Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака

Он не решается больше бежать. Не решается двигаться. Даже не поднимает револьвер.

Виски его влажны от пота, в горле пересохло. А рука его, как он и думал, на уровне плеча покрыта густой жидкостью. Он сжимает плечо, ощупывает его, ищет артерию, чтобы остановить кровотечение.

Сознание Мегрэ затуманивается, ему кажется, что поезд остановился, по крайней мере, за километр отсюда и долго стоит, долго, в то время как он тревожно прислушивается в тишине.

А что ему до того, что поезд остановился? Отсутствие шума поезда подсознательно пугает его, как пустота.

Наконец! Где-то там шум возобновляется. Наверху, в небе, позади деревьев движется что-то красное. И ничего больше вокруг! Лишь один Мегрэ стоит и держится за плечо правой рукой. Да нет, это ведь левое плечо! Он пробует пошевелить левой рукой. Ему удается слегка ее приподнять, но… рука, слишком тяжелая, падает.

В лесу ни звука. Такое впечатление, что тот человек не побежал дальше, а замер в кустах. А вдруг он снова выстрелит, чтобы прикончить Мегрэ, когда тот пойдет к дороге?

— Идиот! Идиот! Идиот! — клянет себя Мегрэ, сам себе кажущийся отвратительно жалким.

Зачем ему надо было прыгать с поезда? Рано утром Ледюк будет ждать его на станции в Вильфранше, а служанка приготовит для него лосося.

Мегрэ идет вперед неровной походкой. Метра через три останавливается, вновь идет, опять останавливается.

В ночи светится лишь дорога, белая от пыли, словно летом. А кровь все течет. Только чуть слабее. Мегрэ зажимает рану рукой. И эта рука вся в крови.

Далее не верится, что он уже трижды был ранен. Он нервничает, волнуется, словно на операционном столе. Лучше уж резкая боль, чем это медленное вытекание собственной крови.

Ведь все-таки глупо умереть здесь, одному! Сейчас он даже не знает, где находится… А багаж его в это время едет дальше, без него.

Ну и черт с ним! Пусть стреляет! Он идет быстро, как только может, наклонившись вперед, в каком-то яростном порыве. Столб-указатель. Луна освещает только правую его часть: 3,5 километра. До какого города, до какой деревни?

Оттуда, куда повернут указатель, раздается коровье мычание. Небо там чуть светлее. Это, конечно, восток! И начинается рассвет.

Незнакомца там больше нет. Или он отказался от мысли прикончить его. Мегрэ прикинул, что ему еще хватит сил минуты на три-четыре, и решил использовать их. Он идет, как его учили в армии, размеренным шагом, считая, чтобы не думать.

Корова, которая мычала, наверное, с фермы. Там встают рано… Так что…

Кровь течет вниз, под рубашку, под брючный ремень, до бедра…

Что это? Он видит свет? Или он уже бредит?

«Если потеряю больше литра крови…» — думает Мегрэ.

Да, это свет. Но нужно перейти через вспаханное поле, а это будет потруднее. Ноги вязнут в земле. Он уткнулся в трактор.

«Эй, люди!.. Кто здесь есть!.. Скорее!..» Он опирается спиной о трактор. Скользит. Уже сидит на земле. Слышит, как открывается дверь, угадывает, что в чьей-то руке качается фонарь…

«Скорее!..»

Только бы человек, который приближается, догадался остановить кровотечение! Ослабевшая рука Мегрэ больше не зажимает рану, вялая, она опустилась рядом с туловищем.

«Раз… два… раз… два…»

На каждый счет вытекает очередная порция крови.

Смутные видения перемежаются с пустотой. И на всем печать страха, рождаемого кошмаром.

Равномерное покачивание… Цокот копыт… Под головой солома, а справа мелькают деревья…

Это Мегрэ понял. Он лежит на повозке. Уже рассвело. Повозка медленно двигалась по дороге, обсаженной с обеих сторон платанами…

Не поворачивая головы, он открыл глаза… В поле зрения наконец попал мужчина, который шел вразвалочку, помахивая кнутом.

Не бредит ли он? Мегрэ не видел лица человека из поезда. Он лишь смутно помнил его фигуру, ботинки из мягкой лакированной кожи и серые шерстяные носки.

Тогда почему же он думает, что везущий его крестьянин и есть тот самый человек из поезда?

Перед ним было грубое лицо с большими седыми усами и густыми бровями… И светлые глаза, которые смотрели прямо, не обращая внимания на раненого…

Где они?.. Куда едут?..

Комиссар двинул рукой и почувствовал что-то непривычное, стянувшее ему грудь, какую-то толстую повязку.

Затем в голове его все смешалось в тот самый момент когда солнечный луч неожиданно ударил ему в глаза.

Потом были дома, белые фасады… Широкая улица, вся утопающая в свете… Шум позади повозки, шум идущей толпы… И какие-то голоса… Но слов он не разобрал. Толчки отдавались болью.

Толчки прекратились… Теперь его только качало сверху вниз и из стороны в сторону — ощущение, которого он никогда раньше не испытывал…

Он лежал на носилках… Впереди шел мужчина в белом халате… Кто-то закрыл большие решетчатые ворота, за которыми толпились люди… Кто-то пробежал…

— Быстрее отнесите его в палату!..

Он не поворачивал головы. Не думал. Однако следил глазами за происходящим.

Пересекли парк, где стояли невысокие аккуратные здания из белого кирпича. На скамейках сидели люди в одинаковой серой одежде. У некоторых были повязки — на голове, на ноге… Суетились медсестры!..

Его мозг лениво и безуспешно пытался составить слово «больница»…

Где тот крестьянин, похожий на человека из поезда?

У-мм-мм!.. Его поднимают по лестнице… Больно…

Мегрэ вновь просыпается и видит мужчину, который моет руки и внимательно смотрит на него.

Его словно что-то толкнуло… У этого человека была бородка, густые брови…

Был ли он похож на того крестьянина?.. Во всяком случае, он похож на человека из поезда!..

Мегрэ не мог говорить. Он открыл рот. Человек с бородкой спокойно сказал:

— Положите его в третью… Лучше ему быть отдельно от других из-за полиции…

Как это — из-за полиции? Что это значит?

Люди в белом увезли его, вновь провезли через парк. Светило солнце, какого комиссар еще никогда не видел: такое яркое, такое веселое, что казалось, оно заполняет собой все вокруг!..

Его положили на кровать. Стены белые. Здесь почти так же жарко, как в поезде.

Где-то раздался голос:

— Комиссар спрашивает, когда он сможет…

Но разве это не он комиссар? Он ни о чем не просил! Все это смешно!

А главное, эта история с крестьянином, который был похож на доктора и на человека из поезда!

А вообще, была ли у человека из поезда седоватая бородка? А усы? А густые брови?

— Разожмите ему челюсти… Хорошо… Достаточно… Доктор наливал ему что-то в рот.

«Чтобы прикончить, чтобы меня отравить, черт побери!» — решил комиссар, теряя опять сознание.

Когда к вечеру Мегрэ пришел в себя, сестра, дежурившая у его постели, вышла в коридор, где ожидали пять человек: следователь из Бержерака, прокурор, комиссар полиции, судебный секретарь и судебно-медицинский эксперт.

— Вы можете войти! Но профессор советует не слишком его утомлять. Впрочем, у него такой странный взгляд, не удивлюсь, если он сумасшедший!

Все пятеро переглянулись с понимающими улыбками.

Это было похоже на мелодраму в исполнении плохих актеров: медсестра вышла из палаты с улыбкой, бросив на прощание Мегрэ взгляд, который означал: «Оставляю вас ненадолго».

Пятеро мужчин заполнили комнату, каждый улыбался по-своему и в то же время одинаково-угрожающе. Казалось, все это не всерьез, что они делают это специально, что они хотят сыграть с ним какую-то шутку!

— Прошу вас, господин прокурор — Коротенький мужчина с прической ежиком, с грозным взглядом, изображать который он, наверное, специально тренировался, чтобы привести его в соответствие со своей должностью. И напускные холодность, недоброжелательность!

Он небрежно прошествовал мимо постели Мегрэ, бросив на него короткий взгляд, затем, словно на церемонии, встал у стены, держа шляпу в руке.

И таким же образом продефилировал следователь, ухмыльнулся, взглянув на больного, и встал рядом со своим начальником.

Затем секретарь… Они уже втроем стояли вдоль стены, похожие на трех заговорщиков!.. И вот наконец к ним присоединился врач!..

Остался лишь комиссар полиции, толстяк с глазами навыкате, который собирается играть роль палача.

Вот он бросает взгляд на окружающих. Затем медленно опускает руку на плечо Мегрэ.

— Ну что, попался!

В любое другое время это могло бы быть очень смешно… Сейчас же Мегрэ даже не улыбнулся, наоборот, тревожно нахмурил брови.

Его беспокоило собственное состояние! Ему по-прежнему казалась расплывчатой граница между реальностью и бредом, и с каждой минутой эта грань стиралась все больше.

А тут перед ним разыгрывают настоящую пародию на допрос! Этот смешной полицейский комиссар изображает из себя великого хитреца.