Рекс Стаут - Праздничный пикник (сборник)

– Ну, значит, это все, что мы имеем, – заметил я, сел и отпил кофе.

Фриц варит несравненный кофе. Я делаю все точно так же, как он, но получается совсем по-другому. Я отпил еще глоток.

– Итак, трюк не сработал.

– Это не трюк.

– А что же тогда?

– Окно к смерти. Я думаю, так и есть. Вернее, было. На сегодня я бы оставил это, Арчи. Завтра всё узнаем.

– Конечно, сэр.

– Мне не понравился твой взгляд. Если ты намерен докучать мне расспросами, то не стоит. Пойди куда-нибудь.

– С удовольствием. Добуду-ка я себе еще кусочек пирога.

С этими словами я подхватил свою чашку с блюдцем и отправился на кухню.

Там я и провел остаток дня – болтал с Фрицем, пока ему не пришло время ложиться спать. Около одиннадцати часов я заглянул в кабинет, чтобы запереть сейф и пожелать Вульфу спокойной ночи, после чего поднялся к себе в комнату.

Обычно после рабочего дня я укладываюсь в постель довольный собой и своими трудами, но не в этот вечер. Я не сумел узнать судьбу мороженого и даже предположить не мог, какое отношение оно имеет к делу. Я не понимал, при чем тут окно к смерти, хотя был в курсе, какую роль открытые окна сыграли зимней ночью двадцать лет назад. Я палец о палец не ударил, чтобы остановить Эрроу, хотя святой долг любого мужчины – спасать хорошеньких девушек из лап миллионеров. Да и вообще, дело дрянь, вряд ли нам удастся выжать что-то сверх тысячи баксов, ведь вся наша работа сводится к принятию решения, вызывать полицию или нет. Куда ни глянь – все плохо. Обычно я засыпаю через десять секунд после того, как моя голова коснется подушки, однако в ту ночь я ворочался в постели целую минуту, прежде чем наконец отключился.

Утро одним плохо: оно наступает, когда человек еще спит. Для меня все теряется в тумане, пока я умываюсь, одеваюсь и бреду на кухню. Там я первым делом вливаю в себя апельсиновый сок, и это немного помогает, но только после четырех оладий и двух чашек кофе я просыпаюсь окончательно.

Однако в этот четверг все происходило в ускоренном темпе. Протягивая руку к стакану с соком, я сумел разобрать сквозь туман, что Фриц собирает на поднос еду, и посмотрел на часы.

– Бог мой, – изумился я, – ты припозднился. Сейчас четверть девятого.

– Не беспокойся, – ответил он. – Завтрак мистеру Вульфу я уже отнес. А это для Сола. Он наверху с мистером Вульфом. Он сказал, что позавтракал, но ты же знаешь, как он любит мои колбаски по-летнему.

– Когда он пришел?

– Около восьми. Мистер Вульф просил, чтобы ты тоже поднялся к нему, когда поешь.

Он взял поднос и ушел.

И все, сон как рукой сняло. Да только в преждевременном пробуждении тоже нет ничего хорошего, потому что оно мешает тебе насладиться завтраком. Колбаски-то я съел, но не распробовал вкуса, а потом еще забыл намазать медом последнюю оладью и спохватился, уже когда от нее оставалось меньше половины. Передо мной на подставке стояла утренняя газета, и я делал вид, что читаю, но на самом деле читать не мог.

Было всего восемь тридцать две, когда я допил кофе, отодвинул стул, прошагал через прихожую и поднялся на этаж, где обитал Вульф. Дверь в его комнату была открыта, и я вошел.

Вульф, в желтой пижаме, босой, сидел за столом возле окна, а Сол, поедающий оладьи и колбаски, расположился напротив. Я встал перед ними.

– С добрым утром, – холодно поздоровался я. – Начистить ботинки?

– Арчи, – укорил Вульф.

– Да, сэр. Отпарить костюм?

– Утро не лучшее время суток для тебя, знаю, но мне нужно, чтобы ты этим занялся. Собери их всех, включая доктора Буля. Постарайся, чтобы они были здесь в одиннадцать. А если это невозможно, то к полудню. Скажи им, что я пришел к решению и хочу его огласить. Если доктор Буль заупрямится, сообщи, что это решение и ход моих рассуждений будут интересны ему с профессиональной точки зрения и что я очень хотел бы, чтобы он присутствовал. Если ты позвонишь ему немедленно, то сможешь застать его до начала рабочего дня. Начни с него.

– Это все?

– На данный момент все. Мне нужно еще закончить с Солом.

Я оставил их.

Было без двадцати двенадцать, когда я сообщил Вульфу по внутреннему телефону, что все собрались. Он спустился в кабинет, прошествовал к своему столу, приветствуя пришедших кивком налево и кивком направо, и сел. В телефонной беседе с доктором Булем мы после живой дискуссии столковались на половине двенадцатого, но он опоздал на десять минут.

Дэвиду, как старшему представителю семьи, я выделил красное кожаное кресло. Доктор Буль, Пол и Таттлы уселись в ряд перед столом Вульфа, причем Пол был посажен на ближайшее ко мне кресло – я хотел, чтобы он был у меня под рукой, если Джонни Эрроу затеет очередную потасовку. Эрроу и Энн оказались в дальнем ряду, бок о бок, за креслом доктора Буля. Сол Пензер пристроился у большого глобуса в одном из желтых кресел. Ноги он поставил на носки и задвинул под сиденье – он всегда так сидит, даже когда мы играем в карты.

Вульф остановил взгляд на Дэвиде.

– Меня наняли, – начал он, – чтобы изучить обстоятельства смерти вашего брата и решить, обращаться ли в полицию с просьбой о расследовании. Я даю утвердительный ответ. Дело действительно требует полицейского расследования.

Последовал обмен восклицаниями и взглядами. Пол развернулся и грозно воззрился на Джонни Эрроу. Луиза Таттл протянула руку к мужу. Доктор Буль заявил авторитетным тоном:

– Возражаю! Как лечащий врач, я хочу услышать, на чем основано такое решение.

Вульф кивнул:

– Разумеется, доктор. Ваше требование справедливо. Полиция тоже захочет узнать, чем я руководствовался. Интересно это и всем, кто здесь сидит. Считаю, что проще всего будет, если я прямо сейчас, в вашем присутствии продиктую письмо инспектору Кремеру из отдела убийств и свое заключение. – Он обвел всех взглядом. – Убедительно прошу не перебивать меня. Если возникнут вопросы, я отвечу на них, когда закончу диктовку. Арчи, твой блокнот, пожалуйста. Сначала письмо мистеру Кремеру.

Я крутанулся на кресле, чтобы взять блокнот и ручку, возвратился в исходное положение, закинул ногу на ногу и устроил блокнот на колене. Так я мог писать, не упуская из виду наших гостей.

– Готово! – сказал я боссу.

– «Уважаемый мистер Кремер, считаю необходимым привлечь Ваше внимание к обстоятельствам смерти некоего Бертрама Файфа, скончавшегося в ночь на прошлую субботу в „Черчилль тауэрз“. В подтверждение своего мнения прилагаю запись бесед с семью лицами, а также заключение по результатам расследования, проведенного мною. С уважением».

Он направил на меня палец.

– Подготовишь записи бесед и личные данные. Из заключения тебе будет понятно, что́ нужно включить, а что не нужно. Заключение напечатай на моем бланке, в обычной форме. Все ясно?

– Все.

Вульф откинулся в кресле и сделал глубокий вдох.

– «Заключение. Поскольку трое из причастных к делу лиц, включая усопшего, носят фамилию Файф, я буду называть их по именам. Подозрения Пола относительно подмены морфина можно отбросить, как мне кажется. Крайне маловероятно, что кто-то из посетивших в тот день номер отеля принес с собой отраву, столь схожую по виду с таблетками морфина, что опытная сиделка не заметила подмены. Один из фигурантов, владелец аптеки Таттл, в принципе мог располагать подобными таблетками, приобрести их или изготовить, но в таком случае пришлось бы допустить, что он предвидел возможность подмены, а это маловероятно».

– Это просто смешно, – провозгласил доктор Буль. – Любое ядовитое вещество, упомянутое в фармакопее, вызвало бы характерные симптомы, которые я обязательно заметил бы.

– Сомневаюсь, доктор. Это преувеличение, и не советую вам повторять его со свидетельской трибуны. Я просил не перебивать меня. Арчи?

Ему требовались три последние слова из продиктованных, и я напомнил ему:

– «А это маловероятно».

– Угу. «После проверки, проведенной мистером Гудвином, я признал версию о подмене морфина химерой воспаленного воображения Пола. Я бы счел химерой и все это дело, если бы не одна загвоздка – грелки». Абзац.

«Я пришел к выводу – и, уверен, Вы согласитесь с ним, учитывая все обстоятельства, – что грелки были уже пусты, когда Пол заметил их в кровати брата. Меня это озадачило. После ухода сиделки ночью кто-то вынул грелки из постели, опорожнил их и положил обратно. Что может быть причиной столь странных действий? Нельзя было просто отмахнуться от этой загадки. Она беспокоила меня. Я послал мистера Гудвина в Маунт-Киско, чтобы он расспросил родственников покойного о морфине, но этот опрос был простой формальностью. Требовалось найти какое-то объяснение тому факту, что грелки были пусты. Я рассматривал его со всех возможных точек зрения, примерял ко всему, что рассказывали мне участники событий, и в конце концов нашел объяснение, опираясь на две подсказки. Первая – это ответ на вопрос, какой цели могли служить пустые грелки в постели больного человека. А вторая – тот факт, что глава семейства Файф также умер от пневмонии после того, как кто-то открыл окно и впустил в комнату зимний холод. Открыл окно к смерти, так сказать. Этот вопрос и это обстоятельство натолкнули меня на одну мысль». Абзац.