Найо Марш - Убийство в частной лечебнице

«А ведь я его где-то видел», — подумал О'Каллаган с каким-то сонным удивлением. Он пытался вспомнить, где именно он видел этого человека, но попытка оказалась для него слишком утомительной, и он сдался. Через несколько минут шофер подъехал к его дому и открыл дверцу машины.

Министр внутренних дел медленно вышел из машины и поплелся по ступенькам. Пока О'Каллаган раздевался в вестибюле, вниз сошла его жена.

— А-а-а, Дерек, — сказала она.

— Привет, Сесили.

Она стояла у подножия лестницы и спокойно смотрела на него.

— Ты сегодня поздно, — заметила она, помолчав:

— Да? Наверное… Эти типы говорили и говорили… Ты не будешь возражать, если я не стану переодеваться к обеду? Я устал.

— Разумеется. С нами обедает только Рут.

Он сделал гримасу.

— Я же не могу препятствовать твоей сестре время от времени с тобой видеться, если она этого хочет, — спокойно заметила леди О'Каллаган.

— Ладно, — устало ответил ее муж. — Ладно.

Он неприязненно посмотрел на нее и подумал, что она раздражающе хорошо выглядит. Всегда великолепно ухоженная, восхитительно одетая, такая возмутительно отстраненная. Даже их объятия всегда были подернуты леденящей поволокой хорошего тона. Иногда у него появлялось ощущение, что жена его недолюбливает, а сам он, как правило, вообще не питал к ней никаких чувств. Ему казалось, что он женился на ней в кратком приступе страстного желания исследовать полярные льды. Детей у них не было. И это к лучшему, поскольку в его семье встречались отдельные случаи наследственного безумия. Ему казалось, что с ним самим все в порядке, в противном случае, подумал он саркастически, его жена непременно выявила бы отклонения. Сесили была просто пробным камнем для любой ненормальности.

Леди О'Каллаган направилась в гостиную. У дверей она на миг остановилась и спросила:

— Тебя сегодня не мучила эта боль?

— Мучила, — ответил О'Каллаган.

— Какая досада, — рассеянно пробормотала она и ушла в гостиную.

Он с минуту глядел ей вслед, затем пересек маленький вестибюль и вошел в свой кабинет, уютную комнату с хорошим камином, удобным письменным столом и глубокими квадратными креслами. Кедровые поленья пылали в очаге, а возле уютного кресла его дожидался поднос с рюмками и любимым сортом шерри. Жена определенно следила, чтобы ему угождали как следует.

Он налил себе рюмку шерри и принялся за дневную, почту, оказавшуюся невероятно скучной. Его секретарь просмотрел поступившие письма и отложил для него то, что счел личной почтой. Большая часть писем была помечена именно так. Один корреспондент хотел денег, второй просил о продвижении по службе, третьему была нужна информация… Конверт, подписанный на машинке, секретарь вскрыл. Там находилось анонимное письмо с угрозами, всего лишь самое свежее в длинной цепи подобных посланий. О'Каллаган взял последнее письмо, взглянул на конверт, поднял брови и нахмурился. Потом, допив шерри и налив себе еще рюмку, вскрыл письмо и прочел его.

Письмо было от Джейн Харден.

От Джейн. Он должен был понимать, что это дело так просто и скоро не закончится. Каким дураком он был, полагая, что она отпустит его без осложнений. Тот уик-энд в Корнуолле… все было очень мило, но он быстро понял, что неприятностей не миновать. Дьявол их всех побери, женщины никогда не бывают справедливы — никогда! Они болтают насчет того, что хотят быть самим себе хозяйками, что хотят приобретать жизненный опыт, как мужчины, а потом нарушают все правила игры. Он снова просмотрел письмо. Она напоминала, что «отдалась ему», — экая чушь, она так же этого хотела, как и он! — что в течение многих поколений их семьи были соседями в Дорсете, пока ее отец не обанкротился. О'Каллаган поморщился от намека на то, что он воспользовался ее стесненными обстоятельствами. Поскольку он был вполне консервативным и честным человеком, такие намеки смущали его до глубины души. Она писала, что он обошелся с ней как с пригородной девицей легкого поведения. О'Каллаган от души пожалел, что она не такая. Она писала, что уезжает, согласившись на должность сиделки в частной лечебнице. Напишет ли он ей на адрес Клуба сиделок? До этого момента письмо носило следы самоконтроля автора, но далее О'Каллаган с ужасом увидел, что пером писавшей водили исключительно эмоции. Она его любит, но ей нечего ему предложить. Однако неужели они оба должны все забыть? Она борется за свою душу, и для нее все средства хороши. Ее душу терзает дьявол, и если она потеряет О'Каллагана, то дьявол заберет ее душу. Она снова писала, что любит его, что, если он и дальше не будет обращать на нее внимания, она сделает что-нибудь ужасное. Внезапным резким жестом он смял листок и бросил его в огонь.

— Черт! — сказал он. — Черт, черт, черт!

В дверь легонько постучали, потом она приоткрылась настолько, чтобы смог просунуться большой нос, слабохарактерный рот, скошенный подбородок и огромная серьга.

— Государственные дела, Дерри? — спросил робкий голосок. — Государственные дела, да?

— Входи, Рут, — обреченно вздохнул сэр Дерек О'Каллаган. — Входи.

Пятница, пятое. Вечер

Всю следующую неделю министр внутренних дел следовал своему обычному режиму. Он более или менее привык к приступам боли, которые случались все чаще и интенсивнее. О'Каллаган обещал себе пойти к врачу на следующий же день после принятия закона. А пока всякий раз, когда боль угрожала стать невыносимой, он принимал по три таблетки аспирина и чувствовал себя несчастным и загнанным. Воспоминание о письме Джейн Харден нет-нет да и вспыхивало в глубине его сознания, словно отрыжка совести.

Его сестра Рут, искушенный ипохондрик, с миссионерской настойчивостью постоянно совала ему подозрительные пилюли, таблетки и настойки. Она повадилась заходить к нему после обеда, вооруженная пакетами от аптекаря и великим запасом до безумия раздражающих соболезнований и советов. Вечером в пятницу он сбежал в свой кабинет, умоляя жену сказать Рут, если она появится, что он невероятно занят и мешать ему нельзя. Жена пристально посмотрела на него.

— Я попрошу Нэша, — сказала она, — чтобы он отвечал, что нас обоих нет дома.

Он помолчал и смущенно ответил:

— Мне не хотелось бы…

— Но я тоже смертельно устала от Рут, — ответила жена.

— И все же, Сесили… В конце концов, она же очень добрая. Может быть, лучше было бы…

— Значит, ты впустишь ее?

— Нет, черт побери, нет.

— Отлично, Дерек. Я скажу Нэшу. Эта боль в последнее время все мучает тебя?

— Весьма часто. Спасибо.

— Наверное, поэтому ты такой раздражительный. Мне кажется, ты глупо поступаешь, что не идешь к врачу.

— По-моему, я тебе сказал, что вызову Джона Филлипса, как только примут мой закон.

— Разумеется, тебе решать. Попросить Нэша, чтобы принес тебе кофе в кабинет?

— Будь любезна.

— Да. — У нее была манера в ответ на все отстраненно и скучно говорить «да». — Спокойной ночи, Дерек. Я поднимусь наверх пораньше и не стану тебя беспокоить.

— Спокойной ночи, Сесили.

Она шагнула к нему и выжидательно остановилась. Случайно его поцелуй пришелся в губы, а не в щеку. У него возникло ощущение, что ему следует извиниться. Однако она просто повторила: «Спокойной ночи», а он пошел к себе в кабинет.

Там его ждал секретарь, Рональд Джеймсон. Джеймсон, выпускник Оксфорда, старательный и не занудливо серьезный молодой человек, хорошо делал свое дело и был весьма умен. Обычно О'Каллаган находил его сносным и даже приятным. Сегодня один вид секретаря раздражал и угнетал его.

— Ну что, Рональд?

Он упал в кресло и протянул руку за сигарой.

— Звонил сэр Джон Филлипс, он хотел бы прийти и поговорить с вами сегодня вечером, сэр, если вы не заняты.

— Филлипс? Что, кто-то говорил обо мне с Филлипсом? Что ему надо? Визит врача?

— По-моему, нет, сэр. Сэр Джон не упоминал вашего… э-э-э… недомогания.

— Позвоните ему и скажите, что я буду рад его видеть. Что-нибудь еще?

— Эти письма. Еще одно из разряда угрожающих. Мне бы очень хотелось, сэр, чтобы вы позволили мне поговорить со Скотланд-Ярдом.

— Нет. Что-нибудь еще?

— Только одно письмо, с пометкой «лично». Оно у вас на столе.

— Дайте-ка его сюда.

Джеймсон принес письмо и подал ему. О'Каллаган посмотрел на него и почувствовал себя так, словно стремительно падает вниз в лифте. Письмо было от Джейн Харден. Он бессильно свесил руки по сторонам кресла и уставился на огонь, держа во рту незажженную сигару.

Рональд Джеймсон смущенно ждал. Наконец он вытащил зажигалку и поднес ее к сигаре О'Каллагана.

— Спасибо, — рассеянно сказал О'Каллаган.

— Я могу еще что-нибудь сделать для вас, сэр?