Агата Кристи - Пальцы Святого Петра

«Мне не поможет никто и ничто, — обреченно произнесла Мейбл, — кроме разве смерти».

«Не теряй веры в Провидение, милочка, — сказала я. — И кроме того, я совершенно уверена, что ты что-то от меня скрываешь».

Уж я-то ее знала: она даже в детстве вечно хоть что-то да не договаривала. Но Господь вволю снабдил меня временем и терпением, и в конце концов я своего добилась. Оказывается, тем самым утром она ходила в аптеку покупать мышьяк. И, естественно, расписалась в аптечной книге, о чем аптекарь, разумеется, счел своим долгом немедленно оповестить окружающих.

«Кто ваш врач?» — спросила я.

«Доктор Ролинсон».

Я как-то видела мельком этого Ролинсона. Честно говоря, он показался мне жуткой развалиной. Кроме того, жизненный опыт не позволяет мне верить в непогрешимость врачей. Конечно, и среди них попадаются вполне приличные люди, но даже эти редкие исключения напрочь неспособны понять, чем именно вы больны. Так что лично я предпочитаю обходиться своими силами.

Я тут же составила план, по которому необходимо было действовать. Надела шляпку и отправилась к этому Ролинсону. Он оказался именно таким, каким я его себе представляла: стариком в общем-то безобидным и доброжелательным, но рассеянным, до ужаса близоруким, тугим на ухо и к тому же неимоверно обидчивым. Стоило мне упомянуть о смерти Джеффри Денмана, как выяснилось, что грибы — это страсть доктора, и мне пришлось выслушать целую лекцию о различных их видах, пересыпанную разными мудреными названиями. Он сказал, что расспрашивал кухарку, и та призналась, что один или два гриба показались ей тогда «немного подозрительными», но она решила, что, раз из лавки, они обязаны быть хорошими. Только вот чем больше она о них потом думала, тем более подозрительными они ей казались.

«И чего только не припомнят эти кухарки, если как следует постараются, — подумала я тогда. — И что, если задуматься, они были оранжевыми, а если припомнить хорошенько, то и вовсе с подозрительной красной сыпью!

Когда врач прибыл на место, Денман не мог ни говорить, ни глотать и скончался буквально через несколько минут. Доктор, по-видимому, не сомневался в своем заключении, но делал он это из упрямства или по убеждению, сказать было трудно.

Я тут же отправилась домой и спросила Мейбл, для чего она купила мышьяк.

„Была же у тебя какая-то цель?“ — сказала я.

Мейбл разрыдалась:

„Я хотела покончить с собой. Я была так несчастна“.

„Мышьяк сохранился?“ — допытывалась я.

„Нет, я его выбросила“.

Я сидела и мысленно прокручивала услышанное.

„А что произошло, когда ему стало плохо? Он позвал тебя?“

„Нет. — Мейбл покачала головой. — Он стал изо всех сил трясти колокольчик. Дороти, горничная, которая живет в доме, услыхала и разбудила кухарку. И уже тогда они вместе отправились к Джеффри. Увидев его, Дороти страшно напугалась. Он что-то бессвязно бормотал, бредил. Она оставила с ним кухарку и прибежала ко мне. По одному ее виду я сразу поняла, что с мужем что-то ужасное. Как назло, Брустер, которая ухаживает за старым Денманом и точно знает, что делать в таких случаях, в ту ночь не было. Так что я послала Дороти за врачом, а сама присоединилась к кухарке. Только через несколько минут я не выдержала. Тетя, это было так страшно! И я убежала к себе в комнату и заперлась там“.

„Как же ты могла! — не сдержалась я. — Можешь не сомневаться, это тоже сыграло свою роль. Кухарка уж конечно всем об этом рассказала. Ну и ну! Должна признаться, дела и впрямь плохи“.

Потом я стала расспрашивать прислугу. Кухарка принялась было рассказывать о грибах, но я ее остановила. Они у меня уже в печенках сидели. Вместо этого я заставила ее — как и кухарку — в подробностях вспомнить о том, что было с их хозяином в ту ночь. Обе в один голос заявили, что у него, по-видимому, были чудовищные боли, что он не мог глотать, пытался прохрипеть что-то, но нес полную околесицу и ничего более-менее осмысленного так и не сказал.

„Что за околесицу?“ — поинтересовалась я.

„О какой-то рыбе, верно?“ — спросила у Дороти кухарка.

Та подтвердила:

„Да, все говорил: уберите рыбу! Мол, что-то она у него там выпила. Бред какой-то. Я так сразу поняла, что он, бедный, тронулся“.

Приходилось согласиться: смысла в его последних словах и впрямь было маловато. Больше я у них ничего не стала спрашивать. Оставалась еще миссис Брустер, и я отправилась к ней. Это оказалась изможденная женщина лет под пятьдесят.

„Жаль, меня не было в ту ночь, — сокрушалась она. — Видно, ему никто даже и не пытался помочь, пока не пришел врач“.

„Может, Джеффри и бредил, — с сомнением заметила ей я, — но что-то не припомню, чтобы это входило в симптоматику пищевых отравлений“.

„Трудно сказать“, — ответила Брустер.

Я поинтересовалась, как чувствует себя ее пациент.

Она покачала головой.

„Довольно скверно“.

„Слабость?“

„Нет, физически он в полном порядке. Только вот со зрением прямо беда. Может, болезнь мозга и прогрессирует, но он еще всех нас переживет. Я говорила им, что старика давно следует положить в клинику, но миссис Денман и слышать об этом не хочет“.

Впрочем, у Мейбл всегда была добрая душа.

Итак, я выяснила все что могла и после долгих раздумий решила, что есть единственный выход. Учитывая, что пересудов становилось все больше, надо было решаться на эксгумацию тела и past-mortem[2]. Только это еще и могло унять злые языки.

Мейбл, конечно, заупрямилась. Главным образом, из сентиментальных соображений — тревожить покойного и все такое. Но я таки на своем настояла.

Я не хочу вдаваться в подробности, скажу только, что мы добились соответствующего разрешения, но результаты вскрытия, или как оно там называется, оказались далеко не такими определенными, как нам бы того хотелось. Следов мышьяка не было — это говорило в нашу пользу. Но дословно заключение гласило: „точная причина смерти не установлена“.

Но понимаете, нас это решительно не устраивало. Теперь в округе говорили о редких ядах, которые невозможно обнаружить и о прочем подобном вздоре. Я повидалась с прозектором[3], производившим вскрытие, и задала ему парочку вопросов. Он всеми силами пытался уйти от ответов, но в конце концов ему пришлось признаться: „ядовитыми грибами тут и не пахнет“. Я спросила его, а какой яд мог бы привести к подобному исходу. Он пустился в длинные объяснения, которые, признаюсь, я пропустила мимо ушей. Но смысл был тот, что подобная картина смерти могла быть вызвана каким-то сильным растительным алкалоидом».

Потом мне пришло в голову, что если Джеффри Денман унаследовал от отца душевную болезнь в скрытой форме, разве не мог он совершить самоубийство? Когда-то он занимался медициной и прекрасно разбирался в ядах.

Не то чтобы я была совершенно в этом уверена, но это было единственное объяснение, которое пришло мне тогда в голову. Моя голова совершенно отказывалась придумать что-то еще.

Должна признаться (полагаю, это жутко развеселит молодежь), что, когда я попадаю в затруднительную ситуацию, я начинаю повторять про себя одну цитату из Библии. Повторяю и повторяю, где бы ни находилась: на улице, на рынке… Святое Писание всегда меня выручает. Я понимаю, вам кажется, что я несу какую-то чепуху, не имеющую никакого отношения к данной истории… Это не совсем так. В детстве этот наказ Господа висел прямо над моей кроватью: «Ищите и обрящете»[4]. В то утро, о котором я рассказываю, я шла по Хай-стрит и, не переставая, повторяла эти священные слова. Даже глаза закрыла ненадолго. А когда открыла, что же я, по-вашему, увидела?

Заинтригованные слушатели не сводили с мисс Марпл глаз. Кто поглядывал на нее с плохо скрытым скептицизмом, кто со снисходительной улыбкой, но ответа не угадал никто.

— Я увидела, — торжественно произнесла мисс Марпл, — витрину рыбной лавки, и в ней — груду свежей пикши [5].

— Вот так так! — воскликнул Рэймонд Уэст. — Ничего себе знак свыше! Да еще в ответ на священное заклинание. Кучка свежей пикши!

— Да, Рэймонд, — строго проговорила мисс Марпл. — Свежей пикши. И, пожалуйста, не богохульствуй. Перст Божий вездесущ. Я посмотрела на черные пятнышки — отпечатки пальцев Святого Петра[6]. Знаете, существует такая легенда о пальцах Святого Петра. И все тут же встало на свои места. Просто до этого мне недоставало веры, истинной веры Святого Петра. Ну, и стоило соединить их: свою веру и рыбу…

Сэр Генри с подозрительной поспешностью уткнулся в носовой платок. Джойс закусила губу.

— Что же произошло? А то, что я вспомнила одну деталь: кухарка и горничная вспомнили, что умирающий говорил о рыбе, которая что-то там выпила. Теперь я была убеждена, абсолютно убеждена, что разгадка скрыта в этих словах. Домой я вернулась полная решимости добраться до истины.