Рекс Стаут - Не рой другому яму

Вулф кивнул.

— Это, конечно, ваша лучшая линия защиты. Что ж, я не стану ломиться в запертую дверь. — Он перевел взгляд на Хитса. — А вот ваши позиции выглядят хуже защищенными, и я не представляю, как вам удастся выкрутиться.

— Бивал я противников и посильнее, чем вы, — отмахнулся Хитс. — Людей, облеченных властью. Империалистов, пытавшихся подчинить себе весь мир.

— Несомненно, — согласился Вулф. — Однако, даже если вы воздаете им по справедливости, в чем я сомневаюсь, сейчас вы имеете дело со мной. Я не пытаюсь подчинить себе весь мир, но я припер вас к стенке, и вам уже не отвертеться. Объяснить? Будучи распорядителем денежного фонда своей партии, составляющего почти миллион долларов, вы готовы идти на отчаянный риск, чтобы держать в тайне имена жертвователей. Вы не подчинились даже законной власти. Видимо, вы готовы пойти на все, чтобы не раскрыть эту тайну. Но одно имя вы мне сейчас раскроете: я имею в виду миссис Бенджамин Рэкил. А также назовете мне даты и суммы, которые она вносила. Итак?

— Мне нечего вам сказать.

— Пф! У вас нет другого выхода. Давайте взвесим, что случится. Я уверен, что миссис Рэкил убила своего племянника, заподозрив его в сотрудничестве с ФБР и полагая в силу этого, что он представляет угрозу для ее партии и для нее самой. В ближайшее время мою уверенность разделят также и ФБР с полицией. Пусть у них это займет день или даже целый год, но неужто вы считаете что есть хоть даже самый крохотный шанс, что мы не выведем ее на чистую воду? Зная, что она раздобыла яд, мы рано или поздно выясним, где и как она его получила.

Вулф покачал головой.

— Нет. Вам придется отдать ее на заклание. Она представляет для вас смертельную опасность. Полиция не станет с вами церемониться — знали ли вы о ее принадлежности к коммунистической партии? Вы говорите, что нет, или отказываетесь отвечать. Они неминуемо раздобудут доказательства, уличающие вас, и ваша песенка спета. Более того, в их руки может попасть и весь список жертвователей. И что получается? Вместо административного взыскания за отказ давать показания на суде вам дают длительный срок за утаивание важнейших улик в деле об убийстве. Приплюсуйте сюда дело, которому вы служите. Вы же знаете, как относится к коммунизму большинство американских граждан, включая меня. Неужто вы согласны, что к одиозности этого образа присовокупится клеймо позора из-за выгораживания убийцы? — Вулф приподнял брови. — Будьте реалистом, мистер Хитс. Вспомните прошлые ошибки. Не в первый раз люди, сбитые с толку коммунистами, роя ямы другим, попадали в них сами. В странах, где правят коммунисты, все тюрьмы переполнены — я уж не говорю о могилах — бывшими «товарищами», допустившими неосторожность. Но в Америке, где вы не правите и, надеюсь, никогда до власти не доберетесь, вы не можете позволить себе роскоши выгораживать убийцу. Нет. Она для вас страшнее гремучей змеи. Сколько она внесла денег и когда?

Да, физиономией Хитса можно было залюбоваться. Не унаследуй он деньги, он бы мог зарабатывать их, играя в покер. Глядя на него, никто не раскусил бы — блефует Хитс или у него и в самом деле тузовое каре на руках.

Он встал.

— Я дам вам знать завтра.

— О, нет, — буркнул Вулф. — Я должен сначала вызвать полицию. А у вас должны взять свидетельские показания. Арчи?

Я уже занял позицию у двери в прихожую. Хитс шагнул ко мне.

— Я ухожу, — провозгласил он и попытался протиснуться мимо меня. У меня руки чесались, чтобы вмазать ему оплеуху, но я сдержался и просто оттер его плечом. Хитс пошатнулся, но удержался на ногах.

— Это нападение, — сказал он, обращаясь почему-то к Вулфу, а не ко мне. — Вы нарушаете закон. Вы об этом пожалеете.

— Чушь! — Вулф внезапно взорвался. — Черт побери, неужели вы считаете, что я позволю вам уйти и собрать экстренное заседание своего политбюро? Повторяю: вам крышка. Вы не сможете ее выгородить. Сбросьте шоры с глаз! Итак?

— Нет, — отрезал Хитс.

— Вы готовы сказать мне правду?

— Только не вам. Полиции.

Миссис Рэкил взвилась.

— Вы что, совсем рехнулись? Не будьте болваном!

Хитс пристально посмотрел на нее. Трудно упомнить, сколько вранья и фальши слышал я в стенах кабинета Вулфа, но то, что отмочил Генри Джеймсон Хитс, побило все рекорды. Глядя прямо в глаза миссис Рэкил, он отчеканил:

— Я должен выполнить свой гражданский долг, товарищ Рэкил.

— Арчи, вызови мистера Кремера, — велел Вулф.

Я подошел к своему столу и снял трубку.

На следующий день, в субботу, Венгерт с Кремером стояли в кабинете напротив стола Вулфа. Стояли они потому, что провели у нас уже целый час и теперь собирались уходить. На словах ни один из них не признал, что Вулф оказал большую услугу американским гражданам, включая их самих, но в целом оба держались достаточно дружелюбно.

Когда они повернулись к двери, я сказал:

— Одну минуточку.

Они воззрились на меня. Я обратился к Венгерту:

— Я думал, что об этом скажет мистер Вулф, но ни он, ни вы эту тему затрагивать не стали. Я говорю об этом только в плане конструктивной критики. Девушки, тайные агенты ФБР, даже законспирированные под коммунисток, не имеют права просто так, за здорово живешь, обижать добропорядочных граждан. Чего, скажите, выиграла Кэрол Берк, назвав меня в присутствии свидетеля дешевой задрипанной марионеткой? Да, я понимаю, она точила на меня зуб за то, что я обнаружил ее в стенном шкафу. Мне кажется, вам следует провести с ней разъяснительную работу.

Венгерт набычился.

— Кэрол Берк? Это что еще за ерунда?

— Бросьте вы, — поморщился я. — Ежу ясно, кто она такая. Мистер Вулф даже не соизволил унизиться, чтобы упомянуть это. Кто еще мог рассказать вам о нашем разговоре с Деллой Девлин? Она достаточно доверяла мисс Берк, чтобы позволить ей спрятаться в стенном шкафу, и, безусловно, пересказала ей нашу беседу. Может, хотите устроить со мной публичный диспут на телевидении на эту тему?

— Нет. Ни с вами, ни с кем-либо другим. У вас язык без костей.

— Только с близкими людьми. Скажите «пожалуйста», и я обещаю никому не рассказывать. Я хочу только внести одно полезное уточнение. Возможно, я марионетка, и пусть даже задрипанная, но я вовсе не дешевый!

Кремер не выдержал.

— Нет, это уже слишком, — рявкнул он. — Ты совершенно невыносим. Пойдемте, Венгерт, я спешу.

Они отчалили. Я думал, на том история и кончится, но пару дней спустя, в понедельник, когда Вулф диктовал мне письмо, зазвонил телефон; звонившая представилась Кэрол Берк. Я сдержанно поздоровался и спросил:

— Как вы себя ведете?

— Ужасно, когда это требуется, — весело прощебетала она, — Кстати, когда дело не касается работы, как сейчас, когда я звоню из телефонной будки, я могу быть совершенно очаровательной. Мне показалось, что я должна перед вами извиниться за то, что назвала вас дешевым.

— О'кей. Извиняйтесь.

— Может быть, вы предпочтете, чтобы я извинилась с глазу на глаз? Я готова понести наказание.

— Что ж, тогда послушайте. В прошлую среду я подумывал, что неплохо было бы в один прекрасный день найти время и выложить вам все, что я о вас думаю. Я согласен встретиться и облегчить душу. Я скажу вам, что о вас думаю, а вы будете извиняться. Бар «Черчилль» в половине пятого устроит? Вы имеете право появиться со мной на людях?

— Разумеется. Появляться на людях вменяется мне в обязанность.

— Прекрасно. Я воткну серп и молот в петлицу.

Я положил трубку, повернулся и сказал Вулфу:

— Кэрол Берк, между прочим. Я собираюсь угостить ее коктейлем, а, может, и еще чем-нибудь. Поскольку она связана с делом, которое мы только что завершили, расходы я, естественно, отнесу на казенный счет.

— Ни за что, — заявил Вулф и возобновил диктовку.

закуска (франц.)

По Фаренгейту. Соответствует тридцати пяти по Цельсию.

Здесь: в силу сложившегося положения (лат.)

Речь идет об игре в бейсбол.