Агата Кристи - Хлопоты в Польенсе

Он громко кричал в разговоре с сэром Рьюбеном. До меня долетало то одно слово, то другое, но я слышал недостаточно, чтобы понять, о чем идет речь. Вдруг раздался пронзительный крик и глухой стук, будто упал тяжелый предмет или тело. А затем в тишине отчетливо прозвучал голос мистера Леверсона, он вскричал: «Боже мой! Боже мой!» — точно так, как я вам передаю, месье.

Парсонс, поначалу мало расположенный беседовать с Пуаро, вошел во вкус и излагал свою историю с видимым удовольствием. Он ощущал себя искусным рассказчиком. Пуаро всячески подбадривал его.

— Представляю, как вы взволновались!

— Ах, так оно и было, месье. Не то чтобы в тот момент я придал всему особое значение. Просто подумал, что что-то уронено и мне бы следовало подняться взглянуть. Я встал, чтобы зажечь свет, и налетел в темноте на стул. Наконец отворил дверь и пошел отмыкать другую, которая выходит на площадку. Оттуда начинается лестница. Я стоял под лестницей и еще раздумывал, когда вновь услыхал голос мистера Леверсона. Он был наверху и говорил очень естественно и весело. «Ничего плохого, к счастью, — сказал он — Спокойной ночи!» Затем я услышал, как он прошел в свою комнату, насвистывая. Я отправился спать, говоря себе, что это всего лишь упал какой-то предмет, не больше. И я вас спрашиваю, месье, мог ли я заподозрить, что сэра Рьюбена убили, если мистер Леверсон сказал «спокойной ночи» и все такое?

— А вы уверены, что слышали голос именно мистера Леверсона?

Парсонс взглянул на маленького бельгийца почти с жалостью. Тот понял, что, независимо от того, прав он или ошибается, сам Парсонс не имеет никаких сомнений.

— Желаете ли вы, месье, задать мне другие вопросы?

— Мне хотелось узнать вот что: вы любите мистера Леверсона?

— Я… простите, что вы сказали, месье?

— Это очень простой вопрос: вы любите мистера Леверсона?

— Общее мнение прислуги, месье… — Дворецкий остановился.

— Ну, что ж. Отвечайте мне таким образом, если вам это больше нравится.

— Все находят, месье, что мистер Леверсон благородный молодой человек, но недалек.

— Знаете, Парсонс, хотя я его никогда не видел, у меня самого сложилось похожее мнение.

— Правда, месье?

— А каково ваше мнение… простите, мнение прислуги о секретаре?

— Очень спокойный господин, воспитанный, терпеливый и сделает все, лишь бы никого не обеспокоить.

— Вот как?

Дворецкий кашлянул.

— Леди Аствелл, месье, склонна судить несколько поспешно.

— Следовательно, в глазах прислуги преступник мистер Леверсон?

— Никто из нас не хотел бы верить, что это он… мы… короче, мы не считаем его способным на это, месье.

— Мне кажется, однако, что характер у него неуравновешенный, — сказал Пуаро.

Парсонс доверительно приблизился к нему.

— Если вы меня спросите, у кого в доме самый вспыльчивый характер…

Пуаро поднял руку:

— Я бы задал не этот вопрос. Напротив, я бы спросил, у кого в доме самый лучший характер?

Парсонс смотрел на него, раскрыв рот. Но Пуаро решил, что уже достаточно потерял времени с Парсонсом. Дружески кивнув, он оставил его.

Детектив вновь поднялся в большой холл, на минутку остановившись, чтоб поразмыслить. Легкий шум заставил его очнуться. Склонив голову, как воробей, он на цыпочках приблизился к неприкрытой двери с другой стороны холла.

Остановился по пороге и заглянул.

Это оказалась маленькая библиотека. В наиболее удаленной от двери части ее молодой человек, худой и бледный, сидя за обширным письменным столом, что-то писал. У него был убегающий назад подбородок и пенсне.

Пуаро наблюдал с минуту, потом обнаружил свое присутствие деликатным кашлем. Молодой человек оторвался от работы и поднял голову. Появление Пуаро не столько испугало его, сколько озадачило. Детектив сделал несколько шагов вперед и проговорил со своим обычным утрированным поклоном:

— Вы месье Трефузиус, не так ли? Меня зовут Пуаро, Эркюль Пуаро. Вы, наверно, слышали обо мне?

— О! Ну, конечно, — промямлил молодой человек.

Пуаро внимательно рассматривал его. Оуэну Трефузиусу было около тридцати трех лет, и сразу стало понятно, почему никто не принимал всерьез обвинения леди Аствелл. Мистер Трефузиус относился к категории приличных молодых людей, исполнительных, скромных и обезаруживающе безобидных. Тип человека, с которым обращаются плохо, потому что он ни на кого не смеет обидеться. В этом уверены заранее.

— Вас прислала леди Аствелл? Она сообщила, что собирается сделать это. Могу я вам быть чем-нибудь полезен?

— Гм… А говорила ли леди Аствелл вам о своих подозрениях?

— Что касается этого, — со слабой улыбкой отозвался Трефузиус, — то я знаю, она подозревает меня. Абсурд, но это так. После смерти сэра Рьюбена она почти со мною не разговаривает, а когда мы сталкиваемся в доме, даже прижимается к стене.

Он держался совершенно естественно, скорее, забавляясь ситуацией, чем огорчаясь. Казалось, искренность Пуаро располагала и его к ответной сердечности.

— Представьте, мне она заявила то же самое! Я с ней не спорил. Взял за право никогда не пререкаться с такими безапелляционными особами. Пустая трата времени.

— Вы правы.

— Поэтому я лишь повторял: да, мадам; вот именно, мадам; совершенно верно, мадам. Эти слова ничего не выражают и в то же время успокаивают. У меня собственные изыскания. Между нами говоря, мне кажется почти невероятным, чтобы кто-то, кроме Леверсона, мог совершить это преступление. Однако… в общем, в нашей практике случалось и так, что невозможное все-таки происходило.

— Очень хорошо понимаю ваши сомнения, — корректно произнес секретарь. — Прошу считать, что я целиком в вашем распоряжении.

— Отлично, — проговорил Пуаро. Мы с полуслова понимаем друг друга. Теперь поведайте мне не спеша о событиях того вечера. Лучше начать с ужина.

— Как вы наверняка уже знаете, мистер Леверсон не ужинал дома. Они с дядей крупно поссорились, и он отправился ужинать в клуб. Сэр Рьюбен весь вечер пребывал в мрачном расположении духа.

— Не очень-то легкий характер был у вашего хозяина, — подсказал Пуаро.

Трефузиус невесело усмехнулся.

— По правде говоря, ужасный! Я служу у него девять лет и изучил все его штучки. Человек с невыносимым нравом, месье Пуаро. Он впадал в приступы ярости, как избалованный ребенок. И тогда оскорблял каждого, кто к нему приближался. Я-то, в конце концов, этому притерпелся, не обращал ни малейшего внимания, что бы он ни говорил. В глубине души он не был злым, но случалось, что от гнева просто терял рассудок, приводя в отчаяние окружающих. Единственно, что надо было делать — это не отвечать ему ни слова.

— А остальные домашние? Обладают ли они подобной рассудительностью?

— Леди Аствелл, пожалуй, даже любила громкие сцены. Она ни чуточки не боялась своего мужа, всегда давала отпор и отвечала порой очень метко. Вскоре они мирились Сэр Рьюбен был глубоко привязан к ней.

— Ссорились ли супруги в тот вечер?

Трефузиус бросил несмелый взгляд в сторону собеседника и ответил не сразу.

— Полагаю, что да. Почему вы об этом спросили?

— Естественно, я не знал об этом, — объяснил Пуаро, — но все представляется мне так, как если бы они повздорили.

Он искусно перевел разговор на другую тему.

— Кто еще был за ужином?

— Мисс Маргрейв, мистер Виктор Аствелл и я.

— Как прошел остаток вечера?

— Мы перешли в гостиную. Сэр Рьюбен не последовал за нами. Он ворвался туда минут через десять, чтобы устроить мне нагоняй из-за какой-то чепуховой обмолвки в письме. Я поднялся вместе с ним в кабинет в башню и исправил то, что требовалось. Потом вошел мистер Виктор Аствелл и объявил, что желает говорить с братом наедине. Я возвратился в гостиную к дамам. Не прошло, однако, и четверти часа, как сэр Рьюбен принялся трезвонить, и Парсонс передал мне, чтобы я немедля шел к сэру Рьюбену. Когда я переступал порог кабинета, мистер Виктор Аствелл оттуда выходил. Он так толкнул меня, что я еле устоял. Видно было, что он взбудоражен. Это очень импульсивный человек. Думаю, он меня даже не заметил.

— А сэр Рьюбен ничего не сказал вам по этому поводу?

— Он пробормотал: «Виктор спятил. Не удивлюсь, если на днях он убьет кого-нибудь в приступе ярости.»

— Вот как? У вас есть какие-либо соображения, что могло привести его в невменяемое состояние?

— Увы, никаких.

Пуаро не спеша повернул голову и бегло взглянул на секретаря. У него сложилось впечатление, что Трефузиус сказал больше, чем первоначально хотел. Но и на этот раз Пуаро не пожелал настаивать.

— Что же последовало дальше? Продолжайте, пожалуйста.

— Я работал с сэром Рьюбеном над бумагами около полутора часов. В одиннадцать пришла леди Аствелл, и сэр Рьюбен сказал мне, что я могу быть свободен.

— И вы ушли?

— Да.

— Сколько времени, по-вашему, леди Аствелл оставалась наедине со своим мужем?