Элизабет Джордж - Картина без Иосифа

— Просто так, — сказала она. — Глупо, я понимаю. Можешь мне об этом не говорить. Мама краснеет от злости, а мистеру Рэггу все по барабану. Если он мне не родной, я могу фантазировать, что у моей мамы была страстная любовь, понимаешь, а я плод ее роковой страсти. Я представляю, как тот мужик появляется в Уинсло, случайно, проездом. Встречает маму. Они без ума друг от друга, но не могут, конечно, пожениться, потому что мама не хочет покидать Ланкашир. Но он был самой большой любовью в ее жизни, зажег в ней пламя страсти, как это делают мужчины. И теперь я — единственная память о нем-Джози стряхнула пепел. — Вот почему я называю его «мистер Рэгг». Глупо. Не знаю, зачем я тебе это рассказала. И вообще всем рассказываю. Я всегда остаюсь виноватой, и все это, наверное, понимают. Я слишком много болтаю. — Ее губы задрожали. Она вытерла пальцем под носом и выбросила сигарету, которая тихо зашипела в снегу.

— Болтать не преступление, Джози.

— Мэгги Спенс была моей лучшей подругой, понимаешь? А теперь она уехала. Мистер Рэгг говорит, что уже не вернется. А ведь она любила Ника. Ты знаешь об этом? Была верная любовь. Теперь они больше не увидятся. Я считаю, что это несправедливо.

Брендан кивнул:

— Жизнь такая штука, верно?

— А Пам теперь навсегда посадили под домашний арест, потому что прошлой ночью мать застукала ее в гостиной с Тоддом. Они этим занимались. Прямо там Ее мама зажгла свет и закричала. Прямо кино. Так что теперь у меня никого не осталось, ни одной близкой подруги. На душе пустота. Вот тут. — Она показала куда-то на желудок — Мама говорит, это потому, что мне нужно есть побольше, но ведь я не голодная. Понимаешь?

Он понимал. Он все знал про пустоту. Иногда ему казалось, что она у него внутри.

— А еще я не могу думать про викария, — сказала она. — Я вообще-то ни о чем не могу думать. — Она прищурилась и поглядела на дорогу. — Хорошо, что выпал снег. Хоть есть на что поглядеть.

— Верно. — Он кивнул, похлопал ее по колену и отправился дальше. Свернул на Клитероскую дорогу и сосредоточился на ходьбе, гоня прочь одолевавшие его мысли.

По этой дороге идти оказалось легче, чем по той. По снегу прошли уже несколько человек, прогуливаясь, по-видимому, до церкви. Он обогнал двоих из них — лондонцев — возле школы Они медленно шли, голова к голове, беседуя, и лишь мельком взглянули на него.

При виде их он почувствовал горький укол грусти. Мужчина и женщина вместе, разговаривают, касаются друг друга. А его ждет в будущем только горе. Любовь не для него. Он не знал, как справиться с такой бедой.

Вот почему он и вышел в такую рань из дому и упрямо пробирался по снегу, уговаривая себя, что просто решил посмотреть на Холл. Солнце взошло, подышать воздухом никогда не мешает. Но за церковью снег стал глубоким, и когда он наконец добрался до дома Полли, минут пять никак не мог отдышаться.

— Небольшой отдых, — говорил он себе и осматривал одно за другим окна — нет ли движения за занавесками.

В последние два вечера она не приходила в паб. Он сидел и ждал до последнего момента, когда Бен Рэгг объявлял, что они закрывают, а Дора ходила между столиками, собирая кружки и стаканы. Он понимал — раз уже половина десятого, маловероятно, что она придет. Но все ждал и мечтал.

Он мечтал и теперь, когда отворилась дверь и на пороге появилась Полли. Увидев его, она вздрогнула от неожиданности. На ее руке висела корзинка, а сама она была закутана с головы до ног.

— Идешь в деревню? — спросил он. — А я как раз возвращаюсь из Холла. Можно пойти с тобой, Полли?

Она подошла к нему и оглянулась на дорогу, ведущую в Холл, где лежал снег, чистый и девственный.

— Эй, ты что, прилетел оттуда? — спросила она. Он вытащил из кармана кожаный кисет.

— Вообще-то я шел туда, а не обратно. Просто решил прогуляться. День больно хорош.

Немного табаку просыпалось на снег. Она смотрела, как он падает, и не могла отвести взгляда. Он заметил на ее лице синяки. На ее сливочной коже виднелся лиловый полумесяц; по краям он уже пожелтел, начиная заживать.

— Ты не приходила в паб. Занята?

Она кивнула, все еще разглядывая табак на снегу.

— Я скучал без тебя. Хотелось поболтать и все такое. Но конечно, у тебя были дела. Я понимаю. Такая девушка, как ты… И все-таки я все время думал, когда же ты придешь. Глупо, конечно…

Она поправила на руке корзинку.

— Я слышал, все разрешилось. С Коутс-Холлом. Что случилось с викарием. Ты знаешь? С тебя сняты все обвинения. И это уже хорошая новость. Учитывая все…

Она не ответила. На ней были черные перчатки с дырой на запястье. Ему захотелось, чтобы она их сняла и он мог взглянуть на ее руки Согреть их. И ее тоже согреть.

Он пылко произнес:

— Я думаю о тебе, Полли. Все время. День и ночь. Я прихожу сюда ради тебя. И ты это знаешь, верно? Я ничего не умею скрывать. Ты понимаешь, что я чувствую. Понимаешь, да? Ты поняла это с самого первого дня.

Она поправила красный шарф на голове, натянула его края на щеки и не поднимала глаз, напомнив ему молящуюся фигуру.

— Мы ведь оба одиноки, правда? — говорил он. — И тебе, и мне нужен друг. Ты нужна мне, Полли. Я знаю, у меня вое так сложилось, что наши отношения не могут быть безоблачными. Но они будут незабываемыми. Я клянусь тебе, ты не пожалеешь об этом Только доверься мне.

Она подняла голову и с любопытством посмотрела на него. У него даже вспотело под мышками.

— Я что-то не так сказал, да? Вот почему получается чепуха. Лучше я скажу тебе прямо. Я люблю тебя, Полли.

— Это не чепуха, — сказала она. — И говоришь ты все так

Его сердце затрепетало от радости.

— Значит…

— Лучше вообще ничего не говори.

— Я люблю тебя. Я хочу тебя. Ты не пожалеешь, если только…

— Забуду о том, что ты женат. — Она покачала головой. — Ступай домой, Брендан. Заботься о миссис Бекки. Спи в собственной постели. Нечего бегать за мной.

Она резко кивнула — отпуская его, прощаясь, это уж понимай как хочешь — и зашагала к деревне.

— Полли!

Она оглянулась. Ее лицо было каменным. Вот недотрога. Но он все равно доберется до нее. Он найдет ключ к ее сердцу. Будет просить, умолять, чего бы это ему ни стоило.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Полли, ты мне нужна.

— Нам всем что-нибудь нужно. — Она пошла прочь.

Колин видел, как она шла мимо. Словно яркое пятно на фоне белого снега. Красный шарф, синее пальто, красные брюки, коричневые ботинки. Она несла корзинку и упорно шла по дальней обочине дороги. В его сторону даже не глянула. Когда-нибудь посмотрит. Бросит украдкой взгляд на его дом — не работает ли возле дома, не возится ли с машиной. Перейдет через дорогу, придумывая повод для разговора. Слыхал ли он про собачий процесс в Ланкастере? Как поживает ее отец? Что говорит ветеринар про глаза Лео?

Но сейчас она смотрела прямо перед собой. На другую сторону дороги, на стоящие там дома, а его дома будто не существовало. Что ж, так лучше для них обоих. Если бы она повернула голову и посмотрела на него, может, он и почувствовал бы что-то. Но этого не случилось, и он не испытал никаких эмоций.

Утром он сделал все, что полагается: сварил кофе, побрился, покормил собаку, насыпал в тарелку кукурузы, нарезал бананов, посыпал сахаром и старательно перемешал все с молоком. Даже сел к столу, чтобы позавтракать. Даже зачерпнул ложкой молоко. Даже поднес ложку к губам. Дважды. Но есть так и не смог.

Он хотел протянуть ей руку, но она была налита свинцом. Хотел назвать ее по имени. Но не знал, как назвать — Джульет-Сьюзен, как утверждал лондонский сыщик, — но ему нужно было как-то ее назвать, чтобы вернуть ее.

Он обнаружил, что она находилась не с ними. Только оболочка, тело, которое он так любил, но все ее нутро ехало впереди, в другом «рейнджровере», пыталось успокоить испуганную дочь и собрало все силы, чтобы проститься с ней

Он крепче обнял ее. Она произнесла каким-то бесцветным голосом:

— Слон.

Он пытался понять. Слон. Почему? Что такого он должен знать про слонов? Что они никогда не забывают? Что она никогда не забудет? Что она еще протянет к нему руку, чтобы он спас ее из зыбучих песков отчаяния? Слон.

Ей ответил инспектор Линли:

— Он в «опеле»?

— Я сказала ей — Панкин или слон. Ты должна решить, дочка.

— Я прослежу, чтобы она его получила, миссис Спенс.

Вот и все. Колин мечтал, чтобы она ответила на пожатие его пальцев. Но она не ответила. Даже не пошевелила рукой. Она просто перенесла себя в царство мертвых.

Теперь он это понял. Он и сам пребывал там. Смерть подступила, когда Линли изложил ему все факты, и уже не оставляла его всю ночь. Он перестал слышать голоса. И, словно покинув телесную оболочку, взмыл в небо и оттуда наблюдал, как говорил с ней Линли, желая утешить ее и успокоить, как помог ей сесть в машину, как поддерживал ее, обняв рукой за плечи, как прижал ее голову к своей груди в последний раз, когда они услыхали крик Мэгги. Странно, но сыщик совсем не радовался тому, что его предположения подтвердились. Наоборот, он был подавлен. Тот второй, инвалид, что-то говорил насчет правосудия. Линли горько засмеялся. Как все это ненавижу, сказал он, жизнь, смерть, всю эту проклятую суету. И хотя Колин слышал его словно издалека, он понял, что не испытывает ненависти. Нельзя умирать и ненавидеть.