Найо Марш - Выпить и умереть

Кьюбитт ухмыльнулся, брякнул об пол мольбертом и вошел внутрь.

— Ну как ты, Люк? Хорошо добрался?

— Отлично. А ты уже рисуешь? Творческий зуд?

— Я тут попробовал взяться за портрет Себа, — сказал Кьюбитт. — Наверное, он уже тебе доложил. Пока сделал только эскиз. Вот. Этим я был занят с утра. А к вечеру пошли в ход краски.

— Так ты что же, пишешь портрет Себастьяна в темноте и без самого Себастьяна? — смеясь, переспросил Уочмен.

— Нет, я задержался просто потому, что заболтался с одним рыбаком. Они все тут в Комбе стали ужасно интересоваться политикой.

— Это все Билл Помрой, — понизив голос, заметил Периш, — с его Левым Движением…

— Ну да, Билл и его Дессима, — кивнул Кьюбитт. — И вообще, поскольку «дессима» по латыни означает «декабрина», я им предложил называть себя декабристами.

— Ну ладно, а где наши деревенские ребятки? — прервал его Люк. — Когда поднимался сюда, я слышал, как они лупятся в дартс.

— Нет, теперь они все пошли в гараж поглазеть, как Эйб травит там крыс с помощью раствора цианида. Хотят за ним присмотреть, чтобы он сам ненароком не схватил дозу.

— О господи! — воскликнул Уочмен. — Какого черта этот старый дурак балуется с цианидами? Ему что, поиграть больше не с чем?

— Наверное… Но это его личное дело, а вот почему мы никак не выпьем как следует, хотя уже давно пора?

— Хо! Ну конечно! — охотно согласился Уочмен, встал и подошел к стойке бара. — М-да, — пробормотал он, оглядываясь. — Кажется, во всем баре ни единого человека… Самое простое — это взять выпивку и записать ему на доске мелом, правда? Что будем пить? Пиво?

— Пожалуй, — кивнул Периш.

— А каким именно ядом обзавелся Эйб? — спросил Уочмен. — И где он его достал?

— Ась? — глуповато переспросил Периш и после некоторого молчания добавил: — Ну, по правде говоря, цианид привез ему я. Купил у аптекаря в Иллингтоне. Кажется, это Шиллева смесь, соль или что-то в этом роде.

— Как? Ты с ума сошел!

— Ну, аптекарь меня заверил, что пары этой самой Шиллевой пакости не так уж вредны, чтобы их нельзя было вдыхать человеку… Не беспокойся, я купил для Эйба еще и респиратор. Так что ничего с ним не сделается.

— Нет, это просто чудовищно, Себ!

— Не вижу ничего чудовищного, старина, — заметил Периш. — Аптекарь был спокоен как сфинкс, когда продавал мне этот цианид. Он сказал, что это относительно безвредная соль синильной кислоты. И был очень любезен…

Уочмен начал немного злиться:

— Позволь выразить мнение, что этот аптекарь — порядочный болван! Если хочешь знать, пара капель кислоты Шилля убивает человека за несколько минут! В британском судебном праве даже есть прецедент, когда убийство совершили всего лишь с помощью одной капли! Но… Позволь, а как же эту отраву использует Эйб?

— Послушай, Люк, погасни, — проворчал Норман Кьюбитт. — Давай-ка пить пиво и расслабляться…

— Эйб собирался залить отраву в плошки по крысиным норам в полу гаража, — объяснил Периш. — Я уверен, что Эйб хорошо представляет себе, что это яд. Он говорил, что потом зацементирует все дырки поверх яда…

— Все равно аптекарь не имел никакого права продавать тебе такую гадость… — недовольно ворчал Люк, вертя в руках кружку пива.

— С нами Бог! — утешил его Норман Кьюбитт, делая добрый глоток из своей кружки.

— А что случается при отравлении синильной кислотой? — спросил Периш.

— Конвульсии, расслабление кишечника, обильный пот и смерть от удушья.

— Да заткнитесь вы наконец! — взмолился Кьюбитт. — Экую вы мерзкую тему избрали для разговора! Давно не виделись, так неужели нельзя поговорить о чем-нибудь более жизнерадостном, чем конвульсии кишечника?

— Ну конечно, конечно… — Периш поднял свою кружку. — Ваше здоровье, друзья! А кстати, как она выглядит, эта самая синильная кислота?

— Ты же ее сам покупал! — брови Люка удивленно поползли на лоб.

— Верно, но я ее особенно не разглядывал. Синяя бутылочка с жидкостью, напоминающей обычную воду.

— Вот-вот! — назидательно поднял палец Люк, уже вполне входя в привычную роль адвоката по уголовным делам. — Синильная кислота, смешанная в той или иной пропорции с водой, как раз представляет собой бесцветную жидкость…

— Припоминаю, — сказал Периш, — что как-то раз я по роли умирал на сцене от отравления цианидом. Пьеса называлась «Глупая смерть», довольно старая пьеска. Пошлое название, верно, но сама пьеса была ничего. Я по мизансцене отбрасывал сандалии всего за пару секунд.

— В этом случае ваш режиссер оказался прав, — буркнул Люк. — Это ужасная отрава. Помню, я как-то занимался одним делом, где некая женщина случайно выпила немного…

— Ради Господа Всеблагого! — взвыл Норман Кьюбитт. — Заткнетесь вы оба? У меня ядобоязнь!

— Неужели? — удивился Периш. — И откуда у тебя, милый, такая модная болезнь? Как тебе удалось ее подцепить? Можешь проследить ее развитие?

— Наверное, — уныло кивнул Кьюбитт, взъерошив волосы. — По существу, мой милый Себ, ты затронул самый корень вопроса, я бы так сказал. Когда ты вспомнил о пьесе, я сразу же забился от фрейдистских страхов, честное слово. Особенно из-за названия пьесы. «Глупая смерть». Именно с этой пьесой у меня связано так много неприятных воспоминаний… Во всяком случае, с семилетнего возраста. Тогда я попросту слышать не мог это словосочетание…

— В семилетнем возрасте? Что ты несешь?

— Ну да. Мой старший брат участвовал в любительском спектакле. Ставили именно эту пьесу. Но он играл главную роль, а меня взял на роль своего сына, и у меня было всего две реплики — «Папа, папа, почему мама так бледна?» и «Папа, папа, почему моя мама так молчалива? О чем она задумалась, папа?»

— Когда мы ставили эту пьесу, то просто убрали эти идиотские реплики заодно с малолетним отпрыском, — заметил Себастьян.

— Согласен, роль была дурацкая. Ты помнишь, отец по пьесе отравляет мать? И долгие годы потом я ужасно боялся всяких ядов. Я даже тайком перемывал все чашки, боясь, что моя гувернантка мисс Тобин может оказаться отравительницей наподобие Борджиа. Я даже изобретал всякие штучки, только чтобы она выпила какао из моей чашки, а мне чтобы досталась ее. Смешно, скажете вы. Ну конечно, сейчас я уже перерос все эти страхи, но что-то на донышке души всегда скребет, когда говорят о ядах… Я даже лекарства стараюсь не принимать.

— Чепуха, — заявил Уочмен. — Мне всегда подобные страхи казались полной ерундой.

— Ты не совсем прав, — заметил в ответ Периш. — Тебя самого трясет, стоит тебе уколоть палец. Помню, как ты однажды свалился в обморок, когда у тебя брали из пальца кровь на анализ! Что ж ты удивляешься, что у нашего Нормана ядобоязнь?

— Ну, это разные вещи, — не сдавался Уочмен. — От вида собственной крови многие люди чувствуют дурноту. А вот ядобоязнь мне еще не встречалась. Но как бы то ни было, я надеюсь, что если я все-таки закончу историю, которую начал рассказывать, то ты, Норман, не станешь падать без чувств, тем более что ковров тут на полу нет…

Норман осушил свою кружку и со стуком опустил на стол.

— Ну, если уж эта чертова история так тебе сдалась… — глухо проворчал он.

— Просто я хотел вспомнить, как один раз присутствовал при вскрытии тела женщины, умершей от отравления. Когда тело вскрыли, я чуть не лишился сознания, право слово. Но не от эмоций, так сказать, а просто от запаха! Вот уж душок был, доложу я вам! Патоанатом потом сказал, что у меня, очевидно, сильная аллергия даже к малым количествам цианида. Я потом болел с неделю. Еще слава богу, санитары меня сразу вынесли из морга на свежий воздух…

Кьюбитт встал и пошел к двери.

— Знаете что, мне надоело. Я иду к мишени, — бросил он через плечо.

— Лады, старик, — засмеялся Периш. — Уж в дартс, я надеюсь, ты побьешь местную публику!

— Из кожи буду лезть, — мрачно ответствовал Норман. В дверях он обернулся. — Да, она спрашивала насчет перспектив. Так как же?

— Дай ей немного крысиного яда! — хохотнул Периш.

— Заткнулся бы ты, — сказал Кьюбитт и вышел вон.

— О чем это он? — полюбопытствовал Уочмен.

Периш улыбнулся:

— У него появилась подружка. Погоди, ты ее еще увидишь… А как позеленел старина Норман от нашего трепа, а? Смех да и только!

— Смех смехом, — заметил Люк, — да только на меня этот самый цианид тоже действует совершенно отвратительно. Правда, только при попадании паров в нос…

— Неужели? Как ты говоришь, назвал эту болезнь твой доктор, специалист по мертвякам?

— Аллергия.

— И что же, ты накроешься от самой малой дозы?

— Наверное… — Уочмен зевнул и поудобнее развалился в кресле. — Знаешь, меня от морского воздуха всегда клонит в сон. А может, я просто утомился, все-таки путь сюда неблизкий… Все время склоны да гребни, кусты еще чертовы повсюду у дороги…