Хью Пентикост - Замок Тэсдея

— Здесь есть какой-нибудь другой выход, через который можно попасть сюда? — спросил он Эмили. — Какая-нибудь потайная лестница, про которую я не знаю?

— Только лифт для подъема кушаний, — сказала Эмили. — Думаю, в него может втиснуться человек. Но мы редко им пользовались, только тогда, когда Тэсдей привозил из города что-нибудь очень тяжелое. Чтобы поднять его или спустить, нужно тянуть за канат, и он ужасно шумно скрежещет. По нему нельзя подняться или спуститься незаметно.

— Значит, нам придется сидеть здесь и ждать, — сказал Питер.

Линда подошла и встала рядом с Питером.

— А эти двое не показывались? — спросила она.

— Нет.

Она слегка вздрогнула, как будто от озноба.

— Я все время думала, что с нами стало бы, если бы вы не вернулись, — сказала она.

— Из моего путешествия на кухню? — Он взглянул на Эмили, которая снова уселась на край кровати рядом с Тэсдеем. — Я думаю, Эмили сделала бы то, что обещала.

Теперь он молча сидел, наблюдая за толстой дубовой дверью из кухни. Если она сдвинется хоть на дюйм, значит, развязка близится. Это бодрствование может длиться долгие часы, пока жаркое августовское солнце не скроется за западным склоном горы. Затем наступит темнота, и тогда Кремер наверняка приступит к действию.

Питер пытался угадать ход мыслей Кремера. Вероятно, он здорово потрясен тем, что случилось в кухне. Конечно, его огорчила не сама по себе смерть Дюка и Мартина. Для него это означало одно: сила на его стороне уменьшилась. Возможно, он воспринял это и как значительное преимущество. Двоим легче сбежать, чем четверым. Холодный, аналитический ум Кремера не занимают идеи мести. Другое дело — Телиски. Кремера же волнует только возможность скрыться от возмездия за свои преступления.

К этому времени он, скорее всего, уже успокоился, поняв, что поисковые партии не слышали выстрелов в замке. Если Питера и остальных пленников, теперь располагающих оружием, держать в подвале, они не смогут своими выстрелами привлечь внимание находящихся в лесу людей. Он должен знать также, что запас патронов у них ограничен. Так что вряд ли пленники станут расходовать его на стрельбу из окна. Но Кремеру необходимо убедиться, что его пленники остаются там, где были. Скорее всего, он знает, что тяжело ранил Тэсдея. Если старик и не умер, то вряд ли может двигаться. А Эмили никогда его не оставит. Кремер мог предполагать, что и Питер с Линдой также не оставят его.

Итак, в отношении заложников, оставшихся в кухне, Кремер без колебаний примет решение. Их необходимо нейтрализовать, а это можно сделать, только заставив навсегда замолчать. Он с Телиски не мог сбежать под покровом темноты, предоставив Питеру и его друзьям через пять минут поднять тревогу. Телиски пойдет на убийство ради удовлетворения своей жажды мести, Кремер — потому, что от этого зависела его собственная безопасность.

Однако его власть над ситуацией значительно уменьшилась. Час назад, до того как пленники обзавелись оружием, он мог просто войти к ним и всех перестрелять. Теперь ему грозило сопротивление. Не подвижное противостояние, а такое, при котором он мог погибнуть, если еще раз допустит малейшую небрежность. Вероятно, в первую очередь он подумал об окнах. Он не стал бы рисковать выйти наружу при дневном свете, но с наступлением темноты опасность уменьшится. Он должен понимать, что пленники не станут включать свет, чтобы не превратиться в мишени. И он уже не мог захватить Эмили или Линду, чтобы сделать их заложницами и приступить к переговорам с Питером.

«Итак, — с некоторым удовлетворением сказал себе Питер, — у Кремера появились проблемы».

Питер настолько погрузился в размышления о замыслах неприятеля, что не заметил, как Линда опустилась на пол и прислонилась к его креслу, как будто контакт с другим человеком давал ей чувство покоя и защищенности. Он опустил руку и положил ее на плечо девушки, которая подняла на него взгляд и слегка улыбнулась.

— Вы где-то отсутствовали, — заметила она.

— Пытался представить себе, что замышляет Кремер, — тихо ответил он.

Она не отодвинулась.

— Со мной что-то случилось, — сказала она. — Я ни о чем не могу думать, кроме себя самой. Вам никогда не приходило в голову, что существует какая-то злая судьба, которая устраивает так, что мы должны платить за свою неосмотрительность и небрежность?

— Нет, — сказал Питер.

— Я подумала об этом, когда услышала, как мистер Томас разговаривал с Эрни Саутвортом и с другими там, в кухне, — сказала Линда. — Он удивлялся тому, почему с хорошими, порядочными людьми случается несчастье. Если бы кто-то захотел придумать для меня наказание за мои преступления, вряд ли смог придумать худшее, чем мое похищение Джорджем.

— О чем вы говорите, черт побери? Какие еще преступления?

— Я всегда была такой приличной, такой благоразумной, — сказала она. — Всегда старалась вести себя согласно принятым правилам.

— А это плохо? — спросил Питер.

— Думаю, да.

Он убрал руку с ее плеча, и она подняла к нему умоляющие глаза:

— Прошу вас… если не возражаете… Мне не так одиноко, когда… когда вы касаетесь меня.

Питер усмехнулся.

— С удовольствием, — сказал он и снова опустил руку на ее плечо, ощущая ее тепло. — Расскажите мне о своих преступлениях.

— Я была помолвлена с одним парнем, — сдавленно произнесла она. — С Фредом Виллоугби.

— Но это не преступление!..

— Фред был прекрасным юношей, надежным парнем. Мы вместе росли, учились в одной школе и ходили в одну воскресную школу. Он пригласил меня на первый в моей жизни танец. Потом я поехала учиться в колледже в Смит, а он — в Амхэрст. Нас разделяло всего несколько миль, и мы встречались каждый уик-энд, а иногда и чаще. Все думали, что мы поженимся, и мне кажется, мы с ним оба воспринимали это как само собой разумеющееся. Это были не страстные отношения, Питер, но они были очень теплыми, добрыми и… и безопасными.

— Я часто размышлял над понятием «безопасность», — сказал Питер. — Я думал, не значит ли находиться в безопасности — просто жить наполовину. Например, сидеть здесь и ничего не предпринимать — самое спокойное и безопасное.

— В то время я не задумывалась об этом, — продолжала Линда. — Нам с Фредом нравилось одно и то же. Мы делились друг с другом самыми сокровенными мыслями… до определенного момента. Мне было приятно, когда он поддерживал меня во время танцев. В кино мы держались за руки. Он целовал меня на прощанье или при встрече, когда мы возвращались друг к другу после разлуки. Это было приятно, не пугало меня, но и нисколько не возбуждало. Мы обсуждали с ним других ребят из нашей компании; о том, что они обнимались, об их решении заниматься сексом, о том, как это ужасно. Случилось так, что в колледже моя соседка по комнате забеременела, хотя была младше меня. Я переживала вместе с ней — знала, что она принимала таблетки, которые не помогли, обсуждала с ней возможность выйти замуж, хотя это означало бы публичное признание ее вины; поразилась, когда она неожиданно поняла, что вовсе не любит человека, ответственного за ее положение; с ужасом ждала с ней момента, когда ей придется идти к какому-то подпольному врачу в Бруклине, чтобы сделать аборт. Мы разговаривали с ним на эти темы совершенно откровенно и решили, что это не для нас. Мы предпочитали подождать, пока не закончим колледж и не сможем пожениться, то есть поступить так, как положено, чтобы не создавать проблемы друг другу. — Линда горько усмехнулась. — Нам легко это доставалось, потому что наши чувства еще не пробудились!

Питер вспомнил, как, будучи еще подростками, они с друзьями вели бурные споры на темы секса, такие самоуверенные, абсолютно свободные от комплексов и страстных желаний, не подозревая, что через каких-нибудь год-полтора их детский разум целиком захлестнет могучий прилив новых, чувственных ощущений, вызванных половым созреванием.

— Когда я училась на старшем курсе колледжа, — рассказывала Линда, — как-то перед каникулами я поехала в Нью-Йорк на два-три дня, чтобы купить рождественские подарки. Кроме всего прочего, я собиралась пойти на вечер танцев, который устраивала одна из моих одноклассниц. У нее была очень богатая семья, и вечер проходил в одном из маленьких бальных залов в гостинице «Бомонт». Если у вас не было с собой бального платья, там могли дать его напрокат. Вечера, где ты никого не знаешь, обычно проходят неинтересно. Но тот вечер оказался для меня приятным сюрпризом. Этот мужчина был старше меня, кажется, ему было лет тридцать. Он работал менеджером в каком-то крупном рекламном агентстве и был намного умнее, чем большинство моих знакомых мальчиков. Он был высоким, темноволосым и очень красивым, а танцевал просто превосходно. Когда началась вечеринка, я еще не знала, что единственная причина, по которой он пришел сюда, где собрались девушки из колледжа, — найти подружку на одну ночь. Он выбрал меня. Но вел себя очень умно и тактично, ни словом не намекая на свои планы. Он следил, чтобы у меня в бокале было шампанское, но и не давал пить слишком много. Танцевать с ним было одно наслаждение. Он тесно прижимал меня к себе, осторожно и мягко. Я не сознавала этого, но он занимался со мной любовью на виду у сотен танцующих пар. А я… что ж, я отвечала ему. Я всегда говорила себе, что никогда не почувствую никакого интереса к человеку, которого не полюблю. Я даже имени его не знала, ничего не знала о нем — и тем не менее откликалась на каждое его движение.