Жорж Сименон - Беглый

— Элен! Антуан! Элен!

— Что случилось?

— Пусть кто-нибудь сейчас же поднимется ко мне.

Появляется Элен. Лицо ее взволнованно. Она смотрит на осколки графина на полу, потом на отца, обеими руками держащего ногу.

— Зачем ты звал?

— У меня идет кровь, — жалуется он, как ребенок.

Ж. П. Г, почти рад, что у него кровотечение, — это в какой-то мере извиняет его за разбитый графин.

— Глубоко порезался?

Элен приносит из ванной таз, берет из эмалированного аптечного шкафчика перекись водорода и приготовляет дезинфицирующий раствор.

— Опусти ногу в таз.

Вода быстро краснеет. Стоя на коленях, Элен ждет, когда можно будет наложить повязку.

— Что происходит внизу?

— Ничего, — отвечает она.

— Почему плачет мать?

— Потому что взволнованна. Эти истории потрясли ее.

— Какие истории?

Но он уже предчувствует, что ничего не узнает.

Конечно, дочь ухаживает за ним: нельзя же оставить без помощи человека, истекающего кровью. Только вот сочувствия она не проявляет. Ничто в ее поведении не позволяет предположить, что перед ней родной отец.

Напротив! Она еще боязливей, чем утром, глаза еще недоверчивей.

— Что сказал внизу директор?

— Не знаю.

Чтобы уйти от разговора, она встает и направляется к аптечке.

— Надо все-таки смазать йодом.

Девушка достает бинт и довольно ловко перевязывает раненую ногу.

— Ложись, — говорит она.

— Мать не поднимется ко мне?

— Не знаю.

— Скажи, что я хочу с ней поговорить.

Элен с явным облегчением убегает. Проходит минут десять. Ж. П. Г, укладывается и неподвижно лежит на кровати, прислушиваясь к каждому шороху в доме.

«Она не придет! Почему она боится прийти?»

В кухне растапливают плиту. Со двора уносят ведро с овощами. Наверно, стряпают что-нибудь — ведь завтрак до сих пор не готов.

Ж. П. Г, по-прежнему весь мокрый. Лицо покрыто бисеринками пота. Он в ярости. Ему страшно. Губы кривит саркастическая усмешка.

«Она боится прийти!»

Ж. П. Г, ошибся: на лестнице раздаются шаги. Дверь внезапно распахивается, но г-жа Гийом не входит, а лишь останавливается на пороге. Она утерла глаза, даже напудрилась. Лицо и поза сдержанны и строги. Она откашливается, потом спрашивает:

— Что ты хочешь мне сказать?

Ж. П. Г, смотрит на жену со смущением и растерянностью. Как и дочь, она изменилась. Вид отчужденный, взгляд совсем как у директора. Она не двигается.

— Войди же… — лепечет он.

— Слушаю тебя.

— Но…

Так с ней не поговоришь: между ними нет никакого контакта. Жене, видимо, не терпится уйти.

— Это все, что ты можешь мне сообщить?

Она порывается удалиться.

Ж. П. Г, торопливо осведомляется:

— Что сказал директор?

— Ничего, что могло бы тебя интересовать.

— Послушай, Жанна, — умоляет он. — Мне необходимо это знать. Как видишь, я поранил ногу и даже не могу ходить…

Он надеется разжалобить ее, но г-жа Гийом холодно смотрит на куски стекла, усеивающие пол.

— Должны же они были что-то сказать. А я ничего не знаю.

— Я тоже. Это все?

Г-жа Гийом закрывает дверь, на минуту заходит в ванную, потом спускается вниз. Ж. П. Г, в бешенстве затыкает себе рот кулаком.

Они не имеют права поступать так, отказывать ему в объяснениях, окружать его стеной ненависти и подозрений. Он плачет и не плачет. Слез у него нет, он не рыдает, но лицо искажено гримасой ужаса и боли.

Внизу как ни в чем не бывало расставляют на скатерти тарелки. Ж. П. Г, отчетливо слышит звяканье фаянса. Он представляет себе Антуана. Сын сидит на своем месте, вид у него озабоченный, подбородок подперт руками, а г-жа Гийом помогает дочери накрывать на стол.

Окно на кухне открывается, и Ж. П. Г, понимает — для чего: он слышит потрескивание. На плите что-то жарится. Наверняка отбивные. Масло подгорело, кухня наполнилась голубым чадом, и теперь его выпускают в окно. Ж. П. Г, видит, как улетучиваются полоски дыма.

В комнату то и дело проникают кухонные ароматы.

Принесут ли ему, по крайней мере, поесть? Подадут ему до или после других?

Он ждет, в бешенстве сжимая кулаки, ощущая колющую боль в правой ноге, и думает, не остался ли в ране кусочек стекла.

Что будет, если ему придется бежать? Сумеет ли он надеть ботинки и ходить?

Ж. П. Г, встает с постели и пытается обуться. Нет, повязка слишком толста. Сейчас он перебинтует ногу.

Но ему приходится опять лечь: по лестнице кто-то поднимается.

Это Элен. Она принесла тарелку с отбивной и вареным картофелем. Вместо десерта достает из кармана передника апельсин.

Она молчит и не смотрит на отца, обслуживая его с таким же безразличием, как коридорная в отеле. Ловко, не выпуская из рук тарелку, освобождает ночной столик, стелит вместо скатерти полотенце. Из другого кармана передника достает нож и вилку.

— Вот, пожалуйста, — бросает она.

Ему хочется удержать ее за юбку, попросить посидеть с ним, поговорить. Но при виде ее спокойствия и самообладания от злости кровь бросается ему в голову.

— Не забудь сходить в погреб и взять письмо на куче угля, — кричит он ей вдогонку, когда Элен переступает порог.

Она удивленно оборачивается, краснеет, затем быстро захлопывает дверь и бежит вниз по лестнице.

Ж. П. Г, не голоден, но хочет пить. Ему приходится встать и пойти за водой в ванную. Он хромает. Останавливается перед окном, смотрит на дворы и сады соседних домов, на отдаленные окна, за которыми сидят и завтракают другие семьи.

Он убежден, что сейчас директор в промежутках между глотками кофе неторопливо рассказывает своей жене историю Ж. П. Г.

Я отправился к Жан Полю Гийому с человеком, который его знает, неким Гонне. Они с ним из одного городка. Так вот, Гонне не узнал Гийома. Он задал ему несколько вопросов, и Гийом не смог на них ответить.

Что ты на этот счет думаешь?

Ты предполагаешь, что Гийом самозванец?

Что будет? Сумеют ли они доказать, что он не Гийом? Бебер Итальянец, продавший Мадо документы, божился, что они в полном порядке и с ними никогда не будет неприятностей.

Отбивная стынет. Ж. П. Г, делает жест, который до такой степени удивляет его самого, что рука на мгновение повисает в воздухе. В самом деле, проходя мимо ночного столика, он схватил отбивную двумя пальцами и поднес ко рту.

Ж. П. Г, видит свое отражение в зеркале. На мгновение он замирает, потом передергивает плечами и впивается зубами в мясо. Утрируя скотство своего поведения, он нарочно таким же образом хватает картошку, а потом вытирает жирные пальцы о пижаму.

Внизу орудуют ножами и вилками, но разве эти люди что-нибудь пережили? Что они знают о жизни?

Ж. П. Г, снова пожимает плечами, и лицо его искажает гримаса презрительной жалости.

Это было одно из тех воскресений, что живут в детских воспоминаниях. Прислушиваясь с закрытыми глазами к перезвону колоколов, представляешь себе синеву неба, ощущаешь чистоту воздуха, более прозрачного, чем в будни, потому что улицы пустынны и люди никуда не спешат.

Ж. П. Г, просыпается в кровати, один в комнате, еще не сознавая, что сегодня воскресенье. Он напрягает слух, смотрит на часы, улавливает пение жаворонка как раз под окном, в голубом прямоугольнике, пронизанном солнечными лучами.

Внизу кто-то ходит, и по шагам он узнает Элен. В ванной льется вода. Ж. П. Г, смотрит на дверь, опускает глаза и видит на полу белое пятно, которого не было накануне.

Он настораживается, встает, морщится от боли, ступив на правую ногу, наклоняется и берет сложенный вчетверо листок, подсунутый под дверь. Это страничка, вырванная из школьной тетради. Она написана карандашом, крупным неровным почерком Антуана.

«Человек, приходивший вчера, — из полиции. Он утверждает, что твоя фамилия не Гийом. Он уже написал в Париж и отправил туда твою фотографию, одну из тех, что лежали в гостиной»

Ж. П. Г, замирает, смотрит на записку и напрягает слух. Шорохи подтверждают его первую мысль: сегодня воскресенье. Жена приводит себя в порядок, Элен хозяйничает, Антуан, разумеется, готовит уроки у себя в комнате.

Все это легко проверить. Ж. П. Г, идет к окну и кричит:

— Завтракать!

Он даже не называет дочь по имени: она ведь тоже избегает обращаться к нему напрямую. Окно в кухне открывается. Элен отвечает:

— Несу!

Ж. П. Г, облокачивается на подоконник, глядя сверху на садик и соседние дворики. Он спокоен, в карих глазах мелькает подобие улыбки.

Возможно, это реакция после вчерашнего возбуждения, когда он два часа катался по кровати в приступе ярости.

Дело в том, что около четырех часов дня Элен нерешительно вошла в комнату и принялась вынимать из гардероба материнские вещи. Она перенесла платья и юбки к себе, затем освободила ящики комода.

— Что ты делаешь?

— То, что велела мама.

— Где она?

— Внизу.

— Скажи, что мне надо с ней поговорить.

Г-жа Гийом вошла так же, как утром. Как утром, она остановилась на пороге и отчеканила: