки больно щипали сердце.

Чужой кабинет...

Он все же сел за свой стол, включил компьютер, вошел в базы данных и открыл раздел «Антитеррор». Экран с интервалом в пару секунд замигал левой половиной окна – с синего на красное и обратно. Предупреждение, что для полного доступа следует набрать пароль. Пароль Басаргин не знал, официально запрашивать разрешение тоже не захотел, потому что решил никому пока не говорить о новом повороте своей судьбы, а если Костромин прикажет, то вообще не говорить о новом месте работы. Это все организационные вопросы, которые еще предстоит решить. И потому он вошел в систему с ограниченным доступом. Здесь была только история антитеррористических операций, но без подробностей, которые могли бы пригодиться в дальнейшем. Расстроившись, что не сумел набрать дополнительную информацию, Басаргин выключил компьютер. Впрочем, вскоре он догадался, что расстраиваться ему нет смысла. Если его приглашают на работу в такую солидную организацию, то наверняка не сразу «бросят» в дело, чтобы грудью прикрывать амбразуру, а предварительно будут чему-то обучать. Или, по крайней мере, откроют доступ к файлам, которые дадут информации больше, нежели есть в базе данных ФСБ.

У Интерпола база данных со всего мира...

Перед уходом Александр открыл верхний отсек сейфа, собираясь положить туда пистолет, подумал и только забрал комплект для чистки оружия, чтобы воспользоваться комплектом дома. Оружие он любил содержать в порядке и всегда испытывал какое-то удовольствие от ухода за ним...

Душанбинский аэропорт ночью прохладный и приятный.

Особенно хорошо это чувствуется после дневной жары. И еще здесь по ночам безумолчно поют то ли сверчки, то ли цикады, то ли еще какие-то насекомые и квакают в арыках лягушки. Днем этих звуков почти не слышно. Разве что лягушки голос подают. Но у них период такой – свадьбы... А что за свадьба без песни, пусть даже и без гармошки...

Здание туалета для пассажиров находится не в самом аэровокзале, а справа от него, среди густых кустов. Грязная бетонная коробка с надписями на таджикском языке по стене. Паленой резиной писали. Что там написано, подполковник Воронов не понимает. Он вообще не только читать, он разговаривать по-таджикски не умеет, хотя уже третий год регулярно летает в Душанбе по два раза в месяц.

Подполковник прошел мимо туалета по асфальтированной дорожке, попыхивая сигаретой. Со стороны посмотреть, просто русский офицер прогуливается. Дальше эта дорожка ведет к месту высадки пассажиров, месту выдачи багажа, а если мимо металлических ограждений пройти, то выйдешь на стоянку для транспорта. Оттуда, со стороны стоянки, навстречу подполковнику двигался еще один офицер. Встретились они около ограждения из гнутых труб и сетки-рабицы. Молча пожали руки. Посмотреть, встретились два старых товарища. Остановились поболтать о жизни и о службе.

– Привезли?

– Как обещано, товарищ подполковник. Я же еще ни разу вас не подводил.

– Подводил. В прошлом месяце.

– Тогда не я подвел, а меня. Пограничники, заразы, лютовали. Ладно хоть сейчас поутихли.

– Где?

– В кабине. Сейчас водитель в мешок перекладывает.

– Кто водитель? Надежный?

– Я только с одним человеком работаю. Прапорщик Собченко. Помните его?

– Он же тупой, как валенок.

– Зато хитрый, как настоящий хохол. Мне иногда кажется, что все машины, которые у нас в ремонте числятся, он уже давно продал, а деньги на сало потратил. Вы пропуск заказали?

– Конечно.

– Будем заезжать.

– Не забудьте мешок опечатать. Сопроводительные документы в порядке?

– Накладная на технику и сопроводительное письмо на фельдкурьерский груз, упакованный в мешок и опечатанный. Мешок сдается под роспись сопровождающему.

– Я к таможенникам заглядывал. Там сегодня какой-то незнакомый вертится.

– Тоже таможенник?

– Тоже. Но я его первый раз вижу.

– Приняли, наверное, нового. Если таможенник, не беспокойтесь. Они все одинаковые во всех странах. Кроме разве что Канады.

– Почему именно Канады?

– В Канаде и в США законы дурацкие. Там запрещено продукты питания ввозить. Прапорщик Собченко в прошлом году отправился в Канаду навестить родственников. И повез им соленое сало. И все на таможне отобрали. Прапорщик обиделся. Говорит, если бы хоть съели... А то ведь выбросили в грязный ящик. А он сам солил, старался. По собственному рецепту.

Подполковник взглянул на часы:

– Пора.

– Какая стоянка?

– Пятая. Да сегодня только один самолет и грузится. Там где-то еще пассажирский на Москву стоит. Утром летит. Техники возятся, готовят.

Майор кивнул и вернулся на стоянку, где прапорщик Собченко уже переложил героин в стандартный армейский мешок для перевозки почты – с дырочками для шнуровки и с бляшкой для печати, через которую шнуровка пропускается. Сам мешок уже на глазах у майора перебросил в кузов, где стояли подготовленные для отправки ящики с подлежащей ремонту негабаритной техникой.

Раньше перекладывать в мешок было нельзя. Машину всегда может остановить на дороге военный патруль. Если на технику документы в порядке, то сопроводительное письмо фельдкурьерской почты сделано самостоятельно на компьютере. Форма произвольная. Такие письма проходят только у местных таможенников, которые не знакомы с документацией Российской армии. Но раз с печатью, то сомнений быть не может. Печатям принято доверять.

Машина заурчала сильным двигателем, выбралась со стоянки, приняла правее и подъехала к воротам. Сигнал у «ЗИЛа» густой, басистый. Слона разбудит. Разбудил и дежурного, который на слона никак не походил. Из будки вышел молодой парнишка в галошах на босу ногу. Остановился под лампочкой. Посмотрел на номер, провел пальцем по листу бумаги, после этого открыл ключом замок и поднял шлагбаум.

Машина вырулила на стоянку, где приготовился к погрузке старенький военно-транспортный «Ан-12». Сама погрузка много времени не заняла. Заметно косящий одним глазом таможенник сверял наличие груза со списком.

– Порядок? – спросил у него подполковник.

– Как сказать... – таможенник уклончиво отвел один глаз в сторону самолета. Второй при этом разглядывал офицера.

Подполковник порядок знал и нарушать его не собирался. И потому достал из кармана сто баксов и сунул в протянутую руку. После этого забрался в кабину «ЗИЛа», вытеснив оттуда прапорщика Собченко. Прапорщику всегда нравилось пинать колеса машины, и он занялся этим делом с удовольствием.

Подполковник отсчитал сто двадцать пять стодолларовых купюр. Майор тщательно пересчитал их.

– Через месяц будет партия в два раза больше.

– Надо будет скидку сделать. Опт есть опт!