Жорж Сименон - Преступление в Голландии

Бетье кокетливо улыбнулась.

— Не хотите взглянуть на мою комнату?

Она ждала его впечатлений. Вместо кровати диван из голубого бархата. Обои заменяла набивная ткань. Темного дерева стеллажи — и снова книги. Вся хрустящая, купленная в Париже кукла.

Почти будуар, но обстановка казалась тяжелой, солидной, продуманной.

— Как в Париже, правда?

— Мне хотелось бы узнать от вас, что произошло на прошлой неделе.

Лицо Бетье омрачилось, но не настолько, чтобы поверить в глубину ее переживаний. Ведь только что она так улыбалась, с гордостью показывая свою комнату!

— Пойдемте пить чай.

Они сели друг против друга. На столе стоял чайник, покрытый для сохранения тепла куклой-грелкой.

Бетье говорила медленно, ей не хватало слов, но она быстро нашла выход: взяла словарь и время от времени надолго останавливалась, чтобы найти точное выражение.

По каналу плыла лодка с огромным серым парусом.

Было безветрие, и лодочник отталкивался шестом, с трудом протискиваясь среди бревен.

— Вы еще не ходили к Допингам?

— Я приехал час назад, и времени у меня было ровно столько, чтобы помочь отелиться вашей корове.

— Да… Конрад был милый обаятельный человек. Сначала он плавая вторым помощником, потом — старшим… Вы так скажете по-французски?.. Получив диплом капитана, женился и перешел на преподавательскую работу в Высшее мореходное училище. Не очень-то весело! У него была небольшая яхта, но госпожа Попинга боялась воды, и яхту пришлось продать. Осталась только лодка… Вы видели мою? Почти такая же… По вечерам он давал частные уроки.

Он много работал.

— Какой он был?

Она не сразу поняла вопрос, а потом принесла фотографию высокого толстощекого молодого человека, светлоглазого, коротко постриженного, на вид добродушного и пышущего здоровьем.

— Это Конрад. Сорок ему не дашь, правда? Его жена намного старше, ей лет сорок пять. Вы не видели ее? Совсем другой человек. Здесь, например, все протестанты. Я принадлежу к современной церкви, а Лизбет Попинга — к традиционной, более строгой, более… как это сказать?… консерваторной?

— Консервативной.

— Да! И еще она возглавляет все благотворительные учреждения.

— Вы ее не любите?

— Нет. Но не из-за этого. Она дочь директора лицея, понимаете? Мой же отец-простой фермер. Конечно, она очень добрая, милая…

— Что же все-таки произошло?

— У нас часто бывают лекции. Городок хоть и маленький — пять тысяч жителей, — но все хотят быть в курсе событий. В прошлый четверг выступал профессор Дюкло из Нанси. Вы его знаете?

Девушка удивилась, что Мегрэ не знал профессора, которого она считает светилом.

— Крупный адвокат. Специалист по уголовному праву и — как это? — психологии. Он рассказывал об ответственности преступников, правильно?.. Поправляйте меня, если я делаю ошибки… Госпожа Попинга — президент Ассоциации, и все лекторы останавливаются у нее. На десять часов назначили прием для узкого круга: профессор Дюкло, Конрад Попинга с женой, Винанды с детьми и я. Собрались у Попингов, их дом в километре отсюда, на Амстердип…

Амстердип — это канал, он перед вами… Пили вино, ели пирожные. Конрад включил приемник. Да, забыла, еще была Ани — сестра госпожи Попинга, адвокат. Конрад захотел танцевать. Свернули ковер. Винанды ушли раньше, из-за детей — самый маленький расплакался. Они живут по соседству с Попингами. В полночь Ани захотела спать. Я была на велосипеде, и Конрад, тоже на велосипеде, поехал меня провожать. Я вернулась домой, отец ждал меня. О трагедии мы узнали утром. Весь город был потрясен. Не думаю, что я виновата в случившемся. Когда Конрад вернулся, он хотел поставить велосипед в сарай, за домом. Кто-то выстрелил из револьвера, он упал и через полчаса умер.

Бедный Конрад! Рот открыт…

Она вытерла слезу, которая казалась неестественной на ее гладкой и розовой, словно спелое яблоко, щеке.

— Это все?

— Да. Из Гронингена в помощь жандармерии приехала полиция. Они считают, что стреляли из дома. Ходят слухи, что сразу после выстрелов видели, как профессор спускался по лестнице с револьвером в руке. С револьвером, из которого стреляли.

— Профессор Жан Дюкло?

— Да. Поэтому ему и не разрешили уехать.

— Короче, в момент убийства в доме находились госпожа Попинга, ее сестра и Жан Дюкло?

— Ya.[3]

— А на приеме, кроме них, были Винанды, вы и Конрад.

— И еще Кор! Я забыла.

— Кор?

— Корнелиус, воспитанник мореходного училища, он брал частные уроки.

— Когда он ушел?

— Вместе с нами, но повернул направо и поехал на велосипеде на учебное судно, стоящее на Эмс-канале… Сахар, пожалуйста.

От чашек поднимался пар. У дома остановилась машина, и вскоре в комнату вошел мужчина — высокий, широкоплечий, седоватый, с серьезным лицом и тяжелой походкой, подчеркивающей его спокойствие.

Хозяин фермы, а это был Ливенс, подождал, пока дочь представит ему гостя. Ничего не сказав, он крепко пожал руку Мегрэ.

— Отец не говорит по-французски.

Бетье налила отцу чашку чая. Он выпил стоя, маленькими глотками, в то время как она рассказывала ему по-голландски о рождении теленка.

Видимо, она рассказала и об участии Мегрэ в этом событии, потому что Ливенс посмотрел на комиссара с удивлением, не лишенным иронии. Потом, чопорно раскланявшись, он ушел в хлев.

— Профессор Дюкло в тюрьме? — спросил Мегрэ после его ухода.

— Нет. Он в гостинице «Ван Хасселт», с жандармом.

— А Конрад?

— Тело увезли в Гронииген, это в тридцати километрах отсюда. Большой город, сто тысяч жителей, университет, где принимали Жана. Дюкло… Ужасно!.. Никто ничего не может понять.

Действительно ужасно! Но вопреки случившемуся все вокруг дышало покоем. Причиной тому был и домашний уют, и горячий чай, и сам городок, напоминающий игрушку, которую ради забавы оставили на берегу моря.

Из окна, возвышаясь над кирпичными строениями, виднелись труба и мостик огромного судна, стоящего на разгрузке. Бесконечная вереница пароходов скользила к морю по водной глади Эмса.

— Конрад часто провожал вас?

— Всегда, когда я приходила к ним. Как друг.

— Госпожа Попинга не ревновала?

Вопрос вырвался случайно: взгляд Мегрэ упал на аппетитную грудь девушки, и он покраснел.

— Почему?

— Не знаю. Ночь, вы вдвоем…

Она засмеялась, обнажив здоровые зубы.

— Для Голландии это естественно. Кор тоже провожал меня.

— Он не влюблен в вас?

Она не ответила, а только хихикнула с кокетством и удовлетворением.

Мегрэ увидел за окном отца Бетье, который на руках вынес из хлева теленка и поставил его на залитую солнцем лужайку. Теленок качался на тоненьких ножках, чуть было не упал, потом вдруг побежал и через несколько метров остановился.

— Конрад вас целовал?

Снова смех, но теперь она покраснела.

— Целовал.

— А Кор?

Скорее для приличия она отвернулась.

— Тоже… Почему вы спрашиваете об этом?

Она как-то странно смотрела, может быть, ждала, что и Мегрэ поцелует ее?

С улицы ее позвал отец. Бетье открыла окно. Отец что-то сказал ей по-голландски, и она, повернувшись к Мегрэ, пояснила:

— Извините, надо идти в город за бургомистром. Это важно для родословной теленка… Вы сейчас куда, в Делфзейл?

Они пошли вместе. Она вела за руль велосипед, слегка покачивая развитыми, как у зрелой женщины, бедрами.

— Красиво у нас, правда? Бедный Конрад, он ничего больше не увидит! Завтра открывается купальный сезон.

Конрад купался каждый день, по часу оставаясь в воде…

Мегрэ задумчиво смотрел в землю.

Вопреки привычке, Мегрэ сделал несколько пометок, главным образом топографических. Это были всего лишь прикидки: решение придет позже с учетом минут и метров.

Между фермой Ливенсов и домом Попингов — чуть больше километра. Оба дома стоят на канале, и, чтобы добраться от одного до другого, надо идти по берегу.

Канал, малоиспользуемый после строительства более широкого и глубокого Эмс-канала, связывал Делфзейл с Гронингеном. Заилившийся, затененный деревьями, извилистый Амстердип служил только для перегона плотов и судов небольшого тоннажа.

Вокруг, далеко друг от друга, фермы, судоремонтная верфь.

Дорога от Попингов к ферме шла сначала мимо виллы Винандов, находившейся совсем рядом, в тридцати метрах.

За виллой — строящийся дом, огромный пустырь и стройплощадка, заваленная штабелями леса. Дальше, за поворотом канала и дороги, еще один пустырь, откуда хорошо были видны окна дома Попингов, и справа, на другом конце города, — белый маяк.

— Маяк вращается? — спросил Мегрэ.

— Да.

— Значит, ночью он должен освещать этот участок дороги?

— Да, — подтвердила Бетье и, видимо вспомнив что-то приятное, снова хихикнула.

— Не позавидуешь влюбленным! — заключил комиссар.