Буало-Нарсежак - Последний трюк каскадера

— Давно ли они уехали из дома?

— О, да! Достаточно давно. Господин Марсель выехал около восьми тридцати, госпожа — несколько позднее. Пожалуй, часов в девять.

— А другие?

— Они еще спят. Старая госпожа де Шамбон живет в левом крыле, ближе к парку. Ей больше семидесяти пяти. А господин Ришар не может ходить с тех пор, как произошел несчастный случай. Все глотает транквилизаторы да снотворное. Комиссар остановился.

— А персонал? Кто следит за порядком в доме?

— Я и моя жена, — виновато ответил консьерж. — Была горничная, но она взяла расчет в прошлом месяце, когда началась забастовка.

— Почему?

— Испугалась. Жозеф тоже ушел. Это был мастер на все руки. Занимался и кухней, и садом. Его по-настоящему жаль. В конце коридора послышался крик.

— Успокойтесь же, успокойтесь! Нужно время, чтобы они приехали.

— Господин Марсель, — пояснил консьерж. — Для бедной госпожи это такое потрясение. Вы позволите? Он побежал к кабинету.

— Полиция приехала.

Его кто-то оттолкнул. На пороге появился господин де Шамбон. На нем было легкое габардиновое пальто. Он забыл снять белое кашне, но, представляясь, не забыл стянуть правую перчатку:

— Марсель де Шамбон.

— Комиссар Дре… Офицер полиции Гарнье.

Шамбон выглядел этаким щеголем: высокий, худощавый, подчеркнуто благовоспитанный. Мужчины поздоровались за руку.

— Он там, — прошептал Шамбон. Комиссар вошел в кабинет. «Так вот оно что, каскадерка!» — подумал он, поклонившись молодой женщине, которая стояла, опершись на спинку кресла и прижимая ко рту носовой платок.

На госпоже Фроман было легкое меховое манто, под которым угадывалось стройное тело, в ушах бриллианты, на шее жемчужное ожерелье — сама роскошь. Дре взглянул на распростертое тело.

— Я глубоко сожалею. Примите мои соболезнования, — промолвил он и обратился к Шамбону, стоявшему на пороге:

— Вы нашли его именно в таком положении? Можете это подтвердить?

— Безусловно.

Комиссар встал на колени, осторожно приподнял плечо покойного, чтобы открыть лицо. Госпожа Фроман вскрикнула.

— Уведите ее. Но недалеко… Гарнье, осмотри, пожалуйста, револьвер, — приказал Дре.

Под телом натекла кровь, но большая ее часть пропитала жилет и рубашку. Дре пощупал руки. Они были мягкие. Смерть наступила совсем недавно. Дре взглянул на часы.

Скоро полночь. По-видимому, Фроман выстрелил в себя около одиннадцати часов.

— Пушка старая, — заметил Гарнье, — с нею, наверное, воевали еще в 14-м. И при этом плохо чистили.

— Позовите консьержа.

— Я здесь, месье, — ответил тот.

— Вам знаком этот револьвер? Консьерж испуганно вытянул шею.

— Да… Кажется.

— Вам кажется или вы уверены?

— Мне кажется, я в этом уверен. Обычно он лежал близко. В библиотеке. Комиссар встал.

— Покажите, где.

Он проследовал за консьержем в соседнюю комнату. Дорогие старинные переплеты. Мягкий блеск позолоченных корешков. Посередине длинный, совершенно пустой стол.

— Он был здесь, в этом ящике. Консьерж открыл ящик.

— Там его больше нет, — сказал Дре. — Насколько я понимаю, всем было известно, что в этом ящике лежало оружие?

— Думаю, да. Замок стоит на отшибе. На всякий случай…

— Понятно, понятно…

Комиссар вернулся в кабинет, развернул носовой платок и осторожно поднял телефон, все еще стоявший на ковре.

— Алло… Это вы, Мазюрье? Дре у телефона. Бригаду отправили?

— Да. Судебно-медицинского эксперта тоже. Я сразу принял меры. Они вот-вот явятся. Это самоубийство?

— Без сомнения. Вы записали время вызова?.. Я имею в виду Братскую помощь…

— Разумеется. Без десяти одиннадцать.

— Спасибо. Консьерж и Шамбон, поддерживавший вдову, смотрели на него с тревогой.

— Не стойте здесь. Подождите меня… — сказал комиссар.

— В салоне, — предложил Шамбон.

— Прекрасно. В салоне. Сначала позвольте вопрос… не бойтесь, чистая формальность. Я ведь должен представить рапорт. Господин де Шамбон, где вы провели вечер? Кузен принял обиженный вид.

— Я?.. Ну, я был в кино. В «Галлии», если вам так необходимо знать… — Он порылся в карманах. — Могу показать билет.

— Не стоит. Поймите, мне нужно знать, кто где находился… Ни одна деталь не должна оставаться невыясненной… А вы, мадам?

— Я была у друзей… Лаузели, это на площади Бессоно… Мы играли в бридж…

— Благодарю вас. Когда мы получим первые результаты, у меня будут к вам и другие вопросы.

Он вернулся к Гарнье, указал подбородком на револьвер, который инспектор держал кончиками пальцев в бумажной салфетке.

— Что еще?

— Ничего, патрон. Выстрелила одна пуля.

— Как и следовало ожидать. Так. Положи его на письменный стол и пойди посмотри, не разбудили ли больного. Может, он что-нибудь слышал.

— А если он спит?

— Не настаивай. Оставь его в покое. Потом узнай, не хочет ли старая дама сделать заявление. Попроси консьержа, чтобы он тебя проводил, а между делом постарайся выудить из него побольше… не было ли у старика депрессии… не болел ли он… не был ли в ссоре с родственниками… ну, не мне тебя учить, как работать.

— А что вы сами думаете, патрон?

— Пока что у меня нет определенного мнения. Но человек в положении Фромана не кончает жизнь самоубийством без достаточно веских причин. И нам надо выяснить, что это за причины, иначе… Везет же мне! Сюда задвинули, потому что до сих пор не выяснены причины самоубийства Анджело Маттеотти, и вот вам новое дело и такое же темное! Ну иди… иди. Обо мне не беспокойся.

Оставшись один, комиссар обошел комнату, через застекленную дверь вышел наружу и очутился на заднем дворе замка, выходившем в парк. Сюда мог проникнуть кто угодно.

Допустим, вор. Не стоит, однако, заблуждаться… Надо лишь удостовериться, что ничего не украдено.

Ночь была прохладной. Дре вернулся в кабинет, еще раз осмотрел труп. Фроман не повесил трубку перед выстрелом, так как ему нужен был свидетель. Он хотел, чтобы в его самоубийстве никто не сомневался. Знал, что его смерть покажется необъяснимой. И в то же самое время хотел, чтобы ее причина оставалась в тайне. Что это за причина? Ведь он, конечно, не полностью доверился Братской помощи.

Дре медленно обследовал комнату. Здесь тоже кое-какие книги, но главным образом картотеки, кляссеры — довольно аскетическая обстановка бизнесмена. Будучи человеком подозрительным, Фроман, видимо, не слишком полагался на доверенных лиц. Тем более на секретарей. Стоило бы поговорить с Шамбоном.

На письменном столе около телефона стояла ваза с букетом роз, фотография госпожи Фроман и рядом с бюваром — отрывной блокнот; комиссар полистал его. На субботу никаких планов.

В самом деле, подумал Дре, завтра воскресенье. (Он посмотрел на часы.) Впрочем, воскресенье уже сегодня.

Женевьева опять будет сердиться, хотя прекрасно знает, что это моя работа!…

На понедельник фамилия: Бертайон — 11 часов. Еще одна — на вторник. И еще… Встречи, номера телефонов, подчеркнутые инициалы… Все предстоит проверить, однако человек, который собирается покончить с собой, вряд ли будет расписывать распорядок дня. Странно.

Дре услышал, как вдалеке хлопнули дверцы машины: ребята из криминалистической лаборатории. Им не вдолбить, что надо действовать деликатно, не врываться в дом, где покойник, как бригада телерепортеров в расчете на интервью. Вскоре кабинет наполнился народом. Судебно-медицинский эксперт приехал последним.

— Вы обратили внимание на время? — спросил он. — Какая-то мания стреляться по ночам!… Заключение придется подождать до понедельника. Он перевернул тело на спину.

— А клиент ловкач… Пуля, в сердце, сразу видно. Это не так-то просто, как кажется. Попробуйте — сами увидите… Смерть, видно, наступила мгновенно.

— Фроман… Цементные заводы Запада.

— Кажется, я уже видел эту физиономию в газете. Шуму будет!…

От фотовспышек болели глаза. Врач уселся на письменный стол, как за стойку бара, предложил комиссару сигарету, но тот отказался.

— Как это его угораздило?

— А черт его знает… Посмотрите, не болел ли он чем-нибудь серьезным… Начало рака, например. Признаюсь, меня бы это устраивало — рак… Идите сюда, а то мы мешаем. Отпечатки пальцев нам ничего не дадут, зато совесть будет спокойна.

— Можете его забирать, — бросил фотограф. Выходя в коридор, Дре и врач столкнулись с инспектором.

— Вы знакомы с моим помощником?. — спросил комиссар. — Ну что, Гарнье?

— Ну и лачуга! — воскликнул инспектор. — Нужен велосипед, чтобы тут передвигаться. Молодой человек, Ришар, живет в правом крыле. Я заглянул в комнату. Он спит. А богатая вдова расположилась в левом крыле, на втором этаже. Ее дверь закрыта на ключ. Держу пари, она жалуется на бессонницу, но вы бы слышали храп!…

Двое молодцов удалялись, держа носилки — они слегка покачивались. Дре протянул врачу руку.

— Всего доброго. Теперь вы поедете спать… А я останусь со своей работенкой — вопросы, вопросы… Гарнье, старина, осмотри повнимательнее участок вокруг балконной двери… Мне вдруг кое-что пришло в голову… А раз так, у меня это будет вертеться в голове, пока не перепроверю… Открытая балконная дверь в парк… Мне это не нравится. Постой!… Минутку… Консьерж… Он тебе ничего интересного не сказал?