Луи Бодуэн - На гонках в Ле-Мане

При первом проходе гонщик не успел заметить сиг­нал немедленной остановки и пошел на очередной круг.

Ронжье велел найти врача и прислать вертолет, что­бы отправить Левиса в местную больницу. Глядя на перстень, он пробормотал:

— Знать бы, что было в этом жале! Яд? Снотвор­ное? Медленного действия или быстрого?

Сен-Жюст взглянул на хронометр. Левис должен был пройти круг чуть меньше чем за четыре минуты. «Если через четыре минуты он не появится, значит, все пропало».

Стоуна разбудили, и он, так же как Сен-Жюст, смотрел на хронометр. Вероятно, из суеверия он скрес­тил указательный и средний пальцы.

Все собрались у края трассы. В последний раз Ле­вис прошел три минуты назад. Через минуту он должен был бы появиться вновь. Все взгляды устремились на «вираж  Форда» у входа в прямую возле трибун.

Сен-Жюст заметил, что механик, нервничая, выти­рает руки масляной тряпкой.

Прибыли врач и два санитара с носилками. Врач сообщил Ронжье, что вертолет готов к взлету.

Комиссар поблагодарил и добавил:

— Будем надеяться, что эти меры мы принимаем не напрасно.

Наконец «Игл» появилась на «вираже Форда». Все закричали: «Вот она!» Машина приближалась на не­большой скорости, мотор чихнул и заглох.

Левиса пришлось вытаскивать из машины. У него хватило сил лишь сказать: «Я больше ничего не вижу», и он упал. Стоун вскочил в машину и, дав полный газ, умчался. Гонка не знала пощады.

Врач склонился над Левисом:

— Пульс есть, но очень слабый.

Затем он понюхал перстень, и выражение его лица стало менее озабоченным:

— По-моему, это снотворное. Я думаю, он выкараб­кается. Правда, для гонщика снотворное может быть так же смертельно, как и мышьяк.

Он дал знак санитарам. Те приподняли носилки и понесли к вертолету, который минуту спустя уже летел к больнице.

— Будем надеяться, что доктор поставил правильный диагноз, — сказал Ронжье.

Вместе с Сен-Жюстом они вышли из бокса и оста­новились на минуту, глядя, как «скорая помощь» уво­зит тело Танаки.

— Мы одержали маленькую победу, — вздохнул комиссар, — «Игл» продолжает гонку, но «угроза Но­вали» остается.

Простое упоминание этого имени испортило ему на­строение. Он обругал марсельских полицейских:

— Надеюсь, что удалось вытащить Пеньо из по­стели! Идемте!

Донесение Пеньо ждало комиссара. Он начал чи­тать и неожиданно вздрогнул. Хмуря брови, Ронжье повернулся к Сен-Жюсту:

— Знаете, какова одна из специальностей Франсуа Новали?

И, не дожидаясь ответа, который мог быть только отрицательным, сказал: — Он снайпер.

Пока комиссар отдавал приказ схватить Новали, Франка и Марко, Сен-Жюст незаметно покинул его ка­бинет.

«Небо чистое, видимость, должно быть, прекрас­ная»,— подумал он и содрогнулся при мысли о том, какому риску подвергается несчастный Стоун за рулем «Игл».

Чтобы спокойно подумать, он пришел в комнату Фабиена и обрадовался, что там никого нет.

На письменном столе лежала записка, написанная рукой Кандидо: «Я нашел Марко. Он завтракает в ба­ре. Я за ним слежу».

Сен-Жюст почувствовал огромную усталость, бес­сонная ночь давала о себе знать. На одном из столов он увидел термос с кофе. Пьер заставил себя поднять­ся, налил в чашечку кофе и выпил. Сейчас было не вре­мя спать.

Он взял бумажку, где был записан разговор между Франком и Танакой. Одна деталь его насторожила: «Франсуа уже один раз сделал свое дело, этого доста­точно».

Пьер перечитал фразу. Да, Франк сказал именно так. Впрочем, он прекрасно помнил эти слова, он слы­шал их собственными ушами.

Было около семи. Жизнь вокруг трассы медленно, но верно возрождалась.

Сен-Жюст направился к ресторану Танаки. Подой­дя поближе, он стал внимательно его рассматривать. Пьер был так поглощен этим занятием, что не заметил, как к нему подошел Фабиен.

— Мечтаем?—спросил детектив.

— Да нет! Но ты приглядись к дому. Над кабине­том Танаки есть что-то вроде дополнительного этажа.

Взяв Фабиена за руку, Пьер потащил его направо, чтобы взглянуть на ресторан с другой стороны. Осмотр, казалось, удовлетворил его:

— Ты заметил это маленькое слуховое окно? — спросил он у Фабиена.

— Да.

— Оно выходит на трассу.

— Ну и что?

— А то, что наверняка Новали вчера вечером стре­лял в «Игл», которая потерпела аварию.

Фабиен все больше изумлялся. Тогда Сен-Жюст вспомнил, что детективу ничего не известно о специаль­ности Новали. Он поспешил все ему рассказать и по­смотрел на друга в ожидании.

— Ты думаешь, что он еще там?—спросил Фа­биен.

Сен-Жюст кивнул головой.

— Предупредил Ронжье?

— Нет, — ответил   Сен-Жюст, — надо действовать быстро. У меня есть пистолет, который ты мне дал. Идем! Ты вооружен?

— Да.

— Тогда пошли!

Они проникли в ресторан. Уборщицы наводили по­рядок. Друзья вошли в кабинет Танаки. Ложный стен­ной шкаф скрывал крутую лестницу. Сен-Жюст начал решительно подниматься с пистолетом в руке. Фабиен следовал за ним.

Подражая парижскому акценту Франка, Пьер крик­нул:

— Не волнуйся, Франсуа, это я, Франк!

Фабиен взбежал по лестнице и ворвался в малень­кую комнатку. Новали был здесь. Он спокойно жевал бутерброд. Винтовка с оптическим прицелом лежала на столе.

Новали, видя, что пойман, не пытался сопротивлять­ся. Фабиен взял винтовку, осмотрел и жестом дал по­нять Сен-Жюсту, что она не заряжена.

— Спускайся, — приказал Сен-Жюст Новали.

Тот повиновался и последовал за Фабиеном. Сен-Жюст шел последним. В кабинете Танаки Новали раз­рыдался.

Этот приступ отчаяния продолжался недолго. Сле­зы помогли ему прийти в себя.

— Кто вы? —спросил он.

Сен-Жюст, не выпуская пистолета из руки, обра­тился к Фабиену:

— Иди скорей за Ронжье!

Взглянув на Новали, Пьер приказал:

— Руки на стол и не шевелиться!

В его голосе прозвучала жестокость, и Новали подчинился.

Когда пришел комиссар, Сен-Жюст с удивлением отметил, что  Новали почти успокоился, увидев, что имеет дело с полицией.

Он заговорил, не дожидаясь вопросов:

— Меня вынудили пойти на это под угрозой. Мне многое известно, но я боюсь их. Когда они узнают, что я попался — а им это, наверное, уже известно, — они похитят мою жену и детей, чтобы заставить меня мол­чать.— Он устремил умоляющий взгляд на Ронжье:—Я знаю. Я конченый человек. Но спрячьте мою жену и детей, тогда я скажу вам все, что знаю.

— Попытаемся, — ответил комиссар и повел Нова­ли к себе.

Ронжье объяснялся по телефону с марсельской поли­цией, когда раздался звук разбитого стекла и Новали упал как подкошенный с простреленной головой.

Комиссар чертыхнулся и выскочил на улицу. На­против полицейского поста находился общественный туалет. Неизвестный стрелял из слухового окошка, выходившего прямо на окно, возле которого сидел Но­вали.

Убийца наверняка торопился, так как оставил свой бесшумный пистолет на подоконнике.

Разглядывая пистолет, Ронжье сказал:

— Жаль! Новали, наверное, мог рассказать нам много интересного, если они не побоялись пойти на та­кой риск.

В отличие от комиссара, который испытывал неко­торое облегчение, Сен-Жюст ке мог скрыть своего раз­очарования.

— Я бы очень хотел знать, на кого работают эти преступники и почему их мишенью была «Игл».

Ронжье высказал предположение:

— Ричардсон — американец. Думаю, что это дело рук мафии, которая хочет его за что-то наказать, про­демонстрировав свое могущество.

— Будем надеяться, что удастся поймать Марко и Франка. Возможно, они успеют рассказать.

Эта мысль напомнила Сен-Жюсту о записке, которую Кандидо оставил в кабинете Фабиена. Он сказал о ней Ронжье. Тот взорвался:

— Вы не могли сообщить мне о ней раньше?!

Пьер рассмеялся:

— Позволю заметить, что у нас была довольно на­сыщенная программа.

Комиссару пришлось с этим согласиться, и он от­правил на поиски Кандидо двух инспекторов.

— Ему наверняка понадобится помощь. К счастью, до сих пор все происходило в тайне. Эх, если бы так продолжалось!

Сен-Жюст возвратился в кабинет Фабиена. Здесь его ждал Риотт. Ему не сиделось на месте:

— Я бегу на вокзал встречать Гримбера. Что мне с ним делать?

— Приведи сюда. Я ему все расскажу.

Пьер совершенно забыл про Гримбера. Его приезд напоминал ему о Гонине, Эстеве, газете... неприятно­стях. Он добавил:   

— Если ему не удастся состряпать отличную статью на основе всего того, что я расскажу, то от на­шей профессии нечего больше ждать. Будем молиться, чтобы Гонин дал этому материалу то место, которое он заслуживает.

Риотт пожал плечами:

— Откровенно говоря, Пьер, ты преувеличиваешь.