Эдгар По - Таинственные рассказы

– Да, – сказал префект. – Ив течение последних месяцев полученной таким способом властью пользуются ради политических целей, и притом не зная никакой меры. С каждым днем ограбленная особа все более убеждается в необходимости получить назад свое письмо. Но, разумеется, открыто потребовать его возвращения она не может. И вот в отчаянии она доверилась мне.

– Помощнику, мудрее которого, – сказал Дюпен сквозь настоящий смерч дыма, – я полагаю, не только найти, но и вообразить невозможно.

– Вы мне льстите, – ответил префект, – но, пожалуй, кое-кто и придерживается такого мнения.

– Во всяком случае, совершенно очевидно, – сказал я, – что письмо, как вы и говорили, все еще находится у министра, поскольку власть дает именно обладание письмом, а не какое-либо его использование. Если его использовать, то власть исчезнет.

– Вы правы, – ответил Г. – Ия начал действовать, исходя именно из этого предположения. Первой моей задачей было обыскать особняк министра, и главная трудность заключалась в том, чтобы сделать это втайне от него. Мне настоятельно указывали на необходимость устроить все дело так, чтобы он ничего не заподозрил, ибо это могло бы привести к самым роковым последствиям.

– Но, – сказал я, – вы же вполне au fait [44] в такого рода вещах. Парижская полиция достаточно часто предпринимала подобные обыски.

– О, разумеется. Вот потому-то я и не отчаивался. К тому же привычки министра весьма благоприятствовали моим намерениям. Он частенько не возвращается домой до утра. Слуг у него немного, и они спят вдали от комнат своего хозяина, а к тому же их нетрудно напоить, так как почти все они – неаполитанцы. Вам известно, что у меня есть ключи, которыми я могу отпереть любую комнату и любой шкаф в Париже. В течение трех месяцев я чуть ли не еженощно сам обыскивал особняк министра Д. На карту поставлена моя честь, и, говоря между нами, награда обещана колоссальная. И я прекратил поиски, только когда окончательно убедился, что вор более хитер, чем я. Смею вас заверить, я осмотрел все закоулки и тайники, в которых можно было бы спрятать письмо.

– Хотя письмо, без сомнения, находится у министра, – заметил я, – но не мог ли он скрыть его не у себя в доме, а где-нибудь еще?

– Навряд ли, – сказал Дюпен. – Нынешнее положение дел при дворе и особенно те политические интриги, в которых, как известно, замешан Д., требуют, чтобы письмо всегда находилось у него под рукой – возможность предъявить его без промедления почти так же важна, как и самый факт обладания им.

– Возможность предъявить его без промедления? – переспросил я.

– Другими словами, возможность немедленно его уничтожить, – ответил Дюпен.

– Совершенно верно, – согласился я. – Следовательно, письмо спрятано где-то в его особняке. Предположение о том, что министр носит его при себе, вероятно, следует сразу же отбросить.

– О да, – сказал префект. – Его дважды останавливали псевдограбители и под моим личным наблюдением обыскивали самым тщательным образом.

– Вы могли бы и не затрудняться, – заметил Дюпен. – Д., насколько я могу судить, не совсем дурак, а раз так, то он, конечно, прекрасно понимал, что нападения подобных грабителей ему не избежать.

– Не совсем дурак… – повторил Г. – Но ведь он поэт, а по-моему, от поэта до дурака всего один шаг.

– Совершенно верно, – сказал Дюпен, задумчиво затянувшись трубкой, – хотя мне и самому случалось грешить стишками.

– Может быть, – сказал я, – вы расскажете о своих поисках в его доме более подробно.

– Ну, по правде говоря, мы не спешили и обыскали решительно все. У меня в таких делах большой опыт. Я осмотрел здание сверху донизу, комнату за комнатой, посвящая каждой все ночи целой недели. Начинали мы с мебели. Мы открывали все ящики до единого, а вы, я полагаю, знаете, что для опытного полицейского агента никаких «потайных» ящиков не существует. Только болван, ведя подобный обыск, умудрится пропустить «потайной» ящик. Это же так просто! Каждое бюро имеет такие-то размеры – занимает такое-то пространство. А линейки у нас точные. Мы заметим разницу даже в пятисотую долю дюйма. После бюро мы брались за стулья. Сиденья мы прокалывали длинными тонкими иглами – вы ведь видели, как я ими пользовался. Со столов мы снимали столешницы.

– Зачем?

– Иногда человек, желающий что-либо спрятать, снимает столешницу или верхнюю крышку какого-нибудь сходного предмета меблировки, выдалбливает ножку, прячет то, что ему нужно, в углубление и водворяет столешницу на место. Таким же образом используются ножки и спинки кроватей.

– Но нельзя ли обнаружить пустоту выстукиванием? – осведомился я.

– Это невозможно, если, спрятав предмет, углубление плотно забить ватой. К тому же во время этого обыска мы были вынуждены действовать бесшумно.

– Но ведь вы не могли снять… вы же не могли разобрать на части всю мебель, в которой возможно устроить тайник вроде описанного вами. Письмо можно скрутить в тонкую трубочку, не толще большой вязальной спицы, и в таком виде вложить его, например, в перекладину стула. Вы же не разбирали на части все стулья?

– Конечно, нет. У нас есть способ получше: мы исследовали перекладины всех стульев в особняке, да, собственно говоря, и места соединений всей мебели Д., с помощью самой сильной лупы. Любой мельчайший след недавних повреждений мы обнаружили бы сразу. Крохотные опилки, оставленные буравчиком, были бы заметнее яблок. Достаточно было бы трещинки в клее, малейшей неровности – и мы обнаружили бы тайник.

– Полагаю, вы проверили и зеркала – место соединения стекла с рамой, а также кровати и постельное белье, ковры и занавеси?

– Безусловно; а когда мы покончили с мебелью, то занялись самим зданием. Мы разделили всю его поверхность на квадраты и перенумеровали их, чтобы не пропустить ни одного. Затем мы исследовали каждый дюйм по всему особняку, а также стены двух примыкающих к нему домов – опять-таки с помощью лупы.

– Двух соседних домов! – воскликнул я. – У вас было немало хлопот.

– О да. Но ведь и предложенная награда огромна.

– Вы осмотрели также и дворы?

– Дворы вымощены кирпичом, и осмотреть их было относительно просто. Мы обследовали мох между кирпичами и убедились, что он нигде не поврежден.

– Вы, конечно, искали в бумагах Д. и среди книг его библиотеки?

– Разумеется. Мы заглянули во все пакеты и свертки, мы не только открыли каждую книгу, но и пролистали их все до единой, а не просто встряхнули, как делают некоторые наши полицейские. Мы, кроме того, самым тщательным образом измерили толщину каждого переплета и осмотрели его в лупу. Если бы в них были какие-нибудь недавние повреждения, они не укрылись бы от нашего взгляда. Пять-шесть томов, только что полученных от переплетчика, мы аккуратно проверили иглами.

– Полы под коврами вы осмотрели?

– Ну конечно. Мы снимали каждый ковер и обследовали паркет с помощью лупы.

– И обои на стенах?

– Да.

– В подвалах вы искали?

– Конечно.

– В таком случае, – сказал я, – вы исходили из неверной предпосылки: письмо не спрятано в особняке, как вы полагали.

– Боюсь, вы правы, – ответил префект. – Итак, Дюпен, что бы вы посоветовали мне предпринять?

– Еще раз как следует обыскать особняк.

– Бесполезно! – ответил Г. – Я совершенно убежден, что письмо находится не там. Это так же верно, как то, что я дышу воздухом.

– Ничего лучше я вам посоветовать не могу, – сказал Дюпен. – Вы, несомненно, получили самое точное описание внешнего вида письма?

– О да!

И, вытащив записную книжку, префект прочел нам подробнейшее описание того, как выглядел исчезнувший документ в развернутом виде, и особенно как он выглядел снаружи. Вскоре после этого он распрощался с нами и ушел, совсем упав духом, – я никогда еще не видел этого достойного джентльмена в таком унынии.

Приблизительно через месяц он снова посетил нас и застал Дюпена и меня примерно за тем же занятием, как и в прошлый свой визит. Он взял трубку, опустился в предложенное кресло и заговорил о каких-то пустяках. Наконец я не выдержал:

– Но послушайте, Г., как обстоят дела с похищенным письмом? По-видимому, вы пришли к выводу, что перехитрить министра вам не удастся?

– Совершенно верно, будь он проклят! Я последовал совету Дюпена и произвел вторичный обыск, но, как я и предполагал, все наши усилия пропали даром.

– Как велика награда, о которой вы упоминали? – спросил Дюпен.

– Очень велика… это весьма щедрая награда, хотя называть точную цифру мне не хотелось бы. Впрочем, одно я могу сказать: тому, кто доставил бы мне это письмо, я был бы рад вручить мой собственный чек на пятьдесят тысяч франков. Дело в том, что с каждым днем его значение возрастает, и обещанная награда недавно была удвоена. Однако, будь она даже утроена, я не мог бы сделать больше, чем сделал.

– О, – протянул Дюпен, между затяжками, – мне, право… кажется, Г., что вы приложили усилий… меньше, чем могли бы. И вам следовало бы… на мой взгляд, сделать еще кое-что, э?