Агата Кристи - Фокус с зеркалами

Инспектор Карри пристально посмотрел на нее.

— Вы разговаривали с мистером Гулбрандсеном?

— Очень мало.

— Можете ли вы припомнить из сказанного им что-нибудь особенное, значительное?

Мисс Марпл подумала.

— Он спросил меня о здоровье миссис Серроколд. Как у нее с сердцем.

— С сердцем? У нее что, больное сердце?

— Насколько мне известно, нет.

Инспектор Карри немного помолчал, потом спросил:

— Во время ссоры между мистером Серроколдом и Эдгаром Лоусоном слышали ли вы выстрел?

— Сама я его не слышала. Я ведь немного глуховата. Но я слышала, как миссис Серроколд сказала, что выстрелили где-то в парке.

— Мистер Гулбрандсен, насколько я понял, удалился сразу после обеда?

— Да. Сказал, что ему надо писать письма.

— Он не собирался совещаться с мистером Серроколдом по какому-либо делу?

— Нет.

Потом мисс Марпл добавила:

— Один разговор у них все же был.

— В самом деле? Когда? Я понял, что мистер Серроколд приехал как раз перед обедом.

— Это верно. Но он прошел к дому через парк. Мистер Гулбрандсен вышел ему навстречу, и они некоторое время прогуливались взад и вперед вдоль террасы.

— Кто-нибудь знает об этом?

— Едва ли, — сказала мисс Марпл. — Разве только мистер Серроколд сообщил об этом своей жене. А я случайно выглянула в то время из окна — посмотреть на птиц.

— На птиц?

— Да. — Помолчав, мисс Марпл добавила:

— Мне даже показалось, что это чижи.

Чижи не вызвали у инспектора никакого интереса.

— Может быть, — деликатно осведомился он, — вы случайно.., услышали что-либо из их беседы?

На инспектора взглянула пара невинных фарфорово-голубых глаз.

— Боюсь, что только отрывки, — сказала мисс Марпл.

— Что же именно?

После некоторого молчания мисс Марпл сказала:

— Предмет их разговора мне остался неясен, но я поняла, что они хотели что-то скрыть от миссис Серроколд. Пощадить ее — именно так выразился мистер Гулбрандсен, а мистер Серроколд сказал: «Я согласен, что о ней надо подумать прежде всего». Еще они говорили о «слишком большой ответственности» и что надо посоветоваться с посторонним лицом.

Она остановилась.

— Я думаю, вам лучше всего спросить обо всем этом самого мистера Серроколда.

— Мы так и сделаем, мэм. Не заметили ли вы в течение вечера еще чего-либо необычного?

Мисс Марпл подумала.

— Понимаете, необычным было все.

— Понимаю.

Что-то все же мелькнуло в памяти мисс Марпл.

— Вот что было, пожалуй, самым необычным. Мистер Серроколд не дал своей жене принять лекарство. Мисс Беллевер это очень раздосадовало.

Она улыбнулась, пожалуй, чуть-чуть виновато.

— Это, впрочем, такая мелочь…

— Да, конечно. Что ж, благодарю вас, мисс Марпл.

Когда мисс Марпл вышла из комнаты, сержант Лейк сказал:

— Такая старая, а какая наблюдательная…

Войдя в кабинет, Льюис Серроколд тщательно закрыл за собой дверь, создав этим конфиденциальную обстановку. Он сел не на тот стул, где только что сидела мисс Марпл, а в свое собственное кресло за письменным столом. Мисс Беллевер усадила инспектора Карри на один из стульев, стоявших сбоку, бессознательно сохранив для Льюиса Серроколда его привычное место.

Усевшись в кресло, Льюис Серроколд задумчиво посмотрел на обоих полицейских. Его лицо было усталым и осунувшимся. Это было лицо человека, пережившего тяжкое испытание, и это немного удивило инспектора. Хотя смерть Кристиана Гулбрандсена несомненно потрясла Льюиса Серроколда, покойный все же не был ни близким другом, ни родственником, а всего лишь дальним родственником жены.

Роли странным образом переменились. Непохоже было, что Льюис Серроколд пришел отвечать на вопросы полиции. Создавалось впечатление, что он явился с намерением сам проводить расследование. Инспектор Карри почувствовал легкое раздражение.

— Итак, мистер Серроколд… — решительно произнес он. Льюис Серроколд все еще находился в задумчивости. Он сказал со вздохом:

— Как трудно выбрать правильное направление!..

— Это уж наша забота, мистер Серроколд, — сказал инспектор Карри. — Итак, мистер Гулбрандсен приехал неожиданно?

— Совершенно неожиданно.

— Вы не знали, что он приедет?

— Не имел понятия.

— А о цели его приезда вы тоже не имели понятия?

— Нет, мне известно, почему он приехал, — спокойно сказал Льюис Серроколд. — Он мне сам это сказал.

— Когда?

— Я шел со станции, и он увидел меня из окна и вышел встретить. Тогда он и объяснил мне причину своего приезда.

— Вероятно, дела Института Гулбрандсена?

— О нет, к Институту это не имело никакого отношения.

— Мисс Беллевер думает, что имело.

— Естественно. Так казалось всем. Гулбрандсен хотел, чтобы все так думали. И я тоже ему подыгрывал.

— Почему, мистер Серроколд?

Льюис Серроколд медленно произнес:

— Потому что оба мы считали важным, чтобы об истинной цели его приезда никто не догадался.

— Какова же была эта истинная цель?

Некоторое время Льюис Серроколд хранил молчание. Потом вздохнул и заговорил:

— Гулбрандсен регулярно приезжал сюда дважды в год, на заседания попечителей. В последний раз это было всего месяц назад. Следовательно, его можно было ждать только через пять месяцев. Поэтому все и подумали, что на этот раз дело было срочное, но что опять-таки оно касается Фонда. Насколько я знаю, Гулбрандсен ничего не сделал для того, чтобы рассеять это заблуждение, или ему так казалось. Да, верно, ему так казалось.

— Боюсь, мистер Серроколд, что я не вполне вас понимаю.

Льюис Серроколд ответил не сразу. Потом сказал очень серьезно:

— Из-за смерти Гулбрандсена — а это несомненно убийство — я вынужден все вам открыть. Но меня заботит счастье и душевный покой моей жены. Я не вправе что-либо вам диктовать, инспектор, но, если есть возможность кое-что скрыть от нее, я буду вам очень признателен. Видите ли, инспектор, Кристиан Гулбрандсен приехал специально, чтобы сообщить мне, что, по его мнению, мою жену методично и хладнокровно отравляют.

— Что? — Инспектор Карри наклонился к нему поближе.

Серроколд утвердительно кивнул.

— Представляете, как это меня потрясло. Сам я не подозревал ничего подобного, но после слов Кристиана я понял, что некоторые симптомы, на которые моя жена жаловалась в последнее время, вполне подтверждают такое подозрение. То, что она принимала за ревматизм — судороги в ногах, боли, иногда тошнота. Все это очень похоже на симптомы отравления мышьяком.

— Мисс Марпл сказала нам, что Кристиан Гулбрандсен спрашивал ее о состоянии сердца миссис Серроколд.

— Вот как? Это интересно. Он, вероятно, думал, что это какой-то яд, который действует на сердце и ведет к внезапной, не вызывающей подозрений смерти. Но я склонен думать, что это мышьяк.

— Значит, вы уверены, что подозрения Кристиана Гулбрандсена имеют под собой основания?

— Да, я так думаю. Хотя бы потому, что Гулбрандсен едва ли высказал бы мне такие подозрения, если бы не имел оснований. Это был человек осторожный и трезвый. Его трудно было убедить в чем-либо, но сам он был очень проницателен.

— Какие же доказательства он приводил?

— Мы не успели поговорить подробно. Только раз, да и то как-то на ходу. Он успел только сообщить причину своего приезда, и мы условились ничего не говорить моей жене, пока не будем вполне уверены.

— И кто же, по его мнению, это делал?

— Он не сказал, а я думаю, что и не знал. Может, кого-то только подозревал… Сейчас я думаю, что подозревал — иначе почему его убили? Мы договорились все тщательно проверить. Он предложил просить совета и помощи доктора Голбрейта, епископа Кромерского. Доктор Голбрейт очень давний друг Гулбрандсенов и тоже является одним из попечителей Фонда. Это человек мудрый и опытный. Он очень поддержал бы мою жену, если бы мы сочли необходимым открыть ей наши подозрения. Мы хотели посоветоваться с ним, следует ли сообщать о наших предположениях полиции.

— Неординарный подход, — сказал Карри.

— После обеда Гулбрандсен ушел к себе, чтобы написать письмо доктору Голбрейту. Он как раз печатал его, когда был убит.

— Откуда вам это известно?

— Потому что я вынул это письмо из машинки, — спокойно сказал Льюис. — Вот оно.

Он извлек из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист и протянул его Карри.

Последний сказал резко:

— Вы не должны были вынимать его и вообще что-либо трогать в комнате.

— Ничего другого я не трогал. Знаю, что, на ваш взгляд, я совершил непростительный проступок, но у меня была очень серьезная причина. Я был уверен, что моя жена непременно захочет войти в комнату, и боялся, что она может увидеть его и прочесть. Я знаю, что поступил не правильно, но если бы снова оказался в подобной ситуации, то поступил так же. Я готов на все — на все, чтобы избавить мою жену от огорчений.