Рут Ренделл - Со смертью от Дун

Хелен перебила его, с вызовом воскликнув:

— И что? — Она встала и пнула одну из книг так, что та пролетела через всю комнату и стукнулась о стену у ног Вексфорда. — Спятить надо, чтобы подумать, будто я Дун. Я не сделала бы такой мерзкой… такой отвратительной вещи с другой женщиной! — Она расправила плечи, выставляя напоказ свою женственность, словно отклонение от нормы должно было проявиться уродством в ее теле. — Мне это мерзко. Меня от этого тошнит! Я еще в школе такое ненавидела. Я ведь все это видела, постоянно…

Вексфорд поднял книгу, которую она пнула, и достал из кармана другую. Бутон на бледно-зеленой замшевой обложке казался пятном пыли.

— Это была любовь, — тихо сказал он. Хелен Миссал глубоко вздохнула. — В этом не было ничего омерзительного или отвратительного. Для Дун это было прекрасное чувство. От Минны требовалось только слушать и всего лишь быть ласковой и доброй к Дун. — Он выглянул из окна, словно бы привлеченный видом стайки птиц, летевшей клином в небесах. — Дун просила у Минны всего лишь свидания, чтобы пообедать с нею, прокатиться по дорожке, где они бродили в детстве, выслушать рассказ Дун о ее несбывшихся мечтах… Послушайте, — сказал он. — Это было похоже на стихи.

Он раскрыл книгу на заложенной странице и начал читать:

Фабия Куодрент шевельнулась и заговорила. Ее голос доносился словно издалека, извлекая строфы из давних воспоминаний:

Это были первые произнесенные ею слова. Муж схватил ее за тонкое запястье. Если б он осмелился, подумал Барден, то заткнул бы ей рот.

— Была бы любовь наша розой, — сказала она, — а я — лепестком на ней…

Она замолкла на излете фразы, словно ребенок, ждущий аплодисментов, которые последовали бы двенадцать лет назад, но которых сейчас не будет никогда. Вексфорд слушал, ритмично помахивая книгой. Он осторожно подхватил ее грезу и сказал:

— Но Минна не стала слушать. Ей было скучно. Понимаете, — попытался убедить он женщину, закончившую за него стихотворение, — она больше не была Минной. Она была домохозяйкой, бывшей учительницей; ей куда интереснее было говорить об узорах для вязания и кулинарных рецептах с людьми своего круга. Вы ведь помните, — сказал он непринужденно, — как душно было во вторник. В машине, наверное, было жарко. Дун с Минной пообедали — так сытно Минна в этом доме никогда не ела… Она устала, и ее сморил сон. — Он повысил голос — но не от гнева. — Я не говорю, что она заслуживала смерти, но она просто напрашивалась на нее!

Фабия Куодрент отбросила руки мужа и направилась к Вексфорду. Она царственно подошла к единственному человеку, который понимал ее. Муж всего лишь защищал ее, подумал Барден, друзья с отвращением отвернулись от нее, единственная, кого она любила, скучала с нею. И лишь этот провинциальный полицейский понял ее, лишь он не смеялся над нею, не отворачивался с омерзением.

— Она заслужила смерть! Заслужила! — Фабия схватила Вексфорда за лацканы. — Я так ее любила! Можно, я расскажу вам, вы ведь понимаете меня! Понимаете, мне разрешили только писать письма. — Теперь ее лицо стало задумчивым, тихий голос дрожал. — Никаких книг. — Она медленно покачала головой, словно ребенок, жалующийся на жестокое наказание. — Никаких стихов. Но все же Дуглас разрешил мне писать письма, правда, Дуглас? Он так боялся… — Эмоции хлынули наружу, щеки ее запылали, словно от льющегося из окна жара. — Тут нечего было бояться! — прокричала она крещендо, провизжав последнюю ноту. — Если бы мне только позволили любить ее… любить ее… любить ее… — Она отпустила Вексфорда и вцепилась себе в волосы. — Любить ее, любить ее…

— О господи! — скорчился на сундуке Куодрент. — О господи!

— Любить ее, любить ее… В прозрачной зелени счастья и серой тени скорбей…

Фабия припала к Вексфорду и разрыдалась у него на плече. Тот крепко обнял ее, забыв о правилах. Затем закрыл окно и, все еще обнимая ее, сказал Бардену:

— Можете отпустить миссис Миссал. Проследите, чтобы она спокойно дошла до дому.

Хелен поникла, как помятый цветок. Она не поднимала глаз, и Барден провел ее к дверям, вывел на лестничную клетку и проводил вниз по темным ступеням. Он знал, что Вексфорд скоро — пусть и не прямо сейчас скажет:

— Фабия Куодрент, вы имеете право хранить молчание, но все, что вы скажете…

История любви была закончена, последняя строчка стихотворения — прочтена.

Дун написала Минне ровно сто тридцать четыре письма. Ни одно из них не было отослано и даже не покидало библиотек Куодрентов, где в субботу днем Вексфорд и нашел их в ящике письменного стола. Они были завернуты в розовую накидку, и рядом с ними лежал коричневый кошелек с золоченой застежкой. Прошлым вечером Вексфорд стоял на этом самом месте, даже не подозревая, что в нескольких дюймах от него лежит эта накидка, этот кошелек и эти безумные письма. Быстро просмотрев их, Барден понял, почему Дун писала послания к Минне печатными буквами. От этого почерка можно было с ума сойти — путаный и неразборчивый.

— Наверное, надо их забрать, — сказал он. — Мы ведь должны все их прочесть, сэр?

Вексфорд внимательно просмотрел их и отобрал более-менее важные, оставив откровенно безумные.

— Думаю, читать следует только первое и два последних, — сказал он. — Бедняга Куодрент… В каком же аду он жил! Мы заберем все письма в контору, Майк. У меня такое ощущение, что гувернантка подслушивает за дверью.

Жара и яркое солнце лишили дом загадочности. Теперь он казался стальной гравюрой. Кто купит его, узнав его тайну? Возможно, подумал Барден, его отдадут под школу, отель, дом престарелых. Старикам все равно — они будут болтать, делиться воспоминаниями, смотреть телевизор в той самой комнате, где Фабия Куодрент писала письма женщине, которую убила.

Они прошли через газон к своей машине.

— Прозрачная зелень счастья и серая тень скорбей, — сказал Вексфорд. — Какое точное описание этого места…

Он сел на пассажирское сиденье, и они тронулись с места.

В участке все, собравшись в вестибюле, только и говорили о происшествии. Все уже устали от разговоров об аномальной жаре — а тут так кстати убийство! Да еще и убийца — женщина… Одно дело в Брайтоне, но здесь!.. Для сержанта Кэмба это событие подсластило субботнее дежурство, а зеленый Гейтс, который уже собирался было уволиться, сразу же передумал делать это.

Вексфорд распахнул двери, взметнув горячий воздух, и все сразу же вспомнили о неотложных делах и разошлись.

— Припекло? — рявкнул старший инспектор и, грохнув дверью, вошел в кабинет.

Окна оставались открытыми, но ни единый листок бумаги на столе не шелохнулся.

— Жалюзи, Майк. Опустите жалюзи! — Вексфорд бросил пиджак на стул. — Какая сволочь оставила окна открытыми? Это мешает работе кондиционера.

Барден пожал плечами и опустил желтые жалюзи. Вексфорд был в ярости — инспектор и сам терпеть не мог слухов и пересудов. Завтра весь город будет жужжать и бурлить домыслами. Задним-то умом все крепки. Утром придется каким-то образом везти ее на специальное судебное заседание… Но у него завтра выходной. Он просиял от мысли, что завтра повезет Джейн к морю.

Вексфорд сел и положил на стол стопку писем, толстую, как рукопись длинного романа или автобиографии — автобиографии Дун. В кабинете теперь было сумрачно, тонкие полоски света просачивались сквозь щели в жалюзи.

— Вам не кажется, что он все знал, когда женился на ней? — спросил Барден, продираясь сквозь письма, выхватывая тут и там разборчивые фразы. Он прочел в каком-то смущенном изумлении: «Воистину, ты разбила мое сердце, как бокал вина о стену…»

Немного остыв во всех отношениях, Вексфорд крутанулся в своем пурпурном кресле.

— Бог весть, — сказал он. — Насколько я помню, Дуги всегда считал себя подарком для женщин; возможно, он думал, что если она выйдет за него замуж, то забудет о Минне. — Старший инспектор ткнул пальцем в одно из писем. — Не думаю, что у них вообще дошло до постели. — Барден скривился, но Вексфорд продолжал: — «И для другого обитателя моего убежища моя плоть осталась незажженной свечой…» — Он посмотрел на Бардена. — И так далее и тому подобное… Да, Майк, это довольно мерзко. — Не было бы так жарко, Вексфорд стукнул бы кулаком по столу. — Они намерены вывалить все это на всеобщее обозрение в суде присяжных, — с яростью добавил он.

— Наверное, для Куодрента все это было ужасно, — сказал Барден. — Отсюда и миссис Миссал, и компания.