Найо Марш - Убийство под аккомпанемент

– Знаю, знаю, – залопотал Морено, улыбаясь, насколько позволяли уши, – но послушайте! Я намерен сказать напрямик…

– А с чего бы вам говорить иначе!

– Ну тогда… Вы очень увлечены, и вы с душой играете, конечно же, вы хорошо играете. Но, простите за откровенность, надолго ли вашей увлеченности хватит? Вот, к чему я клоню, лорд Пастерн. А что, если будем говорить напрямик, вы завтра сдохнете?

– Мне пятьдесят пять, и я здоров как бык.

– Я хотел сказать, что если вы утратите интерес. Что? – страстно вопросил мистер Морено. – Что мне тогда делать?

– Я совершенно ясно дал вам понять…

– Да, но…

– Вы называете меня лгуном, чертова вы образина?! – заорал лорд Пастерн, и на скулах у него вспыхнули два ярко-алых пятна. Грохнув разобранным зонтиком о рояль, он всем телом повернулся к дирижеру, который тут же начал заикаться.

– Будет вам, будет, лорд Пастерн, охолоните, я… мне очень сегодня нервозно. Я в таком расстройстве. Не вводите меня в возбуждение.

Лорд Пастерн оскалился.

– Вы дурак, – сказал он. – Я за вами следил. – Он задумался на секунду и как будто принял решение. – Читали когда-нибудь журнал «Гармония»?

Морри дернулся как ошпаренный.

– Ну да. Но почему… В толк не возьму, к чему вы его упоминаете, лорд Пастерн.

– Я почти уже готов написать в этот журнальчик. Знаю одного малого в их редакции. – Он погрузился было в мрачное раздумье, присвистнул сквозь зубы и вдруг рявкнул: – Если не поговорите со Скелтоном сегодня вечером, я сам с ним поговорю.

– Хорошо-хорошо, у нас будет разговорчик с Сидом. Хорошо.

Лорд Пастерн смотрел на него в упор.

– Вам бы лучше сегодня взять себя в руки, – сказал он, а после взял палочки и без лишней суеты выбил оглушительное крещендо, ударил в тарелки и, подхватив с пола револьвер, прицелился в Морено и выстрелил. Хлопок безумным эхом раскатился по пустому бальному залу. Рояль, тарелки и двойной барабан протестующие загудели, а Морено, белый как мел, отскочил на пару шагов.

– Будь я проклят! – рявкнул он, по нему градом покатился пот.

Очаровательно рассмеявшись, лорд Пастерн положил револьвер на рояль.

– Хорошо получилось, правда? Давайте просто пройдемся по программе. Сначала «Старые мелодии в новой обработке», «Лед сегодня есть?», «У меня есть все», «Продавец арахиса» и «Человек с зонтом». Чертовски удачная мысль мне пришла про зонты.

Обшарив взглядом скопление зонтов на рояле, Морено кивнул.

– Черная с белым французская штуковина – моей жены. Она не знает, что я его взял. Скрутите его назад и спрячьте среди остальных, ладно? Мы вынесем их, когда она отвернется.

Морено завозился с зонтами, а лорд Пастерн продолжил:

– После зонтов – номер Скелтона. На мой взгляд, он скучноват. Потом Сэндра споет свои песенки, а после… – он говорил с напускной беспечностью, – после вы скажете пару слов, чтобы меня представить публике, верно?

– Совершенно.

– Да-да. Что-то в том плане, мол, я случайно показал вам кое-что мной написанное, сами понимаете, и вы были совершенно очарованы, а я решил, что моя стезя в этом направлении и все такое. Ну?

– Абсолютно.

– Тогда я выхожу, и мы играем песню с начала и до конца, потом свингуем ее, потом стрельба, а потом, Боже ты мой, мое соло. Вот так.

Лорд Пастерн снова взялся за палочки, с мгновение подержал их над барабанами и как будто погрузился в транс.

– И все-таки я не уверен. Может, второй вариант был бы лучше? – задумчиво протянул он.

– Послушайте! Послушайте! – запаниковал Морри.

– Не рвите на себе волосы, – рассеянно отмахнулся лорд Пастерн. – Я думаю. – Он действительно как будто задумался, а потом с криком «Сомбреро!» бросился вон из комнаты.

Морри Морено отер лоб платком и, опустившись на табурет, закрыл лицо руками.

По прошествии значительного времени двери бального зала открылись, и вошел Ривера. Морено поднял глаза на него.

– Как делишки, Карлос? – спросил он страдальчески.

– Не слишком хороши. – Разглаживая указательным пальцем усы, Ривера деревянно подошел к роялю. – Я поссорился с Фелиситэ.

– Ты сам напрашивался, я не прав? Твое ухлестывание за мисс Уэйн…

– Женщинам полезно дать понять, что в любой момент им найдется замена. Они тогда нервничают, и со временем – опля! – они покорны.

– И получилось?

– Пока, возможно, нет. Я на нее сердит. – Он сделал напыщенный и неистовый жест. – На всех них! Со мной обращались как с собакой. Я Карлос да…

– Послушай, – сказал ему Морри, – сейчас мне твой темперамент не по плечу, старина. Я сам едва с ума не схожу от беспокойства. Мне просто не по плечу. Дернул же меня черт связаться со старым дурнем. Боже, какой у меня бардак! Дай сигарету, Карлос.

– Прости. У меня нет.

– Я просил тебя купить мне сигарет! – Голос Морено сорвался на визг.

– Это было бы не к месту. Ты слишком много куришь.

– Поди к черту.

– Повсюду, – заорал Ривера, – со мной обращаются без уважения! Повсюду меня оскорбляют! – По-бычьи наклонив голову, он надвинулся на Морено. – С меня хватит. Я слишком много усмирял себя. Я человек скорых решений. Не стану я больше унижать себя, играя в обычном танцевальном оркестре…

– Будет тебе, будет, будет!

– А потому я увольняюсь.

– У тебя контракт. Послушай, старина…

– Я плюю на твой контракт. Не хочу больше быть твоим мальчиком на побегушках. «Принеси мне сигарет». Ба!

– Послушай, старина… я… я подниму тебе жалованье… – Голос дирижера прервался.

Ривера глянул на него и растянул губы в улыбке:

– Правда? На сколько? Скажем, на пять фунтов?

– Имей сердце, Карлос.

– Или, к примеру, тебе вдруг захочется выплатить мне пять сотен задатка…

– Ты с ума сошел! Бога ради, Карлос… Честно, у меня нет таких денег.

– Тогда, – величественно изрек Ривера, – поищи себе других, пусть они тебе за сигаретами ходят. С меня… хватит… финито.

– И что со мной будет? – громко взвыл Морри. – Со мой-то что будет?

Ривера с улыбкой отошел. Красноречиво изображая безразличие, он осмотрел свое отражение в зеркальной стене и поправил галстук.

– Ты окажешься в крайне бедственном положении, мой друг, – изрек он. – Ты не сможешь меня заменить. Я совершенно незаменим. – Внимательно рассматривая свои усы, он мельком уловил отражение Морено. – Не гляди так кисло, – сказал он, – ты исключительно безобразен, когда делаешь такое лицо. Просто отвратителен.

– Это нарушение контракта. Я могу… – Морри облизнул губы. – Есть закон… Предположим…

Ривера круто повернулся.

– Закон? – переспросил он. – Премного тебе обязан. Разумеется, всегда можно прибегнуть к закону. Несомненно, это мудрый шаг для руководителя оркестра. Я нахожу предположение забавным. Я повеселюсь, повторяя его дамам, которые так любезно тебе улыбаются и настойчиво просят исполнить их любимые номера. Когда я перестану играть в твоем оркестре, их улыбки погаснут, а свои любимые номера они будут просить у других.

– Ты такого не сделаешь, Карлос.

– Позволь тебе сказать, мой милый Морри, что если закон и будет привлечен, то к нему обращусь я сам.

– Да будь ты проклят! – в бешенстве крикнул Морено.

– Из-за чего переполох? – спросил лорд Пастерн, который вошел незамеченным. Голову его украшало сомбреро с широкими полями, а ремешок подпирал двойной подбородок. – Я решил, что в нем буду выступать. Подходит к стрельбе, как по-вашему? Йи-пп-и-и!

После ухода Риверы Фелиситэ осталась сидеть в кабинете, зажав ладони между коленями и стараясь поскорее навеки похоронить воспоминания о недавней сцене. Она бесцельно смотрела вокруг: на мелкие предметы в открытом ящике у ее локтя, на пишущую машинку, на знакомые картинки на стенах, на безделушки и книги. В горле у нее пересохло. Ее переполняли отвращение и иссушающая ненависть. Она пылко желала избавиться от всяческих воспоминаний о Ривере и тем самым унизить его и ранить. Она так долго сидела неподвижно, что когда наконец шевельнулась, то обнаружила, что правая нога у нее затекла, а ступню покалывает. Деревянно и осторожно поднявшись, она услышала, как кто-то перешел площадку, миновал кабинет и вошел в гостиную.

«Пойду к Хенди, – решила она. – Попрошу Хенди сказать всем, что не поеду в «Метроном».

Она вышла на площадку. Где-то этажом выше ее отчим кричал:

– Мое сомбреро, дуралей… его кто-то взял. Вот и все. Кто-то его стащил.

Из двери в гостиную вышел Спенс с конвертом на подносе.

– Это вам, мисс, – сказал он. – Было оставлено на столике в вестибюле. Мне очень жаль, что его не заметили раньше.

Она взяла. Адрес был отпечатан на машинке. Выше, в углу конверта, значилось крупными буками «Срочно», а ниже – «Курьером». Вернувшись в кабинет, Фелиситэ вскрыла конверт.

Три минуты спустя дверь в комнату мисс Хендерсон с шумом распахнулась, и, подняв глаза от книги, она увидела на пороге сияющую Фелиситэ.