Агата Кристи - Кривой домишко

Он помолчал и продолжал:

— Эти письма существенно проясняют дело. Если девочка оправится, можно будет считать, что все устроилось самым лучшим образом. — Тавернер искоса взглянул на меня:

— Ну, и каково же чувствовать себя помолвленным с миллионом фунтов стерлингов?

Я недоуменно заморгал. В тревогах и волнениях последних нескольких часов я совершенно забыл про завещание старого Леонидиса.

— София еще ничего не знает, — сказал я. — Вы хотите, чтобы я поставил ее в известность?

— Насколько я понял, Гэйтскилл собирается объявить печальные (или радостные) новости после завтрашнего дознания. — Тавернер задумчиво посмотрел на меня: — Интересно, как отреагирует на это семья?

С дознанием дела обстояли так, как я и предсказывал. То есть по просьбе полиции оно было отложено.

Все мы находились в приподнятом настроении: накануне оказалось значительно менее серьезным, чем предполагалось сначала, и что можно надеяться на скорое выздоровление девочки.

— Правда, пока, — сказал доктор Грей, — навещать ее нельзя никому, даже матери.

— И в первую очередь матери, — шепнула мне София. — Я ясно дала это понять доктору Грею. Да он и сам прекрасно знает маму.

Должно быть, на моем лице изобразилось сомнение, потому что София резко спросила:

— Ты чем-то недоволен?

— Ну как… Все-таки мать…

— Меня трогают твои старомодные представления о жизни, Чарлз. Но ты просто плохо знаешь маму. Милое создание совершенно не в силах вести себя в соответствии с ситуацией: она обязательно разыгрывает грандиозную драматическую сцену у постели больного ребенка. А драматические сцены — не самое лучшее лекарство для человека, лежащего с пробитой головой.

— Ты успеваешь подумать обо всем, моя милая, не так ли?

— Что ж, кто-то должен думать обо всем теперь, когда дедушка умер.

Я задумчиво посмотрел на Софию. Было ясно — проницательность старого Аристида не подвела его и здесь. Груз ответственности за семью уже лежал на хрупких плечах Софии.

После процедуры дознания Гэйтскилл приехал с ними в Суинли-Дин. Когда вся семья собралась в гостиной Магды, поверенный откашлялся и торжественно произнес:

— Считаю себя обязанным сделать следующее объявление.

Я испытывал приятное ощущение человека, посвященного в таинство — ведь содержание объявления я знал заранее, — и приготовился внимательно следить за реакцией каждого члена семьи.

Гэйтскилл был краток и сух и внешне ничем не обнаружил своей обиды и раздражения. Сначала он зачитал письмо Аристида Леонидиса, затем — текст завещания.

Наблюдать со стороны за присутствующими было чрезвычайно интересно, и я только жалел, что не могу смотреть одновременно на всех.

На Бренду с Лоуренсом я не обращал особого внимания, так как доля вдовы по этому завещанию оставалась прежней. В основном я наблюдал за Роджером и Филипом и уже потом — за Магдой и Клеменси.

На первый взгляд все они держались великолепно.

Филип сидел откинув красивую голову на высокую спинку стула и плотно сжав рот. Он не произнес ни слова.

Магда же, напротив, как только мистер Гэйтскилл смолк, разразилась бурным потоком восклицаний:

— София! Дорогая! Как неожиданно! Как романтично! Милый старый фантазер так хитрил и скрытничал — словно маленький ребенок! Неужели он не доверял нам?! Неужели он думал — мы рассердимся?! Он никогда не подавал виду, что как-то выделяет Софию среди всех нас. Но правда, все это в высшей степени романтично!

Внезапно Магда легко вскочила на ноги, протанцевала к Софии и присела перед ней в глубоком реверансе.

— Мадам София, ваша нищая старая мать униженно просит у вас подаяния. — И добавила хриплым голосом, подражая выговору простолюдинки: — Кинь-ка грошик, дорогуша. Твоя мамаша намылилась в кино, — и протянула к Софии трясущуюся руку со скрюченными пальцами.

— Угомонись, Магда! Это бессмысленное кривляние совершенно неуместно сейчас, — проговорил Филип, почти не разжимая губ.

— О! Но как же Роджер! — Магда резко повернулась к Роджеру: — Бедняжка Роджер! Наш милый старик хотел помочь тебе, но смерть помешала ему… И теперь Роджер не получит в наследство ничего. — Магда величественно повернулась к дочери: — София! Ты просто обязана помочь Роджеру.

— Нет! — Клеменси шагнула вперед. Лицо ее приобрело непреклонное выражение. — Не надо. Нам ничего не надо.

Роджер, похожий на огромного добродушного медведя, неуклюже подошел к Софии и нежно взял ее за руку.

— Я не возьму у тебя ни пенни, милая девочка. Как только все дела в доме будут улажены, мы с Клеменси уедем в Западную Индию и начнем там новую, простую жизнь. Если когда-нибудь я окажусь в крайней нужде, я обращусь за помощью к главе семьи, — он обаятельно улыбнулся Софии. — Но до тех пор я не возьму у тебя ни пенни, ведь на самом деле я очень непритязателен — Клеменси может это подтвердить.

Неожиданно подала голос Эдит де Хэвилэнд.

— Все это, конечно, замечательно, — сказала старая леди. — Но вы не должны забывать и о внешней стороне дела. Если ты, Роджер, обанкротишься, не приняв помощи Софии, а потом уедешь куда-то на край света — в обществе пойдут неприятные для Софии разговоры.

— Да что значит общественное мнение? — презрительно сказала Клеменси. — Для вас, Клеменси, ничего, — отрезала Эдит де Хэвиленд. — Но София живет в этом мире. Она девушка со светлой головой и добрым сердцем, и я не сомневаюсь, что Аристид абсолютно прав в своем выборе главы семьи, хотя для наших английских умов и кажется несколько странным решение обойти наследством двоих сыновей. Но полагаю, будет неприятно, если кто-то заподозрит Софию в жадности и нежелании помочь разорившемуся родственнику. Роджер подошел к тетушке, обнял ее и прижал к себе.

— Тетя Эдит! — сказал он. — Вы милая… и такая упрямица. Но вы совсем не понимаете Клеменси! И я сам знаю, чего мы с женой хотим, а чего — не хотим.

Внезапно вперед выступила Клеменси, на ее худых щеках полыхали алые пятна.

— Никто из вас, — вызывающе заявила она, — не понимает Роджера! И никогда не понимал! И не думаю, что когда-нибудь поймет! Пойдем, Роджер.

И они покинули гостиную. Мистер Гэйтскилл кашлянул и принялся собирать бумаги. Лицо его выражало глубокое неодобрение. Он терпеть не мог семейных сцен, следующих за оглашением условий завещания. По нему это было хорошо видно.

Наконец я перевел взгляд на Софию: у камина стояла стройная красивая девушка с гордо поднятой головой и твердым ясным взглядом. Только что она стала обладательницей огромного состояния, но главной моей мыслью сейчас была мысль о том, насколько одинока стала София в одно мгновение. Между ней и ее семьей возникла непреодолимая преграда, и мне показалось, что девушка уже осознала этот факт и безропотно смирилась с ним. Старый Леонидис переложил на ее плечи тяжелый груз ответственности, веря, что он ей по плечу. Но в этот момент мне было ее нестерпимо жаль.

До сих пор София не произнесла ни слова — ей еще не дали такой возможности. А за внешней расположенностью семьи к девушке я уже ощутил скрытую враждебность. Даже в разыгранной Магдой изящной сценке мне почудилась тонкая нотка недоброжелательности.

Откашлявшись, мистер Гэйтскилл произнес краткую осторожную речь:

— Позвольте мне поздравить вас, София. Вы стали чрезвычайно богатой женщиной. Хочу вас предостеречь от… э-э… совершения каких-либо неосмотрительных шагов. На текущие расходы я могу представить вам некоторую сумму наличными. Если вы пожелаете подробно обсудить положение ваших дел — всегда буду рад помочь вам советом. Вы сможете найти меня в отеле «Линколнз».

— Роджер… — упрямо начала Эдит де Хэвилэнд.

— Роджер, — перебил ее поверенный, — должен заботиться о себе сам. Он взрослый человек… э-э… пятидесяти четырех лет от роду, кажется. И Аристид Леонидис был совершенно прав, знаете ли. Роджер — не деловой человек и никогда таковым не будет. — Гэйтскилл взглянул на Софию: — Вы, конечно, еще можете спасти фирму по поставкам от банкротства, но не обольщайтесь надеждой, что Роджер сумеет успешно вести ее дела.

— Спасать фирму дяди Роджера я и не подумаю, — София впервые за все это время подола голос — и голос ее был решителен и деловит. — Это абсолютно бессмысленная затея.

Гэйтскилл исподлобья взглянул на девушку и незаметно улыбнулся. Потом попрощался со всеми и вышел.

Несколько мгновений в гостиной царило молчание, затем Филип медленно поднялся на ноги.

— Мне пора вернуться к работе, — сказал он. — Я и так потерял слишком много времени.

— Отец… — голос Софии прозвучал неуверенно, почти моляще.

Я почувствовал, что девушка чуть вздрогнула и слегка отшатнулась назад, когда отец устремил на нее холодный, враждебный взгляд.