Жорж Сименон - Отпуск Мегрэ

– Вы уверены, что Одетта с тех пор вам не звонила и вообще не подавала признаков жизни?

– Могу в этом поклясться, комиссар. Вы же сами видите, что я все вам рассказала совершенно откровенно…

– Вам известно, где познакомились Эмиль и ваша подруга?

Ольга несколько смутилась:

– Не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать. Боюсь, вы не поймете. Все у них получилось как-то по-детски.

– Не забывайте, что я тоже когда-то был ребенком.

– А вам случалось неделями подстерегать женщину, чтобы потом идти следом за ней по улице?.. А вот он именно так и поступал. Особенно когда она приходила ко мне. Было это осенью. Ей хотелось обновить свой гардероб. Приходила она довольно часто. Выбирала моменты, когда муж был занят на консультации, чтобы чувствовать себя свободной, поскольку не делала в это время ничего дурного. Эмиль ходил следом за ней. Вы видите, как все просто!

– Полагаю, что потом он стал писать ей записки?

– Да, но она более двух месяцев не отвечала. Когда же ответила, то потребовала только, чтобы он оставил ее в покое.

– Могу себе представить.

– Все это выглядит смешно, когда происходит с другими…

Ей-то, конечно, страстные переживания и приключения подруги не казались смешными.

– Так вот, после того письма он однажды утром поднялся сюда и заявил: «Мне совершенно необходимо поговорить с вами». Одетта не знала, как поступить. Оставить в салоне я их не могла и отправила к себе в кабинет… После этого они продолжали переписываться.

– При вашем посредничестве, как я полагаю?

– Да. Потом…

– Я понимаю…

– Все было чисто, клянусь вам.

– Ну конечно!

– Доказательством тому служит, что Одетта не колебалась все бросить и последовать за ним. В Париже ей пришлось бы тоже работать, ибо их положение было бы довольно посредственным в материальном отношении. Когда я спросила, заберет ли она свои платья и драгоценности, она ответила: «Ни в коем случае. Я не возьму ничего! Хочу начать новую жизнь!»

– А Беллами?

– Что вы хотите сказать?

– Он не испытывал никаких сомнений? Вы никогда не видели, чтобы он бродил поблизости? И еще один вопрос: ваша подруга хранила у себя письма любовника?

– Наверняка!

Она поняла, что он хотел этим сказать.

– Еще один вопрос: вы уверены, что, помимо вас, никто об этом не знал?

Судя по ее виду, он понял, что здесь что-то не так.

– Я теперь себя спрашиваю, как же я об этом не подумала? – задумчиво пробормотала она. – В начале весны Эмиль целую неделю пролежал в постели с ангиной.

А письма продолжали поступать в мой почтовый ящик.

Нужно сказать, что он из предосторожности никогда не направлял писем по почте. Однажды, когда я рано открыла дверь, заметила девочку, которая тут же убежала…

– Люсиль?

– Да, это была его сестра.

– Вы уверены, что он предупредил ее о своем отъезде?

– Может быть и так, но я не знаю. Больше ничего не знаю. Все это выглядело таким простым, легким, невинным…

– Видите ли, мадемуазель, есть еще один человек, который уже несколько дней занимается тем же поиском, что и я, причем обогнал меня в этом. А я только этим утром добрался сюда…

– Но как вам это удалось?

– Я просто шел от двери к двери. Потому что исходил от Одетты и Эмиля. Ибо так и должно было случиться: они где-то встречались. И еще потому, что не сообразил, как это сделала бы на моем месте женщина, не догадался о портнихе. А кто оплачивал счета мадам Беллами?

– Ее муж посылал мне чек в конце года.

– Он знал, что вы с ней дружите с детства?

– Наверное. Во всяком случае, Одетту и меня часто видели вместе еще до того, как он в нее влюбился.

– А она его любила?

– Полагаю, что да.

– Умеренной любовью, как я думаю, когда определенную роль играли большой дом, драгоценности, платья и машина…

– Вероятно. Одетта всегда боялась кончить так же, как ее мать. Но что же мне теперь делать? И как вы собираетесь поступать?

В это время зазвонил телефон.

– Вы позволите?

По мере того как слушала, прижав трубку к уху, она бледнела и вдруг стала подавать знаки Мегрэ.

– Да, доктор… Алло, доктор, я вас плохо слышу…

Это Ольга, да… Как? Повторите, пожалуйста, имя…

Мегрэ?..

Она взглядом просила совета у комиссара, и тот кивнул.

– Вы хотите знать, приходил ли он ко мне?

Комиссар пальцем ткнул в комнату, и она, не будучи уверенной, что правильно истолковала его жест, наугад ответила:

– Он сейчас здесь. Нет. Не очень давно. Подождите, мне кажется, что он хочет поговорить с вами…

Мегрэ взял трубку:

– Алло! Это вы, доктор?

На другом конце провода царило молчание.

– Я как раз собирался вам позвонить, чтобы попросить о встрече. Не забудьте, вы же сами сказали, что всегда в моем распоряжении… Алло!

– Да. Я слушаю.

– Вы сейчас у себя?

– Да.

– Если позволите, то через несколько минут я буду у вас. Мне только миновать половину Рембле… Алло!

Снова молчание.

– Вы меня слышите, доктор?

– Да.

– Я говорю с вами, как мужчина с мужчиной. Алло!

Заклинаю, умоляю вас, приказываю ничего до моего прихода не предпринимать. Алло!

Молчание.

– Алло! Алло! Мадемуазель, не отключайте. Как? Он повесил трубку?

Схватив шляпу, Мегрэ бросился к двери. Чуть ли не кубарем скатился по лестнице. Почти с порога увидел владельца магазина кожаных изделий со шляпой на голове, выходящего из своего заведения и что-то говорящего жене.

– Не подбросите ли меня до дома доктора Беллами?

– С удовольствием.

Оставалось проехать каких-то триста метров, и Мегрэ показалось, что пролетела они их на одном дыхании. Спутник посмотрел на него с удивлением, несколько ошеломленно. Он даже не осмелился задать вопрос.

Визг тормозов.

– Вас подождать? – только и сумел вымолвить он.

– Спасибо, нет…

Комиссар стал звонить. Долго жал кнопку звонка.

Услышал через дверь голос мадам Беллами, матери доктора, которая говорила:

– Франсис, посмотрите, что там за невежа…

Слуга открыл и тоже опешил при виде комиссара, столь возбужденного.

– Он наверху?

– Да, в библиотеке. Во всяком случае был там с четверть часа тому назад.

Беллами-мать с палкой в руке появилась в дверях салона, но он едва ей кивнул. Бросился вверх по лестнице. На мгновение застыл перед дверью Одетты. Услышал шум в коридоре. Не случись этого, может быть, даже попытался бы ее открыть.

Филипп Беллами ждал его у открытой двери в кабинет, стоя в дверной раме, как портрет на фоне блестевших золотом корешков книг.

– Чего вы испугались? – спросил он, когда Мегрэ перевел дух.

В уголках его губ таилась холодная усмешка.

Он отступил, пропуская комиссара в комнату, где они недавно сидели втроем, и жестом указал на кресло.

– Как видите, я вас ждал.

Почему же Мегрэ не мог оторвать взгляда от его белых рук? Может быть, он искал на них следы крови?

Доктор понял его взгляд:

– Вы мне не верите?

Колебание. Мгновенное размышление. Беллами, должно быть, испытывал ужасное напряжение. Он поднес руку ко лбу.

– Хорошо. Пойдемте.

Он вышел в коридор, на ходу доставая из кармана небольшой ключик. Потом остановился перед дверью жены. Повернулся и посмотрел на Мегрэ. Возможно, он все еще колебался?

Наконец доктор медленно открыл дверь, и стала видна золоченая внутренность спальни, шторы в которой были задернуты. На шелках огромной постели, раскинув по подушке светлые волосы, лежала женщина, повернув к ним в три четверти лицо с длинными ресницами, подрагивающими крыльями носа и гримасой на губах, одна из которых несколько выдавалась вперед.

На золотистом шелковом пуховике бессильно откинута рука.

Застыв у дверного проема, Филипп Беллами не шевелился и молчал. Когда Мегрэ обернулся к нему, заметил, что доктор стоит с закрытыми глазами.

– Она жива? – очень мягко спросил Мегрэ.

– Жива.

– Спит?

– Да, спит.

Беллами отвечал как лунатик, все еще не открывая глаз и стиснув руки.

– Доктор Буржуа осматривал ее сегодня утром и дал успокоительное. Нужно, чтобы она спала.

Когда они замолчали, стало слышно размеренное дыхание молодой женщины, правда, очень легкое, как биение крыльев ночного мотылька.

Сделав шаг к двери, Мегрэ еще раз оглянулся на спящую.

Голос доктора прозвучал повелительно:

– Идемте…

Он тщательно запер дверь, сунул ключ в карман и направился к библиотеке.

Они снова расположились в кабинете Беллами. Доктор – на своем обычном месте за столом, Мегрэ – в кожаном кресле. Оба молчали. В их молчании не было ничего враждебного, и это, возможно, в какой-то степени разряжало обстановку.

В этот самый момент, закуривая трубку, комиссар заметил те изменения, которые произошли с прошлого дня – а может, и несколько минут назад? – с его собеседником. Теперь он производил впечатление человека, охваченного гигантской усталостью, но стремящегося держаться до конца. Ресницы подчеркивали синеву кругов под глазами на бледной матовой коже лица, а губы выделялись так, что казались накрашенными.