Эрл Гарднер - Совы не моргают

– Берта теперь в порядке, – сказал я. – Можете забыть о ней. Вначале она была немного воинственно настроена, но это ничего не значит, когда речь идет о Берте. Она как верблюд. У нее очень спокойный характер.

– Дональд, а что, если бы это была полиция? Что бы мы стали делать?

– Ничего.

– А если меня заберут, что делать мне?

– Ничего.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Ничего не говорите. Не делайте никаких заявлений. Не давайте им никакой информации, пока не встретитесь с адвокатом.

– С каким адвокатом?

– Я приглашу вам адвоката.

– Вы так добры ко мне!

У нее уже слегка заплетался язык, а она старательно пыталась сосредоточить на мне взгляд, будто хотела убедиться, что я на одном и том же месте и не выплываю из поля ее зрения.

– Знаете что? – внезапно спросила она.

– Что?

– Вы мне очень нравитесь!

– Бросьте! Вы на взводе.

– Да, я пьяна, но вы мне все равно очень нравитесь. Разве вы не поняли этого в отеле, когда я вас поцеловала?

– Я не придал этому значения.

Глаза ее расширились.

– Вы должны были задуматься об этом.

Я перегнулся через стол, отодвинул тарелки, чтобы освободить место на скатерти.

– А почему вы уехали из Лос-Анджелеса?

– Не заставляйте меня говорить об этом.

– Я хочу знать.

Казалось, этот вопрос отрезвил ее. Она посмотрела на свою тарелку, подумала с минуту и сказала:

– Я хочу закурить.

Я дал ей сигарету и поднес спичку.

– Ладно, расскажу вам все, если вы настаиваете, Дональд, но мне очень не хочется этого делать.

– Я должен знать, Роб.

– Это было много лет тому назад, в 1937 году.

– И что же тогда случилось?

– Я ехала в автомобиле с мужчиной. Мы просто катались, убивая время. Затем свернули в один из парков и… остановились.

– Пообниматься?

– Да.

– И что тогда?

– В то время было много случаев, когда на целующиеся парочки нападал преступник, прятавшийся поблизости. Думаю, вы себе представляете, как это бывает.

– Ограбление?

– Он отбирал у мужчин деньги, а затем… ну, он заимствовал у них на некоторое время женщину.

– Продолжайте.

– На нас напали.

– И что произошло?

– Этот негодяй начал приставать ко мне, а сопровождавший меня мужчина вступился. Бандит застрелил его и скрылся.

– Вас подозревали?

– Подозревали в чем? – недоуменно спросила она.

– В том, что вы имели к этому отношение.

– Боже мой, нет. Все так сочувствовали мне и были ко мне добры, как только могли. Но, в общем, все это прилипло ко мне. Конечно, мои коллеги знали все и продолжали обсуждать случившееся. Однажды, когда я отправилась куда-то с молодым человеком, который нравился одной из девушек в нашем офисе, та подошла ко мне и сказала, что человек отдал жизнь, чтобы защитить мою честь, и я не должна уронить ее.

– Что вы сделали?

– Я хотела дать ей по физиономии, но все, что смогла, – это улыбнуться и поблагодарить ее. Я оставила прежнюю работу, перешла в другое место. Через два месяца там тоже обо мне все узнали. И снова было то же самое. Быть может, я и в самом деле жестокая? Я не любила этого человека, он мне просто нравился. Я с ним встречалась, выезжала, но встречалась в то же время и с другими. Я не собиралась за него замуж. Если бы я знала, как все обернется, я бы его остановила. Мне вовсе не нужна была такая жертва. Конечно, это был смелый поступок, чудесный поступок. Он поступил так… так чертовски по-донкихотски!

– Думаю, так поступил бы любой мужчина при подобных обстоятельствах.

Роберта улыбнулась:

– Статистика доказывает, что вы ошибаетесь!

Я знал, что она права, и поэтому не стал возражать.

– Ну вот, – продолжила она, – я больше не смогла жить так – со всеми моими друзьями, что шептались за моей спиной, и с воспоминаниями об этой трагедии, которые терзали мое сознание, решила отправиться в путешествие. Я уехала в Нью-Йорк. Вскоре устроилась там на работу. Фотографировалась для рекламы белья. Некоторое время все было хорошо, а потом люди узнали меня по фотографиям. Мои новые знакомые тоже стали шептаться. Но я почти год чувствовала себя совершенно свободной. Я поняла, что значит быть обыкновенным человеком, который может жить так, как хочет…

– Итак, вы снова скрылись?

– Да. Я осознала, что решение уехать было правильным, но я совершила ошибку, выбрав профессию, где меня фотографировали. И тогда переехала в новое место, чтобы начать все сначала. Я готова была разбить вдребезги объектив первого же фотоаппарата, который будет направлен в мою сторону.

– Вы отправились в Новый Орлеан?

– Да.

– А что было потом?

– Остальное вам известно.

– Когда вы встретились с Эдной Катлер?

– Не помню, как это произошло – в кафетерии или в ресторане. Возможно, в «Бурбон-Хаус». Сейчас подумаю. Да, кажется, так. Большинство людей, которые бывают там регулярно, знакомы друг с другом. Некоторые известные писатели, драматурги и актеры едят там, когда бывают в Новом Орлеане. Заведение без претензий, но там царит атмосфера подлинной старины.

– Я знаю.

– В общем, как бы то ни было, я познакомилась с ней. Узнала, что она тоже от чего-то скрывается. Ей это, как и мне, не очень удавалось. И тогда я предложила на некоторое время назваться ее именем и дать ей возможность по-настоящему исчезнуть.

– Я хочу сразу выяснить это, Роб, – перебил ее я. – Это вы ей предложили так сделать?

Она подумала с минуту и сказала:

– Она подготовила для этого почву. Я думаю, что это была ее идея.

– Вы в этом уверены?

– Да, определенно. Можно мне еще выпить, Дональд? Вы меня совсем отрезвили, заставив говорить об этом. Сегодня вечером я не собиралась быть трезвой. Мне хотелось звонить в чужие дверные звонки и вообще совершать всевозможные чудачества.

– И все-таки сначала расскажите мне некоторые подробности. Например, о том, когда вы в первый раз услышали о смерти Нострэндера?

– Поставьте себя на мое место, – ответила она. – Из-за меня уже было совершено одно убийство. Я старалась избежать дурной славы. Ну а когда это вновь случилось, я действовала инстинктивно. Мне хотелось бежать куда глаза глядят.

– Не очень правдоподобно, Роб.

– Что неправдоподобно?

– Причина вашего бегства.

– Но это правда.

Я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Роб, никто не думал, что вы можете быть замешаны в убийстве молодого человека, с которым катались в машине в 1937 году, но, согласитесь, два убийства в жизни одной молодой девушки – слишком много. Вас станут расспрашивать об этом старом убийстве. И это будут уже не те доброжелательные вопросы, которые вам задавали пять лет назад.

– Честно говоря, Дональд, я об этом как-то не думала. Но, пожалуй, следует подумать.

– Давайте вспомним этого насильника. Его поймали?

– Да.

– Он признал себя виновным?

– Не в этом преступлении. Он отрицал свою причастность к этому случаю, однако признался в нескольких других.

– Что с ним сделали?

– Его повесили.

– Вы видели его когда-нибудь?

– Да. Меня приглашали для опознания.

– И вы смогли его опознать?

– Нет.

– Вам показали его одного или в числе других?

– Мне показали его среди других в одном из помещений, оборудованных специально для опознания. Человек там находится как бы на сцене, и его ярко освещают. Перед ним находится большой экран, так что он не может видеть вас, в то время как вы видите его прекрасно.

– И вы не могли узнать его среди других?

– Нет.

– Что же они тогда сделали?

– Тогда они поместили его в затемненную комнату, надели на него пальто и шляпу, то есть одели так, как был одет преступник в момент нападения на нас, и спросили, узнаю ли я его.

– И вы сумели его узнать?

– Нет.

– Человек, который убил вашего приятеля, был в маске?

– Да.

– А вы заметили в нем что-нибудь примечательное? Хоть что-нибудь?

– Да.

– Что именно?

– Выйдя из кустов, он прихрамывал, но после стрельбы, когда убегал, уже не хромал.

– Вы сказали об этом полицейским?

– Да, сказала.

– Это произвело на них впечатление?

– Мне кажется, нет. Послушайте, мы не можем оставить эту тему? Может, лучше выпить?

Я подозвал официанта.

– То же самое? – спросил я Роберту.

– Мне надоело вино. Лучше что-нибудь другое.

– Два шотландских виски с содовой, – сказал я, – как вы смотрите на это, Роб?

– Это здорово. И потом сделайте кое-что для меня, Дональд. Хорошо?

– Что именно?

– Не позволяйте мне больше пить.

– Почему?

– Хочу получить удовольствие от этой ночи, а не просто напиться до тошноты, чтобы утром проснуться с головной болью.

Официант принес выпивку. Я выпил около половины своей порции, потом извинился и направился в обычную сторону – в мужской туалет. По дороге я свернул к телефонной будке, разменял пару банкнотов на двадцатипятицентовые монеты и позвонил Эмори Хейлу в отель в Новом Орлеане.

Мне пришлось ждать не более трех минут, пока оператор соединял меня. Потом я услышал, как загудел голос Хейла. Центральная станция ласково напомнила мне, чтобы я начал опускать двадцатипятицентовые монеты. Когда я делал это, в кассе телефона раздавался музыкальный звук.