А. Баантье - Убийца из Квартала красных фонарей

Старик, растерянно посмотрев на сыщика, поднялся.

— Э… кажется, я не имел удовольствия быть вам представленным, — неуверенно произнес он.

Инспектор рассмеялся.

— Прошу прощения, — с виноватым видом произнес он. — Меня зовут инспектор Декок. Я слышал вчера вашу речь в часовне. Должен признать, вам превосходно удается завладевать вниманием аудитории. Вы произвели на всех сильное впечатление.

Отец Матиас кивнул с отсутствующим видом. На лице Декока появилось сочувственное выражение.

— Надеюсь, вас привели сюда не какие-нибудь неприятности?

— Увы, по-видимому, именно они, — кивнул старик.

Декок мягко подхватил его под локоть и повел в дежурку. Не сразу поняв, что произошло, инспектор Биренс, удивленно разинул рот и вскочил на ноги.

— Но… — возмутился он, совершенно сбитый с толку, — я был…

Легким тычком в бок Декок заставил его замолчать.

— Отец Матиас заслуживает самого лучшего приема, какой мы только можем оказать! — высокопарно заявил он. — Я лично займусь его вопросом!

Лицо Биренса покраснело от едва сдерживаемой злости, но опасный огонек в глазах коллеги быстро дал ему понять, что выяснять отношения в присутствии посетителя было бы крайне нежелательно. Плюхнувшись на стул, он с раздражением вырвал из печатной машинки бланк заявления.

Декок вел «дорого гостя», предупредительно показывая дорогу. Оказавшись в дежурке, он подвинул к своему столу стул и предложил старику сесть.

— Что ж, — начал инспектор, усаживаясь за стол, — поведайте мне о своих бедах.

— Я пришел подать заявление, — сказал старик.

Декок сочувственно закивал.

— Полагаю, наш поборник справедливости не стал бы обращаться к властям по какой-то несерьезной причине?

Отец Матиас с интересом взглянул на него.

— Вы верующий?

— Меня можно назвать заблудшей овцой… или блудным сыном, — пояснил Декок с извиняющейся улыбкой. — За долгие годы я, так сказать, сбился с пути истинного.

— Какая жалость! — вздохнул посетитель. — Люди вашей профессии особенно нуждаются в Божьей помощи.

— Вы правы, — с совершенно серьезным видом согласился инспектор. — Полицейским стоит уделять изучению религии больше времени. — Он со вздохом развел руками. — В молодости, когда я только начинал, я знал Библию довольно хорошо. А еще юношей с удовольствием изучал Закон Божий. Но, как я уже говорил, впоследствии сбился с пути истинного. — Декок грустно улыбнулся. — И не далее как на этой неделе получил обидное тому подтверждение. И вспомнил самое начало текста, а вот восстановить целиком не смог. Начинается он таю «Она падшая… падшая…» Как же там дальше? — Сыщик смущенно развел руками. — Остальное не помню…

Отец Матиас улыбнулся в ответ и его раскатистый голос заполнил всю комнату:

— «И другой Ангел следовал за ним, говоря: пал, пал Вавилон, город великий, потому что он яростным вином блуда своего напоил все народы».

Декок просиял.

— Вот оно! — радостно воскликнул он. — Вот это мне и не давало покоя всю неделю! Я даже заглядывал в свою старую Библию, но так и не нашел, где это! Весь извелся!

Светло-серые глаза отец Матиаса дружелюбно посмотрели на инспектора, а на его тонких губах мелькнула загадочная улыбка.

— «Откровение», — с радостью подсказал он. — Глава четырнадцатая, стих восьмой.

— «Откровение»… — довольно кивая, повторил инспектор.

Отец Матиас вместе со стулом придвинулся поближе к нему, явно наслаждаясь возможностью просветить погрязшего в невежестве полицейского.

— Это последняя книга Нового Завета, и довольно странная, — пояснил он, воздев перст к потолку. — Я бы не советовал слишком увлекаться ее изучением, вы можете в ней запутаться.

Брови Декока принялись выделывать один из его любимых кульбитов. Фледдера это зрелище всегда поражало.

— Почему же, отец Матиас?

— В книге «Откровение» множество тайн и загадок, изречений со скрытым смыслом, что довольно часто сбивает с толку, заставляет делать весьма странные предположения… Большинство изучающих Библию частенько в ней путаются. Иными словами, «Откровение» — это довольно темная книга.

Декок довольно долго молча жевал нижнюю губу.

— Похоже, здесь есть некое противоречие, — наконец заметил он.

— Это не совсем так, — небрежно возразил отец Матиас. — «Откровение» для тех, кто ищет загадок.

Детектив вновь понимающе кивнул и некоторое время внимательно разглядывал старика. Его кустистые брови немного успокоились, на лбу проявились глубокие морщины, а губы сложились в страдальческую гримасу.

— Да-да, все так, как вы говорите, — вздохнул он. — «Откровение» для тех, кто ищет загадок. Так оно и есть. Вы мудрый человек отец Матиас. И очень жаль, что порой даже мудрые люди слушают, но не слышат, смотрят, но не видят…

Старик удивленно воззрился на инспектора.

— Не знаю… — протянул он и продолжал, тщательно подбирая слова: — Но… у меня есть одна мысль… странное чувство, что вы хотите поделиться неким откровением со мной, стараетесь на что-то открыть мне глаза. — Он беспокойно заерзал на стуле. — Ваши познания Библии не так уж слабы, как вы пытались мне внушить.

— Да, — честно признался Декок. — Я морочил вам голову.

— Но зачем, инспектор?! — удивленно воскликнул отец Матиас. Сейчас в глазах читались обида и разочарование. — Зачем вам понадобилось обманывать старого человека?

Декок провел рукой по лицу, словно пытаясь стереть невидимую паутину.

— Да, действительно, — зачем? Мы могли бы… В этом мире мы должны уметь говорить друг другу правду, ничего кроме голой, неприкрашенной правды. В этом лучшем из возможных миров мы должны уметь встретить ближнего своего с открытой душой. Иными словами, лучше, чем сейчас. Но… — Не закончив фразы, детектив медленно поднялся со стула. — Для меня это очень сложная беседа, — серьезным тоном продолжал он. — Вы уж мне поверьте. По долгу службы я обязан допрашивать людей. Это моя профессия. Я никогда не унижал своих оппонентов, но среди них мне почти не попадались такие, которыми я мог бы восхищаться. Но вами, отец Матиас, я и впрямь восхищаюсь! Восхищаюсь вашей смелостью. Меня всегда приводили в восторг люди, способные принять нелегкое решение, а затем пытаться жить в соответствии с ним. Вот почему мне так сильно хотелось бы…

Декок внезапно замолчал и посмотрел проповеднику в глаза. И был поражен тем, какую кротость и доброту излучает его взгляд. Открытие было мучительным. Его захлестнула волна сочувствия и жалости. Обойдя стол, инспектор остановился у окна и застыл, глядя в пространство. Глаза его затуманились, руки дрожали. Довольно долго он молчал и, лишь полностью овладев собой, повернулся и почти с нежностью посмотрел на старика.

— Такие люди, как вы, отец Матиас, — с дрожью в голосе сказал он, — часто мыслят довольно неординарно. И это совсем неплохо, хотя зачастую невежды могут вас не понять. — Он вздохнул. — С другой стороны, такие люди, как вы, порой теряют связь с окружающим миром. И это может привести к серьезным последствиям, поскольку они вынуждены жить именно в этом мире. Как и вы, отец Матиас. Вам не нужно далеко заглядывать, чтобы обнаружить в этом мире зло. Не нужно далеко ходить — вы видите его в Квартале красных фонарей. Его вообще не нужно искать, оно само вас найдет. — Он медленно подошел к старику и по-дружески положил ладонь ему на плечо. — Что я могу еще сказать? — печально продолжал он. — Отправляйтесь домой. Сегодня днем мы придем, чтобы расследовать кражу денег.

Отец Матиас с некоторым трудом поднялся и направился к двери. Положив ладонь на дверную ручку, он обернулся.

— Вы говорите загадками.

Это была последняя попытка пролить свет на «невежество» инспектора.

Декок печально улыбнулся.

— Мне казалось, что я выразился достаточно ясно.

Некоторое время отец Матиас недоуменно смотрел на него, а затем вышел.

Декок проводил его взглядом.

— До встречи, отец Матиас, — произнес он.

Старик явно его не услышал.

Фледдер вышел из угла дежурки, где он, не шелохнувшись и не привлекая к себе внимания, простоял все время, пока Декок беседовал с отцом Матиасом. Слушая их и пытаясь понять, куда клонит инспектор, молодой детектив почувствовал в разговоре почти физически ощутимое напряжение и догадался, что произнесенное вслух — лишь малая часть куда более глубокого обмена мыслями. Фледдеру казалось, что он блуждает в лабиринте потаенных смыслов и зыбких предположений. Но как бы напряженно он об этом ни размышлял, всякий раз словно натыкался на невидимую стену, не позволявшую хоть на йоту продвинуться дальше. Выход из лабиринта где-то должен был существовать — узкая извилистая дорожка, ведущая к разгадке.