Жорж Сименон - Мегрэ

Тон комиссара тоже изменился. Наклоняясь вперед, чтобы получше видеть собеседника, Мегрэ все больше загорался.

— Сейчас я объясню вам, почему так думаю. Будь вы способны пристрелить Пепито собственноручно, вам не потребовались бы исполнители для убийства Барнабе и Одна. Истина в том, что вы трусливы.

Губы у Кажо пересохли. Тем не менее он попробовал иронически улыбнуться.

— Попробуйте-ка сказать, что хоть раз в жизни зарезали цыпленка или кролика, что вы в состоянии смотреть, как течет кровь!

Мегрэ больше не сомневался. Он все понял. И шел напролом.

— Внесем ясность. Вы боитесь убивать своими руками, но вам ничего не стоит обречь человека на смерть.

Напротив! Вы боитесь убивать, боитесь умереть, но с тем большим остервенением приказываете убивать. Разве не так, Кажо?

В голосе Мегрэ не было ненависти, но не было и Жалости. Комиссар изучал Кажо с тем страстным интересом, который он всегда вкладывал в изучение человека. А сущность Нотариуса раскрывалась перед ним со страшной отчетливостью. Все в его жизни, вплоть до службы в юности клерком у адвоката, было предопределено этой сущностью.

Кажо всегда был человеком замкнутым в самом себе.

В одиночестве, закрыв глаза, он, без сомнения, измышлял всяческие великолепные комбинации — финансовые, криминальные, эротические.

Его никогда не видели с женщинами? Еще бы! Разве они были способны претворить в явь болезненные плоды его воображения?

Кажо уходил в себя, в свою берлогу, пропитанную его мыслями, мечтами, запахами.

И глядя через окно на залитую солнцем улицу, где перед лотками теснилась толпа и куда из автобусов потоками выплескивалась жизнь, он испытывал не стремление слиться с людской массой, а лишь желание использовать ее материал для своих хитроумных комбинаций.

— Вы трус, Кажо! — гремел Мегрэ. — Трус, как все, кто живет только головой. Вы торгуете женщинами, торгуете кокаином и бог знает еще чем: я ведь считаю вас способным на что угодно. И в то же время вы становитесь осведомителем полиции.

Серые глаза Нотариуса не отрывались от комиссара, который уже не мог остановиться.

— Вы убили Барнабе руками Пепито. И я скажу вам, с чьей помощью вы убили Пепито. К вашей банде принадлежит молодой красивый парень, у которого есть все необходимое — женщины, деньги, успех, развязность и полное отсутствие совести.

Надеюсь, вы не посмеете утверждать, что в вечер смерти Пепито вас не было в «Табаке улицы Фонтен».

Там ведь присутствовали хозяин бара, содержатель борделя, которого зовут Колен и который еще трусливей вас, а также Одна, марселец и, наконец, Эжен. Эжена-то вы и послали во «Флорию». А когда, сделав свое, он вернулся и сообщил, что в заведении кто-то есть, вы пустили в ход Одна.

— И что дальше? — уронил Кажо. — Чем вам все это поможет?

Он оперся обеими руками о подлокотники кресла, словно собираясь встать. Голову он слегка наклонил вперед, как будто бросая вызов.

— Чем мне это поможет? Да тем, что позволит справиться с вами, позволит именно потому, что вы трус и окружили себя слишком многими сообщниками.

— Я вам ручаюсь, что меня вы не накроете, — безрадостно улыбнулся Кажо. Зрачки его сузились. Он медленно добавил: — В полиции никогда не было умных людей.

Вот вы только что говорили об отравлениях. Коль скоро вы сами служили в «конторе», вы, разумеется, не затруднитесь мне сказать, сколько отравлений раскрывается за год в Париже.

Мегрэ не успел ответить.

— Ни одного! Слышите, ни одного! Но вы же не настолько наивны, чтобы предположить, что на четыре миллиона жителей не нашлось хоть нескольких, которые скончались бы от чрезмерной дозы мышьяка или стрихнина.

Кажо прорвало. Мегрэ уже давно ожидал этого. Слишком долгое усилие предполагало разрядку, а разрядка неизбежно должна была выразиться в словах.

— Даже сегодня я мог бы вас убрать. Даже думал об этом: мне ведь достаточно было отравить ваше вино.

Заметьте, бутылки и той уже нет дома. Остается лишь вымыть стакан. Вы уходите и где-нибудь умираете…

У Мегрэ шевельнулось подозрение, но всего лишь на Долю секунды.

— Вы правы. Я не убивал Барнабе. Не убивал Пепито. Не убивал и дурака Одна.

Держа бонбоньерку в руке, Кажо рассуждал неторопливо и логично, хотя, если присмотреться к нему, выглядел смешным из-за слишком короткого халата и взлохмаченных волос, окружавших его каким-то странным ореолом. Если бы не телефон, комиссар распахнул бы окно, лишь бы вырваться из гнетущей атмосферы затхлости.

— Все, что я говорю здесь, не имеет значения: вы не приведены к присяге, а свидетелей нет.

Словно засомневавшись, Кажо выглянул в коридор, на мгновение приоткрыл дверь в спальню.

— Видите ли, вы не поняли одного: сообщники не предадут меня, поскольку они виноваты не меньше, чем я. Эжен убил. Луи дал пистолет и ключ от «Флории». И знаете, что может произойти, если Эжен попробует меня перехитрить? Да то, что однажды вечером за партией в бел от этому полуглухому ублюдку-заике, или, как вы выражаетесь, коротышке Колену, будет поручено кое-что подсыпать ему в стакан. И ручаюсь вам, это куда проще, чем зарезать цыпленка.

Мегрэ направился к бюро, взял котелок и спички.

Колени у него слегка подрагивали. Кончено! Он достиг цели. Оставалось только уйти. У инспектора, который дежурит на улице, в кармане постановление о задержании. На набережной Орфевр ждут новостей и наверняка строят всяческие предположения.

У Кажо комиссар пробыл целых два часа. Эжен, в шелковой пижаме, наедине с Фернандой, ест сейчас, наверное, запоздалый первый завтрак. Интересно, где теперь достойная мамаша Филиппа?

Вдруг на лестнице послышались шаги. В дверь неистово забарабанили. Кажо посмотрел Мегрэ в глаза, потом уставился на свой пистолет, по-прежнему лежавший на бюро, взял его и пошел открывать.

Комиссар сунул руку в револьверный карман и застыл посреди комнаты.

— Что происходит? — донесся из прихожей голос Эжена.

Они с Кажо были уже в дверях кабинета. Позади послышались еще чьи-то шаги. Это была Фернанда, с изумлением воззрившаяся на Мегрэ.

— Что… — повторил Эжен.

У подъезда дома, пронзительно взвизгнув тормозами, остановилось такси.

Эжен ринулся к окну.

— Я же говорил!.. — прорычал он.

Агенты, наблюдавшие за квартирой Фернанды и пустившиеся вслед за парочкой, выскочили на тротуар.

Кажо не двигался. Держа пистолет в руке, он размышлял.

— Зачем ты приехал?

Он обращался к Эжену, но тот уже раскрыл рот:

— Я четыре раза звонил и…

Мегрэ медленно отступил и прижался спиной к стене.

При слове «звонил» Кажо взглянул на телефон. В ту же секунду грохнул выстрел, в комнате запахло порохом, и по полу поползло синеватое облачко.

Пуля Мегрэ задела кисть Кажо, выбив у него пистолет.

— Ни с места! — скомандовал комиссар, не опуская оружия.

Кажо окаменел. Во рту у него еще оставалась конфетка, правая щека была оттопырена, и он не решался шелохнуться.

Вверх по лестнице бежали люди.

— Открой, Фернанда, — распорядился Мегрэ.

Не зная, повиноваться ей или нет, она взглянула на Эжена, но ее любовник упорно смотрел себе под ноги.

Тогда она покорно пересекла прихожую, сняла цепочку, повернула ключ в замке.

Из раны Кажо капля за каплей текла кровь, с легким шумом падая на ковер, где расплывалось коричневое пятно.

Вдруг — Мегрэ не успел даже пошевелиться — Эжен метнулся к окну, высадил стекло и прыгнул в пустоту.

Улицу огласили крики, Эжен грохнулся на крышу остановившегося такси, скатился наземь и ринулся в направлении улицы Дам.

В тот же момент в дверях выросли два инспектора.

— Что здесь происходит? — обратились они к Мегрэ.

— Ничего. Арестуйте Кажо, на которого у вас выписано постановление. Коллег внизу оставили?

— Нет.

Фернанда, ничего не понимая, остолбенело взирала на распахнутое окно.

— Значит, он долго пробудет в бегах.

С этими словами Мегрэ подобрал деревянный кусочек и сунул его в карман. Он видел: с Кажо что-то творится, хотя, впрочем, ничего серьезного. Нотариус действительно обмяк, рухнул на ковер и застыл. Можно было не сомневаться: он потерял сознание, услышав, как каплет его собственная кровь.

— Подождите, пока он придет в себя. Если будет нужно, вызовите врача. Телефон работает.

Мегрэ вытолкал Фернанду на площадку и знаком велел ей спускаться первой. Толпа перед домом росла, сквозь нее с трудом проталкивался постовой полицейский.

Комиссару удалось проскользнуть с Фернандой сквозь толчею, и они оказались у колбасной на углу улицы.

— Большая любовь? — полюбопытствовал он.

Только сейчас Мегрэ заметил, что на женщине меховое манто. Он пощупал его.

— Он?

— Да, нынче утром.

— Тебе известно, что это он завалил Пепито?

— А!

Фернанда даже глазом не моргнула. Мегрэ улыбнулся.

— Сам сказал?