Ефим Друц - Цыганские романы: Цыганский вор. Перстень с ликом Христа. Цыганский барон.

— Принес, — ответил Раджо.

— Ты бы пришел ко мне, Раджо, я бы тебе эту трижды клятую гитару без ловэ отдал, — сказал Кнут.

— Зачем она мне? — крикнул Раджо. — Держит меня Граф за горло, есть одно дело, узлом он меня повязал. Сказал, достанешь, мол, батовскую гитару, живи, а нет — конец тебе, мол. Пойдешь по этапу.

Барон посмотрел на Раджо и Кнута, на стариков. Не мог он взять в толк, чего медлит Кнут. Раджо уже покойник. Или у Кнута нет ножа…

— Ладно, — сказал барон. — Мы решим, а вы оба ждите за дверью.

Раджо и Кнут вышли вон — оба понурившись.

— Ну что, ромалэ? — спросил барон.

— Разреши мне, — сказал Анжей.

— Говори.

— Не идет Граф на крис, и нам это не безразлично. Цыгане скажут: вот, мол, не держит закон, и ему сходит с рук. Прикажи, барон, чтобы ромалэ привезли сюда Графа, а мы подождем.

— Найдите его, — сказал барон, и несколько человек тотчас вышли из комнаты.

— Люди от разного страдают, — задумчиво молвил Вайда. — Один не может людям простить, что его не замечают, а в нем, копнуть поглубже, ромалэ, только труха да гниль. Другой — за ловэ гонится, как за счастьем, сам не зная, что с ними делать. А жадность его распирает. Третий тонет в страстях. И всех их, в конце концов, Дэвла наказывает.

Старики одобрительно загудели. Барон сказал:

— Отец мой привел большой табор в Россию. Разве он думал, что от огромного табора так мало людей останется? Однако жизнь по-своему распорядилась. Мне цыгане себя доверили, а я не сумел сберечь многих.

— Не твоя вина, морэ, — сказал Анжей, — такое время.

— Нет, Анжей, на мне большая вина, не надо было мне самому в город уходить, а собрать бы табор да увести за границу.

Барон мрачнел, наливаясь гневом.

— Выродки вроде Графа были во все времена, но с ними цыгане быстро управлялись, — напомнил Вайда, — раньше мы его отлучили бы и — дело с концом.

— Он цыган в городе сбивает к уголовникам, а там уже не разобрать: что — ром, что — гадже, — сказал барон. — Это чума заразная.

— Пока ждем, — начал Анжей, — я, ромалэ, вам напомню одну историю. Как-то раз Бог-отец и Бог-солнце поспорили, кто из них больше нужен человеку. Бог-отец сказал: «Я землю родил! Я человека сотворил!» Бог-солнце ответил: «А я твоего человека согреваю. Своим теплом». И решили они походить по земле порознь да поглядеть и поспрашивать, что думают люди. Одни говорили: «Нужнее нам ты, Бог-отец. Ты нас и на том свете не оставляешь». Другие: «Бог-солнце, без твоего тепла мы бы хлеба не видели и перемерли от холода».

Сошлись опять Бог-отец и Бог-солнце, сели на бугорок и спорят по новой. Бог-отец говорит: «Я царь над людьми! Что захочу, то и сделаю с ними». Бог-солнце отвечает: «Без меня ничего не сделаешь: погасну, и люди погибнут, не над кем тебе будет царствовать». А ехали мимо цыгане. Бог-отец говорит: «Давай спросим этих, кто из нас им больше нужен?» — «Давай», — согласился Бог-солнце. Остановили, спросили: «Кто вам нужнее?» Глянули цыгане, а у богов — глаза злющие, в руках — дубинки. Этому угодишь, другой озвереет… И говорят цыгане богам: «Не здешние мы, кочевые. Мы конями торгуем…»

Старики посмеялись. Анжей вздохнул:

— Только эта история к случаю нашему не подходит!..

Вошел молоденький чяво, сказал барону:

— Нет нигде Графа, дадо. Не могут его найти. Как быть? Знать, скрылся из города.

— Ладно, ромалэ, — кивнул барон, — Граф никуда не денется, отыщем и спросим с него за все. Пока с Раджо надо решить.

— Закоренный ром! — вымолвил Вайда.

— Несчастный он, ромалэ, — сказал Анжей. — Думаю, смерть за ним ходит. Как Зента погибла, он бешеным стал.

— Это его дела, ромалэ, — возразил барон. — Правильных цыган мы не судим. Зовите его.

— Раджо! Раджо! — крикнул кто-то из молодых.

Раджо вошел с опущенной головой. Знал — пощады не будет.

— Вот, Раджо, наше слово: мы уже раз отлучали тебя. И отлучаем снова. На год. На год объявляю тебе магэрдо. Третьего раза, Раджо, не будет. А Кнута оставь и не трогай. Если что, мы тебя похороним. Я сказал и дважды не повторяю.

Старики одобрили. Раджо скользнул из комнаты.

Все, окружающее людей, — театральная декорация, имя ее создателя — Бог. Сцена меняется по его замыслам, человеку неясным. Что Богу надо от нас?.. Он строит, он же и рушит, и начинаются новые действа. Человек, обессилев, плывет в потоке, чаще всего по течению. А кто выгребает против, того захлестывает волна. Все мы актеры в театре Бога. Марионетки. Ведь кукольный театр — тоже театр.

У цыган своя роль в бесконечном спектакле жизни. Конечно, им помогает цыганский Бог — Дэвла, он видит каждого и особо пристально смотрит на тех, кто не рушит обычаев и законов предков. А предки из века в век стремились всячески защищать свою жизнь и жизнь своих близких и не дать гадже убить или оскорбить себя, унизить свое достоинство. Ром должен быть постоянно настороже, так повелось. Выходит, его душа согласна со всей природой, но, с другой стороны, — природа душе иногда подсказывает такое, к чему душа еще не готова. Цыгане из века в век удивляются: Дэвла любит своих детей, почему же не бережет от опасностей? Как так? Испытывает их крепость?

Черная Сара Кали, богиня тайн, тоже не оставляет тех, кто ей поклоняется. Ее чествуют. Лодки плывут, неся ее статуи. Плывут горящие свечи, и в освященные воды цыгане макают колоды карт, чтобы карты не врали и не таили секретов будущего. Так карты купали в священных водах и тысячи лет назад…

Безмолвствует Сара Кали, глаза ее пристальны и суровы, и каждый должен в своей душе прочитать ответ на вопросы о прошлом и будущем. Пока цыган жив, он чувствует взгляд Сары Кали. Сидя у ночного костра, глядя в огонь или на звезды, думает цыган и о том, что, может быть, даст Сара Кали ответ на загадку движения таборов по земле. Эта надежда питает отверженных и гонимых. Дэвла, что ли, обрек их на странствия, ибо не было радости им нигде, куда бы ни приходили они.

Время перетекает из пустоты в пустоту, а может, и нет его. Может, время придумано человеком, чтобы не потеряться в пространстве, которое разумом не охватишь.

Не зная дороги, натыкаясь на препятствия, мечется человек, прозревая в страданиях. Это и есть путь познания жизни.

Среди племен и народов цыгане, пожалуй что, угадали путь наиболее верный: не ломать, не вторгаться, не переделывать, а раствориться в том, что предписано Дэвлой с начала начал.

Анжела беспокоилась. Шел третий час ночи, а Ромки все не было. Она знала, чем кончился крис: цыганки-подруги ей доложили по телефону, однако где Ромка?.. Загулял он, что ли, в своем ресторане или в гостях у кого-то? Обычно предупреждает все-таки. Да и телефон есть — мог позвонить. Тем более после такого дня.

У Анжелы все валилось из рук. Начинала что-то делать по хозяйству — и бросала. Включила утюг погладить высохшее белье и забыла о нем. Вспомнила — выключила… Подошла к подоконнику, выглянула на улицу.

В сквере напротив горели круглые фонари. Под одним в круге света, выхваченном у ночи, стояли двое мужчин, будто ждали кого-то. Внезапно Анжела узнала — ее будто током ударило в сердце — блатного цыгана, с которым недавно разбирался в ресторане Ромка. Вспомнила его кличку — Нож. Второй был ей незнаком. Не иначе как ждут Ромку!.. Это беда. Ромка наткнется на них — и что будет? Нож — уголовник, подонок и на посылках у Графа. А Граф — сам дьявол… Анжела бросилась к телефону и подняла всех знакомых цыганок. Те разбудили своих мужей, заставили их одеваться и ехать на выручку Ромке. Издалека — из разных концов Москвы. Пока кто-то доберется…

Анжела подошла к окну и увидела в круге света в аллее третью фигуру — Кнута! Все трое жестикулировали, перемещались, их тени перекрестились, а голосов слышно не было.

Анжела распахнула окно и закричала так, что на момент оглохла сама:

— Ромка, Ромка! Уходи!

Двое, услышав вопль, отшатнулись от Кнута, но тотчас приблизились к нему снова и будто приклеились на момент.

Анжела выскочила на лестницу и кинулась вниз. Ноги ее подкашивались.

— Обидел ты меня, морэ, — сказал Кнуту Нож, — крепко обидел, при всех обидел.

— Или не ты, — возразил Кнут, — меня за ловэ к смерти приговорил?

— Ты что мне лепишь? — выкрикнул Нож. — Отдал бы Графу гитару, и все дела. Тем более он тебе гроши сулил. Не так?