Артур Дойл - Английский детектив. Лучшее

— Видите ли, майор, — произнес старший и более вежливый из братьев, сидевший за большим пустым столом из красного дерева, — на рынке клейма всех уважаемых национальных банков и ответственных торговцев принимаются без вопросов. Такие клейма гарантируют чистоту золота. Но, разумеется, существуют другие банки и другие торговцы, чьи методы определения чистоты золота, — его добрая улыбка стала чуточку шире, — скажем так, не совсем точны.

— Вы имеете в виду мошенничество? — с тревогой в голосе спросил майор Смайт. — Когда бруски свинца покрывают золотой пленкой и выдают за золото?

Оба брата заговорили одновременно:

— Нет, нет, что вы! Об этом не может быть и речи. Но… — Улыбки не исчезали с их лиц. — Если вы не можете вспомнить происхождение этих замечательных слитков, вы не станете возражать, если мы проведем проверку? Есть метод, позволяющий точно определить чистоту таких слитков. Мы с братом знакомы с ним. Если вы оставите свои слитки у нас и вернетесь, скажем, после обеда…

Выбора не было. Майору Смайту пришлось полностью довериться братьям Фу. Теперь они могут назвать любую цифру, и ему останется только принять ее. Он отправился в бар, выпил пару крепких напитков и хотел съесть бутерброд, но тот застрял у него в горле. Потом он вернулся в прохладу конторы братьев Фу.

Там все было по-прежнему: два улыбающихся брата, два слитка золота, портфель, только теперь перед старшим братом на столе лежали золотая ручка «Паркер» и лист бумаги.

— Мы разгадали загадку ваших слитков, майор…

«Замечательно! Слава богу!» — подумал майор Смайт.

— И я уверен, вам будет интересно узнать их историю.

— Ну конечно! — горячо воскликнул майор Смайт.

— Эти слитки были отлиты в Германии, майор. Возможно, во время войны. Это мы установили по десятипроцентному содержанию свинца. Когда у власти стоял Гитлер, у Рейхсбанка появился глупый обычай разбавлять золото подобным способом. Этот факт быстро стал известен продавцам, и цена на немецкие золотые слитки, как, например, в Швейцарии, куда они поступали в больших количествах, снизилась соответственно. Так что единственным результатом немецкой глупости стало лишь то, что Национальный банк Германии потерял репутацию, которую зарабатывал веками. — Улыбка на восточном лице не изменилась. — Это была очень плохая затея, майор. Очень глупая.

Майор Смайт подивился осведомленности братьев, живущих вдали от основных мировых коммерческих каналов, но насторожился: что теперь? Он сказал:

— Это, конечно, очень интересно, мистер Фу. Для меня эта новость не из приятных. Но на рынке драгоценных металлов вообще торгуют такими… нестандартными слитками?

Старший Фу сделал успокаивающий жест правой рукой.

— Это не имеет значения, майор. Вернее, имеет очень небольшое значение. Мы продадим ваше золото по его истинной стоимости в соответствии с пробой, скажем, восемьдесят девятой. Покупатель может переплавить его либо оставить нынешнюю пробу. Это не наше дело. Наше дело продать.

— Но по низкой цене.

— Это так, майор. Но я думаю, что могу вас утешить. Вы представляете себе приблизительную стоимость этих слитков?

— Я думал, тысяч пятьдесят фунтов.

Старший Фу усмехнулся.

— А я думаю, что если мы будем продавать с умом и не спешить… Вы сможете выручить сто тысяч фунтов, майор. Разумеется, из этой суммы мы вычтем нашу комиссию, которая включает в себя транспортировку и непредвиденные расходы.

— Это сколько?

— Мы думали о десяти процентах, майор. Если вас это устроит.

Майору Смайту казалось, что торговцы драгоценными металлами должны получать один процент. Но зачем мелочиться? Он и так получит на сорок тысяч больше, чем предполагал.

— Согласен, — сказал он, встал и протянул руку над столом.

После этого он каждый квартал приходил в контору братьев Фу с пустым портфелем, и на широком столе его неизменно ждала тысяча ямайских фунтов в аккуратных пачках и два золотых слитка, которые уменьшались дюйм за дюймом, а также отпечатанный на машинке документ с указанием количества проданного золота и цены, по которым его сбыли в Макао. Их встречи происходили всегда по-простому, в дружеской и одновременно деловой обстановке. Майор Смайт не думал, что его обманывают в чем-то, помимо заранее оговоренных десяти процентов. Да и, по большому счету, ему это было не так важно. Четырех тысяч в год ему вполне хватало, и его заботило лишь то, что за него может взяться налоговая инспекция, если их заинтересует, на что он живет. Однажды он обмолвился о своей тревоге братьям Фу. Они заверили его, что волноваться не следует, и следующие четыре раза на столе лежала не обычная тысяча, а девятьсот фунтов. Ни одна из сторон по этому поводу не высказалась. Эти деньги пошли на нужное дело.

Лениво текли беззаботные солнечные дни, прошло пятнадцать лет. За это время Смайт и его жена набрали вес, а майор перенес свой первый инфаркт и получил от врача указание меньше курить и пить, избегать волнений, есть меньше жирного и жареного. Мэри Смайт попробовала быть с ним потверже, но, когда он стал пить тайком, начал обманывать и изворачиваться, она опустила руки и прекратила попытки наставить его на путь истинный. Однако было поздно. Теперь майор Смайт воспринимал ее не иначе как надсмотрщика и стал избегать ее. Она ругала его за то, что он разлюбил ее. А когда скандалы стали слишком частыми для ее простой натуры, Мэри пристрастилась к снотворному. И однажды вечером, после очередной неистовой пьяной ссоры, она приняла двойную дозу снотворного — просто чтобы «показать». Этого оказалось достаточно, чтобы убить ее. Самоубийство замалчивали, но в обществе над ним начали сгущаться тучи, и тогда он решил уехать на северное побережье, которое, хотя и отдалено от столицы на каких-то тридцать миль, даже здесь считалось совсем другим миром. Он обосновался в «Волнах» и после второго инфаркта медленно доводил себя до смерти выпивкой, когда к нему явился этот человек по фамилии Бонд с другим смертным приговором в кармане.

Майор Смайт посмотрел на часы. Было всего несколько минут после полудня. Он встал, налил себе еще один стакан бренди с имбирным элем и вышел на лужайку. Джеймс Бонд сидел под миндальными деревьями и смотрел в море. Он даже не обернулся, когда майор Смайт поставил рядом еще одно алюминиевое садовое кресло и опустил стакан рядом с собой на траву.

Когда майор Смайт закончил рассказ, Бонд бесстрастно произнес:

— Да. Примерно так я себе это и представлял.

— Хотите, чтобы я все изложил на бумаге и подписал?

— Если желаете, можете это сделать. Но не для меня. Для военного трибунала. Этим будет заниматься ваше прежнее руководство. Я не имею отношения к юридическим вопросам. Я доложу в свою службу о том, что вы рассказали мне, а они передадут это Королевской морской пехоте. Потом, я полагаю, это через Скотланд-Ярд попадет к прокурору.

— Я могу задать вопрос?

— Конечно.

— Как они узнали?

— Ледник был небольшой. В этом году тело Оберхаузера появилось на поверхности, когда растаял весенний снег. Труп нашли альпинисты. Его документы и все остальное сохранилось идеально. Семья опознала его. Потом нужно было только прокрутить события назад. Пули завершили дело.

— Но каким образом вы оказались с этим связаны?

— Деятельность сил МБ проходила по нашей… инстанции. Бумаги попали к нам. Я случайно увидел документ. У меня было немного свободного времени, и я попросил начальство поручить мне поиски человека, который это сделал.

— Почему?

Джеймс Бонд посмотрел майору Смайту прямо в глаза.

— Так случилось, что Оберхаузер был моим другом. До войны, когда мне не было еще и двадцати, он научил меня стоять на лыжах. Это был прекрасный человек. Он заменил мне отца, когда я в этом очень нуждался.

— Понимаю. — Майор Смайт отвернулся. — Я очень сожалею.

Джеймс Бонд встал.

— Я возвращаюсь в Кингстон. — Он поднял руку. — Не беспокойтесь, я найду дорогу к машине. — Он посмотрел на старика и произнес отрывисто, даже почти резко, как показалось майору Смайту, чтобы скрыть смущение: — Пройдет около недели, прежде чем за вами кого-нибудь пришлют.

Потом он прошел по лужайке, через дом, и майор Смайт услышал железное гудение стартера и шипение гравия под колесами на неухоженной подъездной дороге.

Майор Смайт, плавая в поисках добычи вдоль рифа, думал о том, что могли означать последние слова этого Бонда. Губы под маской раздвинулись в безрадостной улыбке, обнажив желтые зубы. Это очевидно. Все ясно, как божий день. Это просто очередная версия старой уловки, когда виновного в чем-то офицера оставляют наедине с револьвером. Если бы Бонд хотел, ему было достаточно позвонить губернатору. Явился бы кто-нибудь из офицеров Ямайского полка и взял майора Смайта под арест. Что ж, благородный поступок. Или… С самоубийством у него было бы гораздо меньше хлопот, не пришлось бы заниматься писаниной, да и денег налогоплательщиков потратили бы куда меньше.