Агата Кристи - Объявлено убийство

— Очень предусмотрительно.

— А потом вдруг я слышать, как стрелять. Я думать: ну, все, начался. И бежать к столовой. Эта другая дверь, ее нельзя открывать. Я стоять момент и слушать, и тогда третий выстрел, и сильный шум здесь, в холле, я поворачивать ручка двери, но ее запирать с той стороны. Я.., как это.., в мышеловка… Я чуть с ума не сойти. Я кричать, кричать и бить дверь. Потом они ее открывался и давался мне выходить. Я приносить свечи, много свечи.., потом свет зажигать, и я видеть кровь.., кровь! Ай! Это не первый раз я вижу кровь. Мой маленький брат.., я видеть, его убивать.., я видеть кровь на улица.., людей стрелять, они умирать… Я…

— Да-да, — прервал ее инспектор Креддок. — Большое спасибо.

— А теперь, — с пафосом продолжила Мици, — можете меня арестовывать и сажать в тюрьма.

— Не сегодня, — сказал инспектор Креддок.

Когда Креддок с Флетчером пересекали холл, направляясь к выходу, парадная дверь распахнулась, и они чуть не налетели на высокого красивого юношу.

— Сыщики, чтоб мне пусто было! — закричал он.

— Мистер Патрик Симмонс?

— Так точно, инспектор. Вы ведь инспектор, а он сержант, да?

— Совершенно верно, мистер Симмонс. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

— Я невиновен, инспектор. Клянусь, невиновен!

— Знаете что, мистер Симмонс, не валяйте дурака.

Мне еще со многими нужно поговорить, и я не хочу терять времени. Что это за комната? Мы можем сюда пройти?

— Это так называемый кабинет, но здесь никто не работает.

— А мне сказали, вы на занятиях, — протянул Креддок.

— Я обнаружил, что не могу сегодня сосредоточиться на математике, и отправился домой.

Инспектор держался официально: потребовал, чтобы Патрик назвал свое полное имя, возраст, сказал об отношении к военной службе.

— А теперь, мистер Симмонс, будьте добры, опишите вчерашний вечер.

— Мы заклали упитанного тельца[11]. Я хочу сказать, Мици самолично изготовила мятные печенья, а тетя Летти повелела откупорить новую бутылку хереса…

— Новую? — прервал его Креддок. — А что, была старая?

— Да. Целых полбутылки. Но тете Летти что-то в ней не понравилось.

— Она нервничала?

— Да не особенно. Она чрезвычайно разумная женщина. Это старушка Банни всех взвинтила — весь день каркала.

— Значит, у мисс Баннер и вправду были дурные предчувствия?

— О да, она натешилась вволю.

— Объявление она восприняла всерьез?

— Еще бы! Она так перепугалась!

— А мисс Блеклок сначала решила, что вы каким-то образом причастны к публикации объявления. Почему?

— Так меня же здесь вечно обвиняют во всех смертных грехах!

— Вы хотите сказать, что к объявлению не имеете ни малейшего касательства?

— Я? Ни с какого бока!

— И вы раньше не видели Руди Шерца и не общались с ним?

— Никогда.

— Но вы способны на такие шутки, верно?

— Кто вам сказал?! А все из-за того, что я однажды подложил Банни в постель яблочный пирог и послал Мици открыточку: “Берегись! Гестапо напало на твой след!”

— Расскажите о случившемся.

— Как только я вышел в маленькую комнату, чтобы принести херес, свет вдруг погас. Я обернулся: в дверях стоял какой-то тип, он рявкнул: “А ну руки вверх!” Все разохались, развопились, а я прикидывал, как бы половчее сбить его с ног. Но он вдруг принялся палить из пистолета, а потом хлоп — и повалился на пол; фонарик выпал из его руки, и опять стало темно; тут полковник Истербрук стал командовать, как в казарме: “Свет! Свет!..” А где я ему возьму свет? Разве моя зажигалка долго протянет? Эти проклятые новшества — сплошное надувательство.

— Как вам показалось? Налетчик целился именно в мисс Блеклок?

— Откуда мне знать? Думаю, он стрельнул просто так, шутки ради, а потом понял, что зашел слишком далеко.

— И застрелился?

— Почему бы и нет? У него физиономия мелкого жулика, который легко впадает в панику.

— Вы абсолютно уверены, что никогда прежде его не видели?

— Абсолютно.

— Спасибо, мистер Симмонс. Я хотел бы опросить остальных, тех, кто присутствовал здесь вчера. В каком порядке это лучше сделать?

— Значит, так.., наша Филлипа — миссис Хаймс — работает в Дайас-Холле. Ворота почти напротив наших. А оттуда ближе всего до Светтенхэмов. Спросите — вам любой покажет дорогу.

Даиас-Холл сильно пострадал за время войны. Там, где некогда росла спаржа, теперь радостно произрастали сорняки, среди которых, как свидетели безобразия, с трудом пробивались жалкие, тощие метелочки спаржи. Зато вьюнки, крестовник и прочая нечисть чувствовали себя вольготно.

Часть огорода, правда, уже призвали к порядку, и там Креддок обнаружил унылого старика, который задумчиво опирался о заступ.

— Вы небось миссис Хаймс ищете? Уж и не знаю, что вам сказать. Она все наперекор делает. Я к ней с чистой душой, да что толку? Эти молодые девицы никого не слушают, никого. Думают: раз штаны нацепили и уселись на трактор, так им никто не указ! Но тут настоящий садовник нужен. А эту премудрость в один день не одолеешь. Да, садовник — вот кто тут нужен.

— Пожалуй, — поддакнул Креддок.

Но старик воспринял его слова как упрек.

— Да вы сами посудите, что я могу один? Здесь всегда работало трое взрослых мужиков и парнишка. Столько и сейчас требуется. Ведь далеко не всякий будет надрываться, как я. Порой до восьми вечера здесь спину гну. До восьми!

— А вы что, с фонариком работаете?

— Так я ж не про сейчас, говорю. Я о лете говорю.

— А-а, — протянул Креддок. — Ну, я пошел искать миссис Хаймс.

Крестьянин, видимо, был заинтересован.

— А чего она вам понадобилась? Вы ж из полиции, да? Она что, в историю влипла, или это из-за Литтл-Педдокса? Там какой-то тип в маске вломился с револьвером в комнату и хотел грабануть, а народу в комнате было яблоку негде упасть! Эх! До войны такого бы не случилось. А все из-за дезертиров. Ишь головорезы, рыщут по стране. И почему только военные их не скрутят?

— Сам не знаю, — пожал плечами Креддок. — Наверно, налет вызвал много пересудов, да?

— Еще бы! И куда мы катимся? Мне-то Нед Баркер рассказал. А виной всему вроде как девчонка, что готовит на мисс Блеклок, мерзопакостный у нее характер, она точно замешана, так он сказал. Он уверяет, она коммунистка или того хуже, а нам такие не подходят. А Марлен, она в баре за стойкой торчит, ну, вы понимаете, о чем я.., она говорит, у мисс Блеклок есть что-то очень ценное. Нет, не то, про что вы подумали, я уверен, что с мисс Блеклок взять нечего, разве что его большущие бусы из фальшивого жемчуга. А Марлен и говорит: “А вдруг они настоящие?” А Флорри, дочка старика Беллеми, ей в ответ: “Еще чего! Это же…” И как-то она их обозвала. Бижутерия, вот как! Бижутерия… Хорошенькое названьице для обыкновенных побрякушек! Мы-то с вами знаем, что это просто стекляшки. Небось и то, что девчонка Симмонс носит, эта ее золотая веточка и собачка — тоже бижутерия. Нынче редко у кого увидишь настоящее золото, даже обручальные кольца, и те делают из какой-то серой платиновой дряни. Сколько б ни стоило, все равно вид убогий, так я считаю; — Старик Эш перевел дух и продолжил:

— Мисс Блеклок дома денег не держит. Джим Хиггинс божился, что точно это знает. А кому еще знать, как не ему, если его жена ходит убираться в Литтл-Педдокс? Она все про всех знает. В каждую дырку свой нос сует, ей-богу.

— И что же, по словам ее мужа, считает миссис Хиггинс?

— А то, что тут Мици замешана. Ну и норов у девчонки! Спеси-то сколько, спеси! Недавно прямо в глаза назвала миссис Хиггинс батрачкой.

Креддок еще немного постоял, попытался мысленно, — ибо в таких вещах был педантом, — разложить по полочкам сведения, полученные от старого садовника. Тот дал ему исчерпывающий отчет о деревенских сплетнях, но вряд ли это могло пригодиться. Креддок уже собрался уходить, как вдруг старик ворчливо окликнул его.

— Она, может, яблоки собирает. Она молодая, ей это больше по силам.

И естественно, Креддок там и обнаружил Филлипу Хаймс. Сперва он увидел ее стройные ноги, обтянутые бриджами, они легко скользили по стволу дерева. А потом перед ним предстала и сама Филлипа, зардевшаяся, растрепанная, испуганная.

“Из нее вышла бы прекрасная Розалинда”, — машинально подумал Креддок. Надо сказать, инспектор был большим почитателем Шекспира и с успехом сыграл некогда роль меланхолического Жака в пьесе “Как вам это понравится”. Спектакль ставили для сиротского приюта.

Но он тут же изменил свое мнение. Для Розалинды Филлипа Хаймс, пожалуй, чересчур холодна. Правда, ее красота типично английская, однако слишком современная, в шестнадцатом веке эталон красоты был иным.

Филлипа просто хорошо воспитанная, невозмутимая англичанка, без всякого ветра в голове.

— Доброе утро, миссис Хаймс. Извините, что напугал вас. Я инспектор полиции Креддок из Миддлширского округа. Хотел поговорить с вами.