Арнольд Беннет - Дань городов

Около шести часов, когда стало рассветать, осмотр фасада отеля показал, что почти в каждую комнату злоумышленники проникли через окно или с крыши, или снизу. Но на плитняке террасы и асфальте садовых дорожек не оказалось никаких следов.

– Вот до чего доводит ваша английская привычка спать с открытыми окнами! – язвительно заметил американец из Индианополиса, обращаясь к остальной компании.

В это утро отельный омнибус не прибыл на станцию к поезду в 3.30, с которым обыкновенно туристы отправлялись в Тунис и Бискру, что вызвало у носильщиков целый переполох.

– Мой привет капитану Блэку, – сказал Сесиль Торольд, – и повторите ему, что я хочу только не терять из вида пароход.

– Слушаю-с, сэр, – поклонился Леонид. Он был бледен.

– А вам советую лечь.

– Благодарю вас, сэр. Но в лежачем положении я чувствую себя еще хуже.

Сесиль снова находился в своей каюте. Под ним две тысячи лошадиных сил влекла по волнам Средиземного моря «Кларибель» водоизмещением в тысячу тонн. Тридцать человек экипажа бодрствовали на борту яхты, двадцать же спали на широкой, безукоризненно вымытой носовой палубе. Он закурил папиросу и, подойдя к пианино, взял несколько аккордов, но так как пианино не стояло на месте, – отошел сейчас же прочь. Растянувшись на диване, Сесиль принялся думать.

Он добрался до гавани в двадцать минут, частью бегом, частью в арабской телеге. Катер с яхты уже поджидал его, и через пять минут он был на борту яхты, а яхта на полном ходу. Ему стало известно, что маленький подозрительный пароходик «Зеленый попугай» (из Орана), за которым он и его экипаж наблюдали несколько дней, проскользнул между южным и восточным выступами, остановился на несколько минут для переговоров около лодки, отчалившей неподалеку от нижней Мустафы, а затем взял направление на северо-запад, спеша по всей вероятности в какой-нибудь порт провинции Оран или Марокко.

А в кольцах папиросного дыма перед Сесилем встала вся картина во всех ее мельчайших подробностях. Он все время не упускал из вида загадочного происшествия с пятифунтовыми кредитками, предполагая, что это только часть грандиозно задуманного плана. Он подозревал связь между «Зеленым попугаем» и управляющим-итальянцем. Мало того, Торольд был уверен, что подготовляется нечто из ряда вон выходящее. Но несмотря на полнейшее убеждение, на логический вывод, наконец, на ожидание неизбежного, он так бы и не добился ничего, если бы миссис Макалистер не разбудила его вовремя. Не пофлиртуй он с ней накануне вечером, он мог бы до сих пор спать в номере отеля…

Все было более чем ясно. Пятифунтовые кредитки разбрасывались, разумеется, для рекламы отеля, с тем, конечно, чтобы эта реклама послужила приманкой для большего количества жертв. Была принята во внимание каждая, самая незначительная деталь и за выполнение плана принялось немало голов. Ни одна комната, вероятно, не осталась не обследованной и без соответствующего наблюдения, привычки каждой жертвы были тщательно взвешены и учтены. И, наконец, чья-то могучая воля, пользуясь всеми нитями одновременно, в одну ночь, вернее – в один час, завершила начатое… Награбленное добро было доставлено в Mustapha Inferieure, сложено в лодку и перевезено на «Зеленого попугая». Последний же, имея на своем борту и добычу и «добытчиков», несся на всех парах, несомненно, в один из пользующихся дурной славой портов Орана или Марокко – Тенец, Мостаганем, Бени-Сар, Мелилу, а то и в самый Оран или Танжер, Сесиль кое-что слышал об испанских и мальтийских притонах Орана или Танжера, где сбывалось украденное с двух континентов и находил себе пристанище преступный сброд.

И подумав о грандиозности замысла, такого простого по своей конструкции и постепенного, но неуклонного по своему выполнению, о положительно безграничной доле воображения, затраченного на его осуществление, и об искуснейшем руководстве, Торольд не мог удержаться, чтобы не признаться самому себе с чувством искреннего восхищения: «Человек, задумавший все это и приведший в исполнение, несомненно, негодяй, но в то же время и артист, величайший артист своего дела».

И вот теперь он, Сесиль Торольд, только потому, что был миллионером и располагал игрушкой в сто тысяч фунтов, делавшей в час девятнадцать узлов, содержание которой обходилось в месяц полтораста фунтов, имел возможность одержать верх над этим величайшим артистом, сведя к нулю все сделанное им, и вернуть свои часы, револьер, мех и пятьсот фунтов.

Для этого ему стоило только следовать за пароходом до первой встречи с одним из французских миноносцев, охранявших побережье между Алжиром и Ораном.

Ему стало жаль обреченного на гибель смельчака и он помимо воли задавал себе вопрос – что сделали хорошего в продолжение всей своей праздной, обставленной роскошью жизни все эти пострадавшие европейские паразиты, слонявшиеся бесцельно зимой вокруг Средиземного моря, а летом по северной Европе, чтобы можно было без колебания предпочесть их тому, кто поступил с ними по заслугам?

В каюту вновь вошел Леонид.

– Будет трудно, сэр, не терять из вида «Зеленого попугая», – заявил он.

– Что! – воскликнул Сесиль. – Это корыто?! Этот гроб! Неужели скорость его двадцать узлов?

– Совершенно верно, сэр, гроб! Он, я хочу сказать… тонет.

Сесиль бросился на палубу. Над Матифу занимался холодный серый рассвет, бросавший то тут, то там на вздымавшуюся грудь океана неясные блики. Капитан пустился в объяснения. Впереди на расстоянии не больше одной мили кормой погружался в воду «Зеленый попугай», и в то время, как Торольд с капитаном наблюдали за ним, от него отвалила шлюпка, после чего пароход быстро скрылся в морской пучине, оставив на поверхности только облако вырвавшегося на свободу пара. Мили две дальше к западу большой океанский пароход, плывший из Нового Света в Алжир, заметил катастрофу и свернул с пути. Спустя несколько минут яхта сняла со шлюпки трех арабов.

Рассказ арабов (двое из них были братья, а все они были уроженцы Орана) полностью подтвердил предположения Сесиля. Конечно, вначале они старались доказать свою непричастность к грабежу. Оба брата-араба, которые были покрыты в момент спасения угольной пылью, клялись, что их силою заставили работать в топке. Однако в конце концов все трое были выведены на чистую воду, и суд приговорил их к тюремному заключению на три года.

Таким образом, единственное, что осталось невыясненным – гибель «Зеленого попугая». Был ли это действительно никуда негодный пароходишко (он был приобретен крайне дешево в Мелиле) или же тут имела место месть, – не дознались. От трех арабов удалось лишь допытаться, что на пароходе было одиннадцать европейцев и семь туземцев, из которых одни они, по милости Аллаха, не попали на дно морское.

Отель пережил тяжелый кризис, но ликвидация его – вопрос ближайшего будущего. Почти с неделю обитатели его толковали о производстве водолазных работ по поднятию затонувшего парохода, но в результате затея эта была признана слишком дорогой, и всякие разговоры по этому поводу прекратились. Телеграфных переводов за одну неделю было получено тьма. Что же касается до пятнадцати человеческих существ, нашедших себе преждевременную могилу на морском дне, то о них почти никто не вспомнил – это было в порядке вещей, что за посягательство на чужую собственность они поплатились жизнью.

Настроение Торольда, возлагавшего большие надежды на это приключение, после неожиданного конца его сделалось подавленным, пока новые события не заставили его отвлечься от своих мрачных мыслей.

Миссис Макалистер быстро повернулась к Сесилю Торольду – толпа на площадке перед решеткой была настолько густа, что двигались одни только головы – и взволнованно произнесла, кивнув в сторону:

– Вот он, мой призрак!

– Ваш призрак? – спросил Сесиль, на мгновенье озадаченный неожиданным заявлением.

Затем мимо с гиканьем пронеслись арабские всадники, подняв целые тучи пыли и завладев вниманием толпы и зрителей на трибунах – это был последний круг перед финишем.

Бискра – оазис Сахары и столица ее алжирской части. Она отстоит от Алжира на расстоянии двух дней пути, по ту сторону отрогов Дхухуры, и является крайним пунктом алжирских железных дорог. В ней находится сто шестьдесят тысяч пальм, но, кроме них, еще полдюжины отелей, пять туземных деревень, форт, огромные бараки, ратуша, магазины фотографических принадлежностей, целая улица, населенная танцовщицами, и казино с игорными залами. Все это совершенно нарушает укоренившееся представление об оазисе, как о лужице воды с несколькими чахлыми пальмами, смотрящимися в нее, и песками бесконечной пустыни. Тем не менее, хотя Бискра столько же напоминает Париж, сколько оазис доброго старого времени, она представляет собою настоящий оазис с безбрежным песчаным пространством вокруг. Вы, конечно, можете, выйдя за пределы оазиса, натолкнуться на автомобиль, но пески остаются песками, а пустыня пустыней, и Сахара, более величественная, чем океан, взирает презрительно и на пневматические шины автомобилей «Мерседес» и на голубоватые лучи электрического света и на ноги английских, французских и немецких туристов.