Агата Кристи - Горе невинным

– Это экспедиция Хайеса Бентли? – спросила Гвенда.

Калгари доброжелательно взглянул на нее:

– Да. Экспедиция Хайеса Бентли. Рассказываю вам это, чтобы объяснить, кто я такой и почему около двух лет ничего не знал о происшедших событиях.

Гвенда опять поспешила ему на помощь:

– Вы имеете в виду… убийство?

– Да, мисс Воугхан, именно это я имею в виду. – Он обернулся к Эрджайлу: – Пожалуйста, простите меня, если причиняю вам боль, но необходимо уточнить некоторые факты и даты. Девятого ноября позапрошлого года примерно в шесть часов вечера ваш сын Джек Эрджайл (или, по-вашему, Джако) пришел домой, чтобы поговорить со своей матерью, миссис Эрджайл.

– Да, с моей женой.

– Он сказал ей, что у него затруднения, и потребовал денег. Такое случалось и раньше…

– Много раз, – с тяжелым вздохом согласился Лео.

– Миссис Эрджайл отказала ему. Он начал браниться, угрожать. Наконец выскочил опрометью из дома, закричав, что скоро вернется и что ей придется «изрядно раскошелиться». И еще он сказал: «Ты же не хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму, а?» – и она ответила: «Начинаю думать, тебе было бы невредно там побывать».

Эрджайлу стало явно не по себе.

– Мы с женой часто об этом беседовали. Мальчик доставлял нам кучу неприятностей. Не раз его выручали, думали, образумится. Считали, что тюремный приговор… будет ему уроком… – едва слышно произнес Лео. – Но продолжайте, пожалуйста.

И Калгари продолжил свой рассказ:

– В тот вечер ваша жена была убита. Ее ударили кочергой и проломили череп. На кочерге остались отпечатки пальцев вашего сына, из ящика бюро исчезла значительная сумма денег. Полиция задержала вашего сына в Драймуте. У него нашли деньги, по преимуществу пяти– и десятифунтовые купюры, на одной из которых были написаны имя и адрес. Это позволило установить, что именно эти деньги миссис Эрджайл получила в банке утром того дня. Вашего сына предали суду. – Калгари замолчал. – Суд установил, что было совершено умышленное убийство.

Наконец он произнес это роковое слово – УБИЙСТВО…

– От вашего адвоката мистера Маршалла я узнал, что ваш сын, когда его арестовали, горячо и страстно доказывал свою невиновность, настаивал на своем неопровержимом алиби. Убийство, как установила полиция, произошло между семью и половиной восьмого вечера. В это время Джек Эрджайл, как он утверждал, добирался на попутных машинах до Драймута. Около семи часов примерно в миле отсюда, на шоссе, соединяющем Редмин с Драймутом, его подобрала какая-то машина. Из-за темноты он не заметил характерных особенностей автомобиля, помнил только, что кузов был черного или темно-голубого цвета, а за рулем сидел человек среднего возраста. Попытки отыскать эту машину и ее водителя не увенчались успехом, и судья решил, что мальчик второпях сочинил свою историю, да к тому же не очень ладно ее скроил… На суде защита пыталась использовать психологические доводы, доказывала душевную неуравновешенность Джека Эрджайла. Судья посчитал, что преступление подтверждено и виновный заслуживает тюремного наказания. Джек Эрджайл был приговорен к пожизненному заключению. Спустя полгода он умер в тюрьме от воспаления легких.

Калгари замолчал. Три пары глаз неотрывно смотрели на него. Во взгляде Гвенды Воугхан светилась заинтересованность и напряженное внимание, во взгляде Хестер явно прочитывались подозрительность и опаска. Взгляд Лео Эрджайла не выражал никаких определенных эмоций.

– Вы подтверждаете, что я правильно изложил факты? – снова заговорил Калгари.

– Абсолютно правильно, – произнес Лео, – впрочем, не понимаю, какая нужда была ворошить эти прискорбные обстоятельства, которые мы все стремимся поскорее забыть.

– Простите меня, я должен был так поступить. Мне кажется, вы согласны с приговором. Или я ошибаюсь?

– В общем-то факты подтвердились. Если в них особенно не копаться, убийство было жестоким и грубым. Если же в фактах покопаться, можно найти смягчающие обстоятельства. Мальчик страдал душевной неуравновешенностью, но, к сожалению, не в той мере, как требует закон для освобождения от наказания. Уверяю вас, доктор Калгари, сама Рэчел… моя жена… первая простила бы мальчика и извинила его необузданность. Она была образованным и гуманным человеком, хорошо разбиралась в психологических нюансах. Она не допустила бы осуждения.

– Мама хорошо знала нашего кошмарного Джако, – сказала Хестер. – Ему на роду было это написано.

– Значит, никто из вас, – медленно произнес Калгари, – не имеет ни малейших сомнений? Никто не сомневается в его виновности?

– Можно ли сомневаться? Конечно, он преступник! – Хестер в упор смотрела на Калгари.

– Не совсем преступник, – возразил Лео. – Не люблю этого слова.

– В данном случае несправедливое слово. – Калгари набрал в грудь побольше воздуха. – Джек Эрджайл – невиновен!

Это было потрясающее заявление, но оно не произвело должного эффекта. Калгари ожидал смущения, негодующих возгласов, недоуменных вопросов, но ничего такого не дождался. Гвенда Воугхан нахмурилась. Хестер уставилась на него широко раскрытыми глазами. Ну что ж, может быть, такая реакция выглядела естественной – подобные заявления трудно немедленно осознать.

Лео Эрджайл нерешительно произнес:

– Вы хотите сказать, доктор Калгари, что разделяете мою точку зрения? Считаете, что он не отвечал за свои действия?

– Я хочу сказать, что он не совершал преступления! Вам ясно? Джек невиновен. Не мог быть виновным. Но в силу необычного и прискорбного стечения обстоятельств он не был в состоянии доказать свою невиновность. А я могу это доказать.

– Вы?

– Я тот самый человек, который находился тогда в пресловутой машине.

Он произнес эти слова с такой естественной непринужденностью, что в первый момент никто не понял, о чем идет речь. Прежде чем они осознали смысл сказанного, беседа неожиданно прервалась. Открылась дверь, и вошла женщина с некрасивым, простоватым лицом. Не мешкая, она приступила к делу.

– Я проходила мимо и все слышала. Этот человек утверждает, что Джако не убивал миссис Эрджайл. Почему он так говорит? С чего он это взял?

Воинственное, злое лицо ее от возбуждения покрылось морщинами.

– Надо разобраться, – бубнила она. – Я не могла не вмешаться.

– Разумеется, Кирсти. Вы член семьи. – Лео Эрджайл представил вошедшую: – Мисс Линдстрем, доктор Калгари. Доктор Калгари сообщил нам совершенно невероятные вещи.

Шотландское имя Кирсти резануло слух Калгари. Она превосходно говорила по-английски, хотя и с едва заметным иностранным акцентом.

– Лучше бы вы не приходили сюда и ничего подобного не рассказывали… только людей огорчаете, – осуждающим тоном произнесла Кирсти. – Они смирились со своим горем. Теперь вы расстроили их своими рассказами. Если и произошло несчастье, так на то Господня воля.

Ее самоуверенность поначалу смутила Калгари. Видно, она из породы людей, в чье тоскливое существование несчастья и катастрофы вносят приятное разнообразие. Что ж, он сейчас лишит ее иллюзий.

И Калгари продолжал сухим, деловым тоном:

– В тот вечер без пяти минут семь на дороге от Редмина до Драймута я подсадил в машину молодого человека, который сигнализировал, подняв вверх большой палец. Я отвез его в Драймут. Мы разговорились. Он оказался общительным и очень симпатичным парнем.

– Джако было не занимать обаяния, – заметила Гвенда. – Его все находили привлекательным до тех пор, пока его не заносило. Тогда он, конечно, выкидывал коленца, – задумчиво добавила она. – Но люди не сразу это понимали.

– Помолчали бы, его уже нет в живых. – Мисс Линдстрем обернулась к Гвенде.

– Продолжайте, пожалуйста, доктор Калгари. Почему вы тогда об этом не заявили? – произнес Лео Эрджайл с ноткой строгости в голосе.

– Да, – еле слышно прошептала Хестер. – Почему вы юркнули в кусты? Все газеты были полны обращениями, призывами… Можно ли быть таким эгоистичным, таким жестоким?

– Хестер, Хестер! – остановил ее отец. – Доктор Калгари еще не все рассказал.

Калгари обратился непосредственно к девушке:

– Мне понятна ваша горячность. Я бы и сам реагировал таким образом… – Он осекся и тут же снова заговорил: – Продолжу свою историю. В тот вечер все дороги были забиты машинами. Далеко за половину восьмого в центре Драймута я высадил молодого человека, чье имя так и не узнал. Это, насколько я понимаю, полностью снимает вину с Джека, ведь полиция не сомневается, что преступление совершено между семью и половиной восьмого.

– Да, – сказала Хестер. – Но вы…

– Не торопитесь, пожалуйста. Чтобы все стало понятно, мне надо немножечко отступить назад. В Драймуте я остановился на пару дней в квартире одного моего приятеля. Этот приятель, профессиональный моряк, находился в плавании. Он же одолжил мне свою машину, припаркованную на частной стоянке. В тот злосчастный день, девятого ноября, я должен был вернуться в Лондон. Решил ехать вечерним поездом, а днем навестить свою старую няню, любимицу нашей семьи, обитавшую в маленьком коттедже в Полгарфе, примерно в сорока милях на запад от Драймута. Намеченную программу я выполнил. Хотя старушка сильно одряхлела и многое в ее сознании уже путалось, няня узнала меня, очень обрадовалась и разволновалась, поскольку читала в газетах про мое, как она выразилась, «путешествие к полюсу». С ней я пробыл недолго, чтобы ее не утомлять, и, уехав, решил не возвращаться в Драймут по излюбленной прямой дороге вдоль побережья, а вместо этого поехать на север в Редмин повидать престарелого каноника Пизмарша, в библиотеке которого имеются очень редкие книги, включая старинный трактат о навигации, откуда мне хотелось переписать один абзац. Старый джентльмен принципиально не пользовался телефоном, к которому относился как к дьявольскому изобретению. Такими же, по его мнению, были радио, телевизор, кино и реактивные самолеты, так что мне оставалась единственная возможность – поехать к нему домой. Увы, окна были закрыты ставнями, хозяин, очевидно, отсутствовал. Я заглянул в собор, а потом отправился в Драймут по шоссе, замкнув таким образом треугольник. У меня оставалось достаточно времени, чтобы, не торопясь, прихватить из квартиры сумку, возвратить машину на стоянку и добраться до поезда.