Джеймс Чейз - Перемените обстановку

– Все в порядке, Дженни, – сказал я коротко. – Не опоздайте на автобус.

Она смотрела на меня, и ее губы дрожали. Мне стало ясно, что она любит меня, но время для этого было упущено... как и для всего, к чему я прикасался теперь.

Я отвернулся. Через секунду я услышал, как захлопнулась входная дверь, и тогда я понял, что теперь окончательно остался один.

Следующие три дня я провел в одиночестве, заказывая еду в ресторане и слушая каждую передачу новостей.

Телефон не давал мне покоя: люди, справлявшиеся о моем здоровье, друзья, желающие навестить меня, в чьих голосах проскальзывала обида, когда я отвечал, что самочувствие пока не позволяет мне кого-либо принимать. Наконец я совсем перестал отвечать на звонки.

На третий день доктор Саммерс снял бинты. Не считая плеши на затылке, я был, по его мнению, как новенький. «Теперь, – сказал он, – самое время для морского путешествия». Я ответил, что подумаю, и поскорее выпроводил его.

Я начинал жалеть, что так обошелся с Дженни. В моем тогдашнем паническом состоянии было просто необходимо остаться одному, но теперь, когда страх отступил, я старался уверить себя, что Рею и Фела никогда не поймают. По всей вероятности они уже в Мексике или даже в Южной Америке, и я буду вынужден провести остаток своих дней, прикованный к радио, так и не услышав о них.

Не позвонить ли Дженни? Я объясню ей, что был не в себе и что теперь, как мне кажется, я способен выдержать морское путешествие. Не согласится ли она забыть о моем поведении и поехать со мной?

Я колебался. «Пожалуй, – думал я, – лучше выждать неделю-другую, а потом, если не будет никаких известий о Морганах, я уеду».

Я написал Дженни письмо, в котором старался объяснить свое поведение плохим самочувствием и сообщал, что теперь мне лучше и мы могли бы отправиться в ближайшее время, если она согласна ехать со мной. Но когда я перечитал письмо, оно показалась мне таким неискренним, что я порвал его.

На четвертый день я переборол себя и, взяв такси, поехал в магазин. В моем чемоданчике лежало колье миссис Плессингтон.

Мисс Берлоу, Пьер Мартен и Ганс Кох встретили меня шумными приветствиями. Даже Терри, хотя и без особого энтузиазма, соизволил выразить надежду, что мне лучше.

Я прошел в кабинет Тома Люса и положил ему футляр с колье.

– Том... я хочу объяснить эту историю с колье, – сказал я.

Он взглянул на меня довольно холодно, кивнул и стал ждать продолжения.

Я рассказал ему правду: как Сидни попросил меня сохранить в секрете перепродажу колье, как я предупреждал его, что это неэтично и как он настоял на своем.

– Я все знаю, – спокойно сказал Люс. – Видишь ли, Ларри, от меня мало что укрывается. Я ведал акциями Сидни и когда он сказал, что хочет продать блок на сумму в три четверти миллиона и когда я услышал, что миссис Плессингтон по уши влезла в долги, об остальном было нетрудно догадаться. Меня это не волновало и я жалею, что это волновало Сидни.

– Колье теперь мое, – сказал я. – Я передаю его в распоряжение фирмы. Том. Когда мы его продадим, переделав по проекту Сидни, все деньги получит фирма.

– Вот так и должен поступать партнер, – сказал он, – но фирма купит его у тебя по той цене, которую уплатил Сидни. Так будет по справедливости, согласен? Доход от продажи идет фирме.

– Отлично... купи мне акции, Том. Ты смотрел за делами Сидни, я буду очень благодарен, если ты займешься и моими.

Это ему понравилось. Мы заговорили о делах. Новые работники оправдали ожидания и даже Терри вел себя прилично.

– По-моему, тебе пока не стоит браться за работу, Ларри, – сказал Люс. – У тебя нездоровый вид. Почему бы тебе не совершить морской круиз?

– Я думаю так и сделать, но только не теперь. Сначала мне нужно разделаться со всеми делами по наследству, обосноваться в пентхаусе, и потом, примерно через неделю, можно поехать.

Попрощавшись с Томом, я поехал к дому Сидни. Гарри Грегсон, дневной сторож, приветствовал меня, когда я приблизился к его столу.

– Рад вас снова видеть, мистер Карр, – сказал он. – До чего скверная история. Я скучаю по мистеру Сидни... он был джентльмен.

– Да. – После паузы я продолжал: – Я переселяюсь в пентхаус, Гарри. У вас есть ключи?

– Да, сэр. Я читал об этом в газетах. Я сказал тогда и теперь скажу: всего вам наилучшего, мистер Карр. Местный персонал очень доволен, что вы будете здесь жить.

– Спасибо, Гарри.

– Там никого не было с тех пор, как ушла полиция Нужно прибраться перед вашим переездом.

– У вас есть адрес Клода, Гарри? Я хочу его пригласигь к себе на работу.

– А чего ему не согласиться. Да, у меня есть его телефон. Одну минуточку... – Он вышел в дежурку и, поискав в ящике стола, вернулся с листком бумаги. – Я слышал, он здорово расстроен.

– Он не заходил сюда после...

– Нет, сэр. Он куда-то уехал, но сейчас наверно вернулся.

– Я позвоню ему. – Взяв бумажку и ключи, я продолжал: – Спасибо, Гарри. Я пока только хочу немного оглядеться там и долго не задержусь.

Поднимаясь в лифте, я вспоминал тот роковой вечер. Я вздрогнул при мысли о том, что войду в дом Сидни в первый раз после его смерти.

Остановившись перед дверью, я колебался. У меня появилось чувство, близкое к тошноте. «Но ведь это глупо, – сказал я себе. – Сидни мертв Этот чудесный пентхаус теперь принадлежит мне... он станет моим домом! Нужно освободиться от этого комплекса вины. Я не виноват в его смерти! За долгие часы одиночества я вновь и вновь твердил себе это. Надо изгнать чувство вины из своего сознания».

Я вставил ключ в замок и шагнул в прихожую. Слыша слабое гудение кондиционера, я остановился, прислушиваясь. Неужели полиция оставила включенный кондиционер? Разве никто не заходил сюда, чтобы убедиться, что свет и кондиционер выключены?

Озадаченный, я толкнул дверь.

Передо мной с пистолетом в руке стоял Фел Морган.

Я стоял неподвижно, уставившись на пистолет, готовый выплюнуть смерть. Сквозь двойные рамы приглушенно раздавались всевозможные звуки. Город продолжал жить своей жизнью.

Я перевел взгляд с пистолета на лицо Фела. В тот момент он опустил пистолет и сказал вздрагивающим и испуганным голосом:

– Господи Иисусе! Я думал пришли копы!

Тут я увидел, что он испуган еще сильнее меня, и приободрился, хотя у меня бешено колотилось сердце и пересохло в горле. Я во все глаза смотрел на него.

Что за ужасный вид? Он выглядел настоящей развалиной. Грязный и истощенный, с лицом, заросшим рыжей щетиной. Я чувствовал исходившую от него вонь. На нем был красный пиджак с черными накладными карманами, но его с трудом можно было узнать под слоем" грязи. Туфли были так заляпаны, словно он бродил по болоту. Глаза ввалились и смотрели испуганно, а губы судорожно дергались. Учащенное дыхание со свистом вырывалось сквозь его нечищеные зубы.

– Как услышал, что замок поворачивается, – произнес он дрожащим голосом, – чуть не обмочился со страху. Я думал здесь для меня будет надежное место на пару дней. – Он отвернулся от меня и повалился в мягкое кресло. Пистолет выскользнул из его рук и со стуком упал на толстый персидский ковер Сидни. Фел закрыл глаза грязной рукой и заплакал.

Я закрыл дверь и на подгибающихся ногах направился к шкафчику с бутылками. Трясущимися руками я налил чистого виски в два стакана.

– Спокойно, – сказал я и поставил один стакан рядом с ним. – Возьми себя в руки. Вот, выпей.

Он поднял на меня взгляд, вытирая лицо тыльной стороной руки. В его глазах появилось выражение загнанного животного, сказавшее мне, что он опасен.

– Сволочь! – сказал он дрожащим голосом. – Ты втравил меня в это дело сладкими речами! Так тебе меня и вызволять.

Я выпил половину стакана, потом подошел и сел рядом с ним.

– Где Рея? – спросил я.

Он сжал кулаки и ударил себя по вискам. Я видел, что от страха он впал в истерику и это придавало мне уверенности.

– Фел! Возьми себя в руки! Где Рея?

– Не говори мне об этой суке! – И он забарабанил кулаками по коленям. – Ты должен мне помочь! Ты втравил меня в это! Я видел газеты... меня ищут за убийство!

Я понял, что сумею с ним справиться.

– Я помогу тебе, но сперва мне надо знать, что случилось. Где Рея?

Он опять заплакал, сотрясаясь от рыданий. Я сделал большой глоток и откинулся в кресле, наблюдая за ним. Его страх и грязь вызывали во мне отвращение.

Я дал ему наплакаться вволю. Наконец у него кончились слезы, он вытер глаза рукой и мутно посмотрел на меня.

– Если меня поймают, то упекут в тюрьму на двадцать лет, – сказал он прерывисто, судорожно выталкивая из себя каждое слово. – Мне такого не выдержать! Не гожусь я для этого! Двадцать лет за решеткой! Живым я им не дамся!

– Перестань думать про одного себя, – сказал я. – Где Рея?

– Сука, моя проклятая сестричка! – Он вскочил, потряс над головой кулаком и опять сел. Он вел себя как сумасшедший. – Пистолеты были не заряжены! Клянусь! Это она их зарядила! Это она! Она убила педика! Тебя хотела убить! Ты же сам знаешь! Ты должен сказать фликам, что я тут ни при чем!