Жорж Сименон - Мегрэ и старая дама

Мадам Леруа тоже громыхала на кухне, но, вероятно, делала это ради собственного удовольствия или чтобы продемонстрировать свою независимость. Она открыла дверь, рыбьими глазами глянула на Мегрэ и словно не заметила его.

— Ставить суп на огонь?

— Только не забудьте мозговую кость.

Когда мадам Леруа ушла, Валентина снова обернулась к комиссару:

— Итак, за исключением моего зятя Жюльена, вы повидали всех членов семьи. Они небезупречны, но, согласитесь, не так уж и плохи.

Он пытался припомнить, что говорила Арлетта о своей матери, но так и не смог.

— В конце концов я, подобно милому Шарлю, также поверю, что произошел всего лишь необъяснимый несчастный случай. Вы же видите, что я по-прежнему жива, и если кто-то и решил в одно прекрасное время — Бог знает почему? — покончить со мной, то, кажется, он отступился. Что вы думаете об этом?

Он совсем об этом не думал. Он смотрел на нее прищурившись: мешали солнечные лучи, струившиеся между ними. Едва заметная улыбка блуждала по ее губам — улыбка ханжи, сказала бы мадам Мегрэ. И он спрашивал себя, впрочем не придавая этому серьезного значения, словно играя: можно ли смутить такую женщину?

Он не спешил, давая ей возможность наговориться вволю, время от времени потягивал кальвадос из рюмки. Аромат фруктового напитка становился для него запахом этого дома, вместе с запахом хорошей кухни, мастики для натирки полов и чистоты.

Она, должно быть, не полагалась полностью на горничных по части уборки. И он представил себе, как по утрам, в ночном колпаке, она сама стирает пыль с многочисленных хрупких безделушек.

— Вы считаете, что у меня есть причуды? Может быть, подобно иным местным жителям, вы даже решили, что я выжившая из ума старуха? Со временем вы поймете меня. Когда приходит старость, перестаешь считаться с чужим мнением и делаешь то, что тебе действительно хочется.

— Вы не видели еще раз Тео?

— Нет. К чему?

— Вам известно, в какой гостинице он остановился?

— В воскресенье он как будто говорил, что снял комнату в «Английской».

— Нет, в «Приморской».

— А почему вы подумали, что он мог прийти ко мне снова?

— Не знаю. Он хорошо знал Розу?

— Тео?

— Да. Он несколько раз встречался с ней.

— Ну, едва ли часто. Она почти не выходила из дому.

— Вы ей не разрешали?

— Конечно же я ей не разрешала шляться вечерами по улице.

— И тем не менее она это делала. Сколько у нее было выходных дней?

— Два воскресенья в месяц. Помыв посуду после обеда, она уходила, и если уезжала к родителям, то возвращалась только в понедельник утром, с первым автобусом.

— Стало быть, в доме вы оставались одни?

— Я уже говорила вам, что мне не бывает страшно.

Значит, вы утверждаете, что между ней и Тео что-то было?

— По его словам, она довольствовалась тем, что беседовала с ним о своих проблемах. — И не без умысла Мегрэ добавил: — держа его за руку или склонив голову ему на плечо.

Она залилась смехом, хохотала так искренне, что даже поперхнулась:

— Поскорее скажите мне, что это неправда!

— Это абсолютно точно. Более того, именно по этой причине Шарль не был слишком доволен своим братом сегодня.

— Тео при нем рассказывал вам об этом?

— Ему пришлось. Он понял, что мне все известно.

— А как вы об этом узнали?

— Прежде всего я встретил вчера Тео в компании с братом Розы.

— С Анри?

— Да. У них был долгий разговор в городском кафе.

— Откуда же он знает Тео?

— Это мне не известно. По его словам, Анри тоже кое-что знал и пришел к нему получить объяснения.

— Это слишком смешно! Если бы я слышала это не от вас… Видите ли, господин Мегрэ, нужно знать Тео, чтобы оценить по достоинству весь комизм того, что вы мне рассказываете. Он самый большой сноб на свете. И в этом едва ли не единственный смысл его существования. Он готов умереть от скуки, но пусть это будет избранное общество. Он пройдет сотни километров, лишь бы его увидели в компании какой-нибудь знаменитости.

— Я это знаю.

— И вдруг Тео прогуливается под ручку с Розой… Полноте! Есть одно небольшое обстоятельство, которого вы не знаете, о нем просто забыли упомянуть, рассказывая вам о моей горничной. Очень жаль, что родители забрали все ее вещи. Я показала бы вам ее платья, особенно шляпки. Вообразите самые необычайные цвета, которые меньше всего подходят друг другу. У Розы была пышная грудь. Когда она отправлялась куда-нибудь, она надевала такие узкие вещи, что едва могла дышать, хоть я ей и запрещала так одеваться. Она старалась не попадаться мне на глаза, но так намазывалась, делала это так неумело и грубо, что походила на тех девок, каких можно встретить на углу некоторых улиц в Париже. Тео — и она! Боже милостивый! — И она снова засмеялась, чуть более нервозно. — Куда же они ходили?

— Мне известно только, что они встретились на гулянье в местечке Вокотт и что им случалось выпить рюмку-другую в небольшом кафе в Этрета.

— Давно это было?

Со стороны могло показаться, что комиссар дремлет.

На самом деле он, чуть улыбаясь, наблюдал за Валентиной сквозь полуприкрытые веки.

— В последний раз они встретились в прошлую среду.

— Тео сам сказал вам об этом?

— Не совсем охотно, но все же сказал.

— Ну, теперь меня ничто не удивит! Я все же надеюсь, что он не приходил к ней на свидание в мой дом, влезая в окно, как любовник моей дочери?

— Он это отрицает.

— Тео!.. — повторила она, все еще не веря, затем поднялась, чтобы наполнить бокалы. — Я допускаю, что Анри — самый непримиримый в семье, пришел к Тео свести счеты! Но… — Ирония на ее лице сменилась серьезным выражением, потом вернулась снова беззаботная веселость. — Это был бы букет!.. Уже как будто два месяца, как Тео приехал в Этрета? Представьте себе… Нет! Это было бы чересчур уж экстравагантно…

— Вы допускаете, что он мог сделать ей ребенка?

— Нет! Извините меня. Это пришло мне в голову, но… А вы тоже подумали об этом?

— Да, как-то подумал.

— Впрочем, это все равно ничего бы не объяснило.

За стеклянной дверью на балконе появился садовник, он ждал, не двигаясь, уверенный, что его в конце концов заметят.

— Простите меня, я на минутку отлучусь, — сказала Валентина. — Я должна дать кое-какие распоряжения.

Он вдруг услышал тиканье часов, на которое раньше не обратил внимания. Стали различимы какие-то размеренные звуки, доносившиеся со второго этажа.

Это, должно быть, мурлыкала кошка, растянувшаяся на постели своей хозяйки, — потолки очень тонки у этого игрушечного домика.

Солнце вливалось в комнату, дробясь в оконном переплете на мелкие осколки, плясало на безделушках, посылало оттуда зайчиков, рисовало на лаке стола четкие контуры листа липы. Мадам Леруа производила на кухне такой грохот, словно передвигала там мебель.

В саду возобновилась работа скребка.

Мегрэ казалось, что он и не переставал слышать эти поскребывания. Однако, открыв глаза, он с удивлением увидел в метре от себя лицо Валентины.

Она поспешила улыбнуться ему, чтобы он не почувствовал себя неловко. Он же лишь пробормотал, еле разжимая рот:

— Кажется, я вздремнул.

Когда Мегрэ прощался со старой дамой, они были в таком добром и веселом расположении духа, что им было бы впору похлопывать друг друга по плечу.

Но сохранила ли Валентина свою улыбку, когда за ним захлопнулась дверь? Или же, как это бывает после безудержных взрывов смеха, у нее резко изменилось настроение, когда она осталась наедине с молчаливой мадам Леруа?

Мегрэ был скорее озабочен; он слегка волочил ноги, направляясь в город, к дому доктора Жолли. Вдруг, словно из-под земли, вырос перед ним Кастэн, вернее говоря, инспектор выскочил из кабачка, где учредил наблюдательный пункт и уже долгое время ждал комиссара, играя в карты.

— Я был у доктора, патрон. Роза ничем не была больна. Ее распирало от здоровья. И все же она время от времени приходила к доктору, а тот, чтобы доставить ей удовольствие, прописывал безвредные лекарства…

— Какие же?..

— Гормоны, например. Она сама их требовала, потому что все время толковала о своих гландах.

Кастэн, шагая рядом с комиссаром, спросил удивленно:

— И вы идете туда?

— Мне нужно задать доктору только один вопрос.

Подожди меня.

Он обратился на «ты» к инспектору, хотя тот не работал в его отделе. Это тоже кое-что значило. Показался большой квадратный дом с увитыми плющом стенами, с садом, похожим на небольшой парк.

— Здесь он живет, — сказал Кастэн. — Но принимает больных во флигеле слева.

Флигель походил на ангар. Должно быть, здесь не обошлось без мадам Жолли, которая терпеть не могла больных и запаха лекарств, — вот она и выставила все это из своего дома.