Буало-Нарсежак - Морские ворота

— Некоторые из моих клиентов тоже делают вложения в Испании, и именно в том районе, каким вы интересуетесь… Однако, ходят довольно любопытные слухи… а когда я говорю, слухи…

Мерибель встал, чтобы подбросить в очаг дров. Они втроем сидели, беседуя, на вид, вполне мирно, но истина уже прорвалась наружу. Сейчас она взорвется. Она взорвалась.

— Продавать квартиры — хорошо. Но продавать несколько раз одну и ту же квартиру… еще лучше. Не говоря уж о подтасовке, о… договоренности с подрядчиками… У меня целое досье.

Он похлопывал ладонью по дипломату. Он любезно улыбался.

— Раньше мы ссорились еще и не из-за таких пустяков, когда я был вашим агентом.

Он резко потянул молнию, и вынул бумаги… планы… счета…

— Естественно, это все лишь копии, — уточнил он все с той же судорожной улыбкой. — Большинство клиентов не живут в Испании. Они доверяются посреднику. Очевидно, что контора Севра выше всяких подозрений…

Драма начала разыгрываться с этого момента. Мерибель, опершись локтем о колени, сжав кулаки, опустив голову, разглядывал свои сапоги. Он должен был бы… Но нет! Он казался раздавленным. Севр вновь переживал эту минуту и сердце его снова сжалось. Никто, и в особенности судьи, никто не поверит, что он, Севр, был в курсе грязных делишек зятя. Мопре даже и не обращал уже внимания на Мерибеля. Он обращался к своему бывшему патрону. Он не угрожал. Ему незачем было угрожать. Бумаги в его руках были опаснее нацеленного револьвера.

— Досье я оставлю вам, — закончил он. — Никто еще не знает этого кроме меня. В настоящий момент это только… неосторожность, возможно, вполне исправимая… Если действовать быстро! Дайте мне отступного и я вернусь в Касабланку. Я просто оказываю вам услугу, ничего больше… Скажем, двести тысяч франков. Из рук в руки. Вы ведь так и сделаете, правда? Удовлетворенный, он закурил.

Когда он заснул? Ночь была все такой же кромешной. Ветер немного изменил направление и теперь, по-видимому, в полную силу терзал южный фасад. Его удары рикошетом слышались в скрипе оконных переплетов. Севр долго искал фонарь. Он скатился под кровать. Он посветил на часы: четверть восьмого. Значит, уже утро? Во рту чувствовался странный привкус, как будто десны кровоточили, и он ощущал все тело неловким и неповоротливым, как замороженная говяжья туша.

Он сел, потер ноги, попробовал отогреть ступни затекшими руками. Мысль тоже начинала шевелиться, возвращаясь в привычную колею… Домик… Труп… Будет ли выездной процесс? Слова звучали странно. Суд — те люди, с которыми он привык встречаться уже долгие годы. Гранжуан, Прокурор, тоже купил у него квартиру, а раз в месяц он обязательно встречался за обедом с Председателем Суда, членом, как и он, Ротари-клуба. Впрочем, он и не знал, в чем собственно состоит следствие. Жандармы, может быть, следователь… Значит, Кулондр. Они вместе играли в бридж… Конечно, кое-кто попытается замять дело. Его пожалеют. Будут говорить, что он слишком высоко метил, что его планы устроить новый пляж, построить роскошные отели, в то время как даже в Ла Боль старая недвижимость уже шла с молотка, были чистым безумием. Ведь о мошенничестве Мерибеля станет известно не сразу. Больше всего Севру было обидно, как худшая несправедливость, что его будут осуждать за здоровый в принципе метод управления, хотя и несколько устаревший. Может быть, он склонен преувеличивать, слишком преувеличивать! Но если б не подвел Мерибель, в конце концов он бы выиграл. Его единственная ошибка в том, что он слушал их, и Денизу, и Мерибеля. У них на устах были лишь Испания, Строительное Эльдорадо на Костя-Брава… Он уступил. Кто объяснит это Гражданину? Разве мелкий служащий с ежемесячной зарплатой сможет что-нибудь понять в делах с оборотами в сотни миллионов, которые потребовали бы от него полной самоотдачи? Он должен был основать общество. Время семейных предприятий прошло. А он не хотел этого замечать. Поручив Мерибелю стройки в Испании, он трагически ошибся. Но мог ли он предвидеть, что зять станет мошенником? Кто мог бы подумать, что такой активный, симпатичный, ловкий помощник — всего-навсего слабак? Даже хуже. Предатель, сломавшийся, при первой же угрозе… Потому что с Мопре можно было бы поторговаться.

Севр пытался все вспомнить, но в мыслях его теперь была какая-то неясность. Из-за разгоревшейся ссоры… В такие минуты время идет быстро… Слова как удары… Самое главное, Мерибель не отрицал. Он заговорил о незначительных «неточностях», подвергал сомнению объем присвоенного им по словам Мопре. Серьезная, жестокая ссора, которая чуть не превратилась в драку. Мерибель уже протянул руку к висящим на стене ружьям. Ружья были его гордость. С десяток их в ряд висели на стене. Когда они снова сели, все трое были бледны и тяжело дышали. Мопре, лучше всех владевший собой, попытался разрядить атмосферу. Если б он сам не пережил нескольких неприятных моментов, он бы так не поступил. Но он же вправе рассчитывать на компенсацию, отступного, в обмен на молчание… Двести тысяч франков!… Очень разумная сумма. Разговаривая, Мерибель спиной к ним раздувал огонь, дым от которого ветер иногда задувал в комнату через трубу камина.

— Я вернусь через три дня, — уточнил Мопре. — Вам хватит времени изучить досье, собрать деньги… А мне надо отдохнуть. Я так торопился от самой границы, что голова кругом.

Он чуть не протянул им руку.

— До скорого. Уверен, мы найдем общий язык… Вы сами будете меня благодарить.

… Севр встал. Что бы он не дал, чтобы не думать. Тем более что теперь это уже совершенно, совершенно бесполезно. Но он кишел воспоминаниями, как падаль червями. Он натянул брюки, надел еще влажную куртку. Может, на ногах немного согреется. Он вернулся в кухню, поколебался, глядя на сапоги. Выйти на улицу? Куда идти? Сумрачный день просочился сквозь ставни, но со стороны сада ветер почти не было слышно. Он не без труда открыл набухшую раму. Подрядчик, видно, использовал дерево низшего качества. А может, этот невозможный климат, который в конце концов разрушает все, краску, сталь, цемент. Он прикрыл ставни, выглянул наружу. В болезненном свете утра вырисовывались, как нарисованные, здания другого крыла, мокрые аллеи сада, заваленный листьями бассейн. Флюгер, на сквозняке над входом со скрипом неистовствовал от ветра; этот повешенный мученик — идея Денизы.

Дождь уже кончился, но над самыми крышами тянулись вытянутые, как дым, облака. Севр старательно закрыл окно, устало вздохнул. Плохая погода установилась надолго. Может, на целые несколько недель! Срочно нужно обеспечить лучшие условия существования. Севр пересмотрел продукты: варенье и сухари вполне сгодятся. А все остальное!… Где взять консервный нож? Глупо подыхать с голоду совсем рядом с городом! Он сгрыз несколько сухарей, снял с банки бумагу. Ложки не было. Севру не хотелось есть руками. До этого он еще не дошел. А в самом деле, до чего он дошел? Без денег, без приличной одежды, он полностью зависел от Мари-Лор. Если по какой-то причине она не придет через пять дней, что с ним станет? Даже включить счетчики, воду, свет… Да, что с ним станет? Даже если он покажет в полиции записку, написанную Мерибелем перед смертью, которая неоспоримо доказывает самоубийство, даже если эксперты признают ее подлинность, все равно придется объяснять все, что случилось потом. Но кто сможет объяснить, если он и сам-то ничего не понимает! Что он здесь делает, в этой безукоризненной кухне, со своими сухарями и вареньем, грязными руками и бородой бродяги? Что ему мешает признать свое поражение, согласиться на скандал и разорение? Он честно искал причину. И не мог найти. Но в самой глубине души он знал, что не сдается. Он в начале падения. Может, он за что-то наказывает сам себя? Неясно. Он впервые спрашивал себя об этом. Пять дней! Хватило бы на целый судебный процесс!…

Он вышел на лестничную клетку и закрыл за собой дверь на ключ. Это тоже было идиотски-глупо. Он один, в доме, в блоке, во всем квартале! Именно поэтому. Он не любил это одиночество, населенное эхом, эту пустоту, ступенька за ступенькой идущую впереди него. Он чувствовал раздвоение. Был Севр, который шел рядом с ним и чем-то его пугал. Счетчики находились при входе в подвал, в стенном шкафу. Он опустил рычаги. Теперь он сможет пользоваться лифтом. Но, когда он нажал на кнопку второго этажа, кабина не двинулась с места. Конечно, бурей оборвало провода? В таком случае, это на несколько часов. Его счастье! А не ошибся ли он, опустив рычаги?… Он вернул их в прежнее положение и щелкнул в подвале выключателем. Лампы зажглись, осветив лестницу, грубый цемент стен, проход, тянущийся в темноту, как в подземелье. Он выключил свет, снова зажег. Еще одна штука матушки Жосс: она позабыла выключить счетчики. Севр уже решил ее уволить, когда вспомнил, что теперь он тут ни при чем, что решать придется тому, кто будет ликвидировать прах. Следовательно, какая разница? Лифт бесшумно поднял его и он заперся в квартире. Он думал, что зажженный свет будет для него дружеской поддержкой. А тот был еще невыносимей, чем темнота. Он медленно обошел комнаты, посмотрел на медового цвета кожаные кресла, маленький книжный шкаф, где вместо книг стояли склеенные корешки, позолоченные уголки, светлые драпировки, как если бы оформитель хотел задержать солнце и сохранить здесь его плененные лучи. Но с той стороны ставней все так же стучал град и море билось о пляж. Севр не находил себе места. Он погрыз еще один сухарь, пальцем залез в варенье, облизал, уже чувствуя отвращение. В кухне все было на своем месте. Даже мангал. Но за раздвижными дверцами шкафов, за стеклами буфета с нарисованными голубыми парусниками было пусто. Севру пришлось пить из горсти. Он вытер лицо платком Мерибеля. Нет! Он не сможет здесь остаться. Он посмотрел на взятую с собой связку ключей. Там был и ключ от конторы. Он пойдет посмотрит, нельзя ли устроиться в другом месте. Половина десятого! Мари-Лор, наверное, все еще находится в охотничьем домике, ее допрашивают то один, то другой. Сумеет ли она лгать до конца? Даже не лгать, а просто молча поддерживать ложь! Что до Мопре, то он-то уже, ясно, поостережется напомнить о своем существовании… Севр размотал провод электробритвы… Только Мопре мог бы точно рассказать все полиции, ведь даже Мари-Лор многого не знает. Она не имеет ни малейшего представления о сцене, последовавшей за отъездом Мопре. Мерибель во всем сознался, в отчаянии и раскаянии… в своей двойной жизни и в мошенничестве… Да, конечно, он знал, что все однажды раскроется, но это было выше его сил! «Ты не можешь понять!» Он все время повторял эти слова. «Ты не можешь понять!» Боже мой! Да надо быть тупым как пробка. Севр со злостью воткнул вилку в розетку. Послышался треск. Посыпались искры. Бритва затихла. Севр позабыл о том, что напряжение здесь 220В. Моторчик перегорел. Запахло паленым. Решительно все против него. Когда Мари-Лор вернется, она увидит бродягу.