Жорж Сименон - Покойный господин Галле

Упрекали его?

— Вам не кажется, что это слишком личный вопрос?

Это касается только меня.

Когда Мегрэ слышал через дверь разговор двух сестер, у него начало складываться впечатление, что горе сделало эту женщину более человечной, что она сбросила с себя гордыню, но, увы, она оказалась такой же, как при первом знакомстве.

— Ваш сын ладил с отцом?

Тут снова вмешалась сестра:

— Ну, Анри-то кое-чего добьется! Это настоящий Прежан, хотя внешне похож на отца. Правильно сделал, что сбежал отсюда, как только вырос. Сегодня, несмотря на то что ночью у него был приступ печени, он вышел на работу в банк.

Мегрэ разглядывал стол, пытаясь представить себе, где сидел в этой комнате Эмиль Галле, но не мог, наверное, потому, что обитатели виллы пользовались гостиной, только когда принимали гостей.

— Вы хотели мне что-то сообщить, комиссар?

— Нет. Я ухожу и прошу прощения, что побеспокоил вас. И все-таки я задам вам один вопрос: у вас есть фотографии мужа в его бытность в Индокитае? Ведь, кажется, он жил там до женитьбы?

— У меня нет ни одной фотографии того времени. Муж почти ничего не рассказывал об этом периоде своей жизни.

— Вы знаете, какое он получил образование?

— Он был очень образован. Помню, как они с отцом часами беседовали о римской литературе.

— Но вы не знаете, какой лицей он окончил?

— Знаю только, что он родился в Нанте.

— Благодарю вас. И еще раз прошу прощения.

Он взял шляпу и пятясь вышел в коридор, не понимая, почему всякий раз, когда он переступает порог дома Галле, у него возникает какое-то щемящее чувство.

— Надеюсь, мое имя не станет пищей для газетчиков, комиссар? — с вызовом произнесла вышедшая вслед за ним Франсуаза. — Вы, должно быть, знаете: мой муж — генеральный советник. Он пользуется большим авторитетом в правительственных кругах, а поскольку вы тоже чиновник…

У него не хватило духу возразить ей. Он только посмотрел куда-то поверх ее головы, вздохнул и попрощался.

Пересекая крохотный садик в сопровождении косоглазой служанки, Мегрэ задумчиво произнес:

— Бедняга Галле!

Мегрэ заглянул на набережную Орфевр забрать почту, но ничего касающегося дела Галле не обнаружил. На всякий случай он зашел к оружейнику, который должен был произвести экспертизу — осмотреть пулю, извлеченную из черепа покойного, а также две другие, предназначавшиеся Мерсу.

— Вы закончили?

— Да. Составил заключение. Все три пули, несомненно, выпущены из одного ствола. Пистолет точного боя, изготовленный, по всей видимости, на херстальских [2]заводах.

Мегрэ пожал руку оружейнику и в мрачном настроении остановил такси:

— Улица Клиньянкур.

— Какой дом?

— Остановитесь на любом углу.

По дороге он пытался отогнать навязчивое воспоминание о вилле в Сен-Фаржо, выбросить из головы преследовавший его разговор двух сестер и сосредоточиться только на самых существенных моментах дела.

Но едва он пытался сопоставить простейшие факты, перед ним возникал образ Франсуазы, жены генерального советника, — разумеется, она не преминула об этом упомянуть. Она примчалась в «Маргаритки», как только узнала, что на сестру свалилось богатство в триста тысяч франков.

«Он позорил нашу семью».

Сразу же после женитьбы Эмилю Галле принялись внушать, нет, просто вбивать в голову, что он должен быть достоин семьи Прежан, как другие зятья.

Представитель фирмы, изготовляющей подарки!

«И у него хватило мужества заключить страховку и платить в течение пяти лет! — восхитился Мегрэ, у которого противоречивый характер покойного вызывал одновременно симпатию и неприязнь. — Любил ли он свою жену, должно быть, не раз попрекавшую его унизительной должностью?»

Странная пара! Странная жизнь! В какую-то минуту Мегрэ уловил в г-же Галле искреннюю привязанность к мужу. Да, пока она не подозревала, что ее подслушивают.

Но как только она появилась перед комиссаром, она снова превратилась в неприятную, надменную мещанку, под стать своей сестре.

А каков Анри, который уже после первого причастия взирал на мир недружелюбно и недоверчиво! В свои двадцать пять лет он не хотел жениться на Элеоноре Бурсан из боязни, что она может лишиться ренты за первого мужа.

Ночью у него был приступ, но он все равно отправился на службу.

Начался дождь. Шофёр поставил машину у тротуара и поднял откидной верх.

Все три пули выпущены из одного пистолета. Отсюда можно заключить, что стрелял один и тот же человек. Но ведь ни Анри, ни Элеонора, ни Сент-Илэр стрелять в Мерса не могли!

— Какой-нибудь бродяга тем более. Бродяги не убивают, они грабят. Но ничего украдено не было.

Следствие застопорилось. Оно вертелось вокруг бледной и меланхолической личности покойного, вызывая у Мегрэ раздражение. С угрюмым видом комиссар вошел в первую попавшуюся привратницкую на улице Клиньянкур.

— Вы не знаете господина Жакоба?

— А чем он занимается?

— Не знаю. Во всяком случае, письма получает на это имя.

По-прежнему шел проливной дождь, но комиссар был даже рад этому: при такой погоде густонаселенная улица с тесными лавчонками и бедными домами больше соответствовала его настроению.

Конечно, хождение из дома в дом можно было поручить любому подчиненному, но Мегрэ, сам не зная почему, не хотел впутывать в это дело никого из сотрудников.

— Господин Жакоб?

— Таких здесь нет. Спросите в соседнем доме…

Сто раз он уже открывал двери или просовывал голову в застекленное окошко привратницких, расспросил по меньшей мере сто привратниц, прежде чем одна из них, крупная густоволосая женщина, презрительно посмотрев на него, бросила:

— Что вам нужно от месье Жакоба? Ведь вы из полиции, верно?

— Да, из уголовной. Он у себя?

— Как бы не так! Что ему делать дома в такое время.

— А где его найти?

— Как всегда, на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар. Но вы-то по крайней мере не будете трепать ему нервы? Бедный старик никому ничего плохого не сделал.

Может, у него нет патента на торговлю?

— Он получает много писем?

Привратница нахмурила брови:

— Ах вот оно что! Я подозревала, что тут что-то нечисто.

Вы не хуже моего знаете, что он получал одно письмо раз в два-три месяца.

— Заказное?

— Нет, скорее даже не письмо, а бандероль.

— С банкнотами, не так ли?

— Ничего я не знаю, — отрезала она.

— Неправда, знаете. Вы прощупывали конверты, и вам тоже показалось, что внутри лежат деньги.

— А если и так?

— Где его комната?

— Вы хотите сказать, мансарда? На самом верху. Очень высоко, ему трудно каждый вечер взбираться туда на костылях.

— Его никогда никто не разыскивал?

— Года три назад. Господин с бородкой, похожий на кюре, только без сутаны. Я ему ответила то же, что и вам.

— В то время господин Жакоб уже получал письма?

— Получил одно, как раз перед этим.

— Этот человек был в визитке?

— Весь в черном, как кюре.

— У Жакоба бывают гости?

— Только дочь. Она работает горничной в меблированных комнатах на улице Лепик и скоро должна родить.

— А сам он чем занимается?

— Как! Вы не знаете? А еще полицейский! Да вы просто меня разыгрываете. Месье Жакоб? Да это самый старый продавец газет в нагнем квартале, старый-престарый, как Мафусаил из Библии.

Мегрэ остановился на углу улицы Клиньянкур и бульвара Рошешуар перед баром «На закате». В глубине террасы расположился продавец арахиса и жареного миндаля, зимой он, должно быть, торговал каштанами.

Со стороны улицы Клиньянкур на табурете сидел старичок и повторял хриплым голосом, терявшимся в утреннем шуме: «Энтран»… «Либерте»… «Пресс»… «Пари-Суар»… «Энтран». [3]

К лотку была прислонена пара костылей. Одна нога у старика была обута в ботинок, другая в стоптанную домашнюю туфлю.

Увидев торговца газетами, Мегрэ сразу понял, что Жакоб — это не имя, а прозвище: старик с длинной торчащей бородкой, разделенной посередине на два клинышка, с большим крючковатым носом походил на персонаж, изображаемый на глиняных трубках, в просторечии именуемых Жакоб.

Комиссар вспомнил несколько слов из письма, восстановленных Мерсом: двадцать тысяч… наличные… понедельник…

И, наклонившись к хромому, резко спросил:

— Получили последнее письмо?

Г-н Жакоб поднял голову и поморгал красноватыми веками.

— Кто вы? — спросил он наконец, протягивая «Энтрансижан» очередному покупателю и выбирая сдачу из самшитовой мисочки.

— Уголовная полиция! Давайте поговорим по-хорошему, иначе мне придется вас увести. Дело грязное.

— Ну и что дальше?

— У вас есть пишущая машинка?

Старик усмехнулся и выплюнул изжеванный окурок, их перед ним уже набралась целая груда.

— Не будем стараться перехитрить друг друга, — произнес он. — Вы прекрасно знаете, что это не я. Мне, конечно, следовало бы держаться в стороне. За такое вознаграждение!..