Стивен Хантер - Я, снайпер

— Проклятье, — перебил Боб, — что-то случилось. Констебл уже стоял на огневом рубеже, но тут вдруг к нему подбежала какая-то дамочка и протянула телефон. Он возбужденно говорит по телефону, так, теперь уходит в окружении своих ребят. Они сбегут, Ник! Констебл направляется к своему самолету.

— О господи, — пробормотал Ник. — Сколько их?

— Он сам и трое телохранителей, крепкие ребята. Оружия не вижу, но, полагаю, все вооружены.

— Проклятье! — выругался Ник.

— Я могу их остановить, — заявил Боб.

— О господи, — повторил Ник, словно мысленно представил кровавую перестрелку в людном месте: десятки убитых, все заканчивается полной катастрофой, и его карьера, только что спасенная, безжалостно растоптана.

Но затем он подумал: «Я проделал с этим стрелком долгий путь. Можно уже доехать и до самого конца».

— Решай сам, — сдался Ник. — Если ты считаешь, что нужно за ними проследить…

— Лучше дай мне какую-нибудь устную санкцию стрелять, и побыстрее, черт возьми, потому что они в ста футах и идут на меня.

Боб услышал, как Ник шепнул своим людям: «Будьте свидетелями и зафиксируйте все на бумаге», после чего громко произнес в телефон:

— Хорошо. Возьми его.

Толпе потребовалось какое-то мгновение для осмысления происходящего, а затем вдруг все стало ясно. Два стрелка стояли лицом к лицу в городке на Диком Западе, под палящим солнцем, готовые пролить кровь. Люди попятились — не прочь, а в стороны, вдоль главной улицы Колд-Уотера, чтобы посмотреть на событие, в реальной жизни не случавшееся уже больше столетия. И никто не смог бы заставить их уйти или отвернуться.

— Убейте его, — приказал своим телохранителям Красный Техасец.

— Сэр, — подал голос старший из них, — я сотрудник охранной фирмы «Грейвульф», и мне запрещено использовать оружие, если против меня не применили оружие первым. Я не могу стрелять в неизвестных гражданских лиц, особенно в многолюдном месте. И понятия не имею, кто этот тип.

— Кто ты такой? — спросил Техасец.

Незнакомец открыл было рот, но кто-то в толпе по неизвестной причине крикнул:

— Аризонский Рейнджер!

Последовало мгновение тишины, затем телохранитель сказал:

— Возможно, сотрудник правоохранительных органов. Стрелять не могу. Правила «Грейвульфа».

Он отошел от Красного Техасца, увлекая за собой своих товарищей. Все они остановились неподалеку, желая понаблюдать за развитием ситуации. Теперь с Техасцем находился один только Клелл Раш.

— Не надо, — тихо предостерег он. — У этого парня сбоку здоровенная железяка.

Приглядевшись, Техасец сразу понял: у незнакомца то же оружие, что и у него, только его кольт имеет ствол длиной четыре и три четверти дюйма, в то время как у Аризонского Рейнджера железяка действительно большая: модель со стволом длиной семь с половиной дюймов, то есть из кобуры ее придется извлекать гораздо дольше.

В этот момент у Техасца в голове что-то щелкнуло — или он снова превратился в Тома? Как бы там ни было, у него перед глазами мелькнул тщеславный образ. Он представил, как убивает Аризонского Рейнджера в честном поединке — в конце концов, кто может сразиться с ним на равных? — после чего уходит. У Тома не было сомнений, что благодаря извращенным понятиям американской культуры подобный поступок сделает его не просто знаменитым, а легендарным. Такая дуэль снимет с него бремя предыдущих убийств, которые он совершил сам или которые были реализованы по его заказу, — а их все до одного можно было назвать трусливыми. Но теперь, когда он сойдется с противником лицом к лицу и расправится с ним по старинке, так, как было принято на Диком Западе, и это будет заснято на тысячу сотовых телефонов, к нему помимо воли проникнутся восхищением. Про него будут говорить: «Он мерзавец, но храбрый мерзавец».

— Предупреждаю, — обратился Техасец к Рейнджеру, — эти револьверы заряжены.

Его противник криво усмехнулся.

— Мой тоже заряжен, — сообщил он. — Никогда не видел смысла в незаряженном оружии.

Наступила полная тишина. Да и могло ли быть иначе? Эти люди, как никто в мире, ценили церемонию дуэли и поклонялись стрелкам, словно древним божествам. И все зрители были в соответствующей одежде в духе восьмидесятых годов девятнадцатого века, так что в целом картина казалась одной из лучших фотографий Мэтью Брэди[85] или полотном кисти Ремингтона.[86] Все ощущали динамизм, грозовую энергию, кровь и боль, которым предстояло выплеснуться в реальности.

Двое противников медленно двинулись навстречу друг другу, не обращая внимания на толпу и окружение. Их сапоги поднимали пыль, шейные платки — у одного красный, у другого белый — были туго затянуты. Техасец сбросил стильный черный кожаный жилет, чтобы не стеснять движения. Белую широкополую шляпу он надвинул на лоб, защищаясь от солнца.

Рейнджер был в джинсах и джинсовой рубашке; его одежда представляла собой рапсодию в потертых голубых тонах. Сильно помятую шляпу можно было принять за ужасное подражание Ричарду Петти[87] — такие продаются на заправочных станциях, но, разумеется, столь изящный и храбрый человек ни за что не надел бы шляпу с заправки. Его револьвер лежал в кобуре «Гэлко», обильно украшенной вышивкой — такие предпочитают техасские рейнджеры, ремень был также расшит, с патронташем, в котором рядком расположились еще двадцать патронов 44-го калибра с пулей размером с яйцо малиновки. И все зрители, видевшие стрельбу Техасца, не сомневались: этот нарядный незнакомец идет навстречу своей смерти.

Противников разделяло шагов сорок, когда они вступили в игру. Ни слов, ни улыбок, лишь суровая мертвая сосредоточенность стрелков, глаза прищурены, губы угрюмо сжаты, дыхание незаметно, внешне никаких чувств; и, словно по молчаливому соглашению, оба потянулись к кобурам.

Техасец чувствовал себя уверенно, двигался быстро и свободно; целая цистерна адреналина, разлившаяся по кровеносной системе, превратила его правую руку в молнию, метнувшуюся к рукоятке, большой палец лег на курок, повинуясь команде мозга. Все это казалось сценой из идеального вестерна, где руки движутся с молниеносной быстротой и револьверы извергают огненные вспышки и клубы дыма, а плохой герой падает на землю, истекая кровью. Однако этого не произошло.

Рука Аризонского Рейнджера, расставшись со временем и законами физики, словно стала невидимой и в следующую наносекунду, когда вернулась в реальную вселенную, навела старый револьвер на цель, взвела курок, разбила капсюль, выбросив из дула струю огня и реактивный поток белого дыма, и жирная пуля 44-го калибра устремилась в пространство.

Техасец даже не успел достать из кобуры револьвер; пуля попала в цель, разорвала, изуродовала и вышла. Он тяжело рухнул на землю, поднимая пыль, которую быстро унес ветер, развеявший также и облачко дыма из более стремительного кольта Рейнджера. Падая, Техасец согнулся пополам, револьвер отлетел в сторону. Звук выстрела не услышал никто — настолько всеобщее внимание было приковано к древней драме.

Это мгновение будто вернулось из давно ушедшей эпохи. Ничто не указывало на более поздние времена. Белый дым и пыль, застилая фигуры участников, повисли в воздухе всего на миг, пока их не разогнал неугомонный ветер.

И тут раздались аплодисменты. Что ж, кто мог винить этих людей? И скандирующие крики: «Рейн-джер, Рейн-джер, Рейн-джер!»

Наверное, это ужасно — восторгаться убийством, какими бы ни были обстоятельства. Однако сразу же стало очевидно, что, хотя пуля на своем пути здорово изуродовала Красного Техасца, смерть ему в обозримом будущем не грозила, ведь Рейнджер провернул трюк героев ковбойских фильмов пятидесятых: выбил оружие из рук противника, как это несчетное число раз проделывали Хоппи, Паладин и Крис Кольт, после чего плохие ребята хватались за окровавленные руки и трясли ими.

Техасец катался по земле, вопя от боли, и тут стало ясно, чем отличалась эта конкретная вариация заезженной темы: Рейнджер оторвал скорее не револьвер от руки, а руку от револьвера. Пуля попала в лучевую кость и ушла вниз, выбивая револьвер в одну сторону, а три пальца правой руки — в другую. И теперь изувеченная культя исторгала алый поток, который нельзя было увидеть в фильмах пятидесятых.

Убрав револьвер в кобуру, Рейнджер подошел к лежащему противнику. Красный Техасец зажимал изуродованную руку, словно надеясь ладонью остановить кровотечение, но, подняв взгляд на победителя, съежился и отполз назад, стиснутый клещами страха. Рейнджер подождал, пока побежденный посмотрит ему прямо в глаза.

— Кто ты такой? — спросил Техасец, щурясь от прямого солнца, превратившего его противника в черный силуэт.

— Ты прекрасно знаешь, кто я. Просто ты думал, что я тебя не достану. Но я могу достать кого угодно. Я — снайпер.