Нацуки Сизуко - Третья дама

Почему-то у Дайго в голове сразу же промелькнула мысль — так вот она, весточка!

Оставив «технарей» снимать отпечатки пальцев, инспектор Фурукава из первого полицейского отделения Фукуоки вышел из гостиной. Он остановился в тёмной, уложенной каменной плиткой прихожей. Снаружи перед входом была разбита усыпанная песком парковочная стоянка, а сам двор отгорожен от внешнего мира аккуратно подстриженными зарослями камелий и миртов. Однако расстояние между крыльцом и воротами было довольно коротким. Чугунные ворота, судя по всему, днём никогда не закрывались.

Такие дома, как этот, не были уж столь огромными, чтобы их можно было назвать особняками. На противоположной стороне улицы два-три магазинчика, а за ними, чуть подалее, десятиэтажный многоквартирный дом. Это был район обитания среднего класса, и частный дом Йосими пока что был здесь самым большим.

За натянутой у ворот верёвкой топтались любопытные. Фурукава вдруг подумал, что обычно эта улица, должно быть, очень многолюдна. Днём здесь, наверное, снуют туда-сюда домохозяйки и распространители товаров, так что рано или поздно какой-нибудь очевидец всё же найдётся.

Фурукаве припомнилось выражение лица одного из полицейских, которого он посылал опрашивать жителей района. Фурукава велел парню во что бы то ни стало найти какого-нибудь очевидца — ведь за неимением каких бы то ни было улик на месте преступления подспорье в виде свидетеля могло сослужить следствию добрую службу.

Гостиная, в которой произошло убийство, была довольно просторной. Здесь умещались стандартный диван, солидные шкафы красного дерева и толстоворсый персидский ковёр. Когда Фурукава со своими людьми прибыл сюда, комната выглядела сумрачной и тихой, и на первый взгляд могло показаться, что здесь вовсе ничего не произошло. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было вкрадчивое урчание радиатора, но, хорошенько приглядевшись, Фурукава заметил на полу возле дивана распростёртое тело мужчины средних лет. На низеньком столике стояли чашечка с наполовину выпитым кофе и серебряный столовый прибор для сахара и сливок. Вот и всё, с чем им приходилось работать на месте преступления.

Вскоре следствие установило, что Акисигэ Йосими умер от принятой внутрь дозы цианида, подмешанной в кофе. Лёгкий запах миндаля и пятна на коже мертвеца были типичными признаками смерти, вызванной цианистым отравлением. Когда содержимое чашки прошло лабораторное обследование, источник яда только подтвердился.

Выходит, кто-то явился к Йосими, когда тот был дома один, и Йосими подал кофе в гостиную. Воспользовавшись случаем, убийца подсыпал цианид в чашку Йосими и дождался, когда тот выпьет и умрёт. Убийца скорее всего скрылся, прихватив с собой другую чашку. Чтобы не вызвать подозрения у Йосими, убийце пришлось тоже выпить кофе, а стало быть, оставить на чашке отпечатки пальцев и губ. Убийца предпочёл унести чашку с собой, а не смывать с неё водой уличающие его следы.

И убийца действительно не оставил никаких следов. Обследовав место преступления, полиция даже не смогла определить пол убийцы. Фурукава сильно сомневался, что они вообще найдут какие-нибудь отпечатки пальцев. Вот почему так важно было отыскать какого-нибудь очевидца, видевшего, как убийца входил или выходил из дома.

Фурукава заметил бегущих по лужайке репортёров и поспешил скрыться в доме. В передней, выходившей окнами на японский садик с фонарями, госпожа Киеэ Йосими беседовала с молодым человеком лет тридцати в синем костюме. Благодаря центральному отоплению в доме было тепло, однако Киеэ, бледная и дрожащая, постоянно зябко ёжилась. Это была аристократка с породистыми, правильными чертами лица, но в глазах её проглядывала жёсткость.

— Простите, — сказал Фурукава, вмешиваясь в их разговор.

Киеэ указала инспектору на пуфик и представила своему собеседнику.

— Это господин Ямада, ассистент-лаборант моего мужа.

Фурукава поздоровался с мужчиной за руку и сел, устремив взгляд на Киеэ.

— Я хотел бы, чтобы вы как можно более подробно описали мне, как обнаружили тело вашего мужа.

Повернувшись к Ямаде, Киеэ сказала:

— Не будете ли вы так добры позвонить и узнать, когда Соичи выехал из Нагасаки?

Когда Ямада вышел из комнаты, Фурукава вновь выразил вдове соболезнования, после чего продолжал:

— Чтобы убедиться в правильности наших действий, я хотел бы, чтобы вы ещё раз рассказали, как было дело. Есть ли у вас какие-либо основания предполагать, почему ваш муж мог желать совершить самоубийство? Возможно, это никак не связано с проблемами в университете, а быть может, с ухудшением здоровья или с чем-нибудь в этом роде.

— Нет, никаких таких проблем у него не было. У него была хроническая астма, но этой осенью она его почти не беспокоила. У него вообще было неплохое здоровье. Когда я уходила сегодня утром, он сказал, что собирается пойти в крытый бассейн. Это здесь у нас по соседству. А ведь он уже очень давно этого не делал.

Уставшие красные глаза Киеэ контрастировали с бледной кожей лица, и она явно заставляла голос не дрожать, когда говорила.

— Насколько я понял, вы вышли сегодня из дома около девяти утра?

— Да. Я только убрала со стола после завтрака и вызвала такси.

— И потом ваш муж был дома один?

— Да.

В этом большом, выстроенном на западный манер доме супруги Йосими жили одни совсем недавно. Старший сын из их троих детей, Соичи, окончил факультет психологии в университете «J» и теперь работал в одной из больниц в Нагасаки — близкий друг Йосими был там главным врачом. Обе их дочери вышли замуж и имели свои семьи: старшая — в Хиросиме, младшая — в Токио. Конечно, всем троим сообщили о трагедии, но пока никто из детей домой не приехал. Уволившаяся от них в сентябре домработница время от времени заходила к ним, пока они подыскивали новую, но по большей части пожилые супруги были всё время одни.

— Значит, вы взяли такси до вокзала Хаката? Что потом? Вы сели в электричку?

— Да. Дочь собиралась приехать за мной на машине к вокзалу в Хиросиме.

Киеэ поехала утром в Хиросиму, где муж её старшей дочери работал в крупной сталелитейной компании. Киеэ отправилась туда посмотреть выступление восьмилетней внучки, учившейся классическому японскому танцу. Киеэ давно обещала девочке, что приедет на выступление, поэтому сегодня отправилась в другой город, оставив мужа приглядывать за домом.

— Ну что ж, а в Фукуоку вы вернулись, насколько я понимаю, около шести. Наверное, взяли на вокзале Хаката такси и поехали домой?

— Да. По-моему, было без пятнадцати шесть. Помню, я очень торопилась, чтобы успеть накрыть мужу ужин.

Вернувшись, Киеэ заметила, что входная дверь не заперта, но это её не удивило — Йосими часто оставлял дверь открытой, когда был дома один. В доме было темно, нигде ни одного огонька. Только радиаторы были включены. Поначалу она решила, что муж, куда-то задевав ключи, оставил дверь незапертой и уехал поиграть в гольф. Правда, она обратила внимание, что вся его обувь стоит перед входной дверью. Это слегка обеспокоило её, когда она вошла в дом и огляделась. Примерное 18.15 она обнаружила в гостиной на полу распростёртое тело мужа.

К тому времени руки и ноги Йосими сделались уже холодными, что со всей определённостью свидетельствовало о его состоянии. По словам Киеэ, она сразу поняла, что муж стал жертвой преступления, поэтому, вызвав доктора, она тут же бросилась звонить в полицию и старалась ни к чему не прикасаться.

— Понятно. В таком случае не упоминал ли он о каких-нибудь гостях, которых ждал сегодня?

Этой темы они уже касались во время первого опроса вдовы, и теперь, когда вернулись к ней снова, на лице Фурукавы появилось сочувственное выражение. Macao Фурукаве исполнился сорок один год, у него было круглое румяное лицо и очки в тёмной оправе. По этому делу он был назначен главным следователем.

— Я не припомню, чтобы он говорил о каких-нибудь гостях. Об этом и речи не было.

— Тогда, быть может, кто-нибудь звонил ему?

— Нет, ничего подобного не припоминаю. Сегодня утром, пока я была дома, вообще никто не звонил.

Время от времени вдова прикладывала к уголкам рта безукоризненно чистый белый платок, но продолжала отвечать на вопросы Фурукавы со стоической решимостью.

— В таком случае мы можем предположить только два варианта: либо кто-то позвонил и назначил встречу уже после вашего ухода, либо сразу заявился сюда и совершил преступление.

— Должно быть, так. — Киеэ прищурила глаза, пытаясь сосредоточиться, но, по-видимому, больше никакая версия не приходила ей в голову.

— На столике мы нашли чашку кофе. Как по-вашему, можно предположить, что ваш муж приготовил себе кофе сам?

— Думаю, скорее всего так и было. Кофеварку мы всегда держали на плите, и муж пил очень много кофе, особенно с прошлой весны, когда он бросил курить. Он часто сам готовил кофе, когда у него были гости. Конечно, если я бывала дома, я подавала его сама, но если нет, то муж мог сделать это и сам. О Боже! Как только подумаю, что всего этого могло не произойти, останься я дома сегодня!.. — Впервые за всё время Киеэ, казалось, готова была потерять самообладание. Она принялась утирать платком глаза, а из груди её вырвался сдавленный стон.