Марджори Аллингхэм - Смерть в Галерее

Ее волнение произвело впечатление даже на Бриди. Он откашлялся.

— Нужно положить всему этому коне-eц, — сказал он тихим и спокойным голосом, его чудесный шотландский акцент придавал словам необычную мягкость. — И никаких воп-ро-осов. Несколько следующих часов я не буду спускать с вас глаз. И так как раздвоиться я не могу, то просто соберу вас всех в одной комнате. Всех, и слуг в том числе. Все мы сейчас пойдем в гостиную и будем там сидеть до четырех часов.

— Все, кроме нее, — Доротея впервые в жизни так забылась и нарушила то, что она называла «джентльменским кодексом настоящего слуги». Кровь прилила к ее широкому лицу, и все тело била дрожь негодования и протеста. — Она не пойдет. Она пойдет вниз только через мой труп. Она старая. Она не в себе. Она не в своем уме. Вы разве сами не видите, что она слишком стара для таких пыток? Она ведет себя так, потому что не понимает, что делает. Я отведу ее к себе. Она старая. Вы не можете ее судить. Вы получите ее только через мой труп.

— Спасибо, Доротея, довольно, — ледяным тоном произнес тонкий голос. — Я, несомненно, спущусь в гостиную, как настаивает инспектор. Но есть две вещи, которые я намерена высказать.

Бриди смотрел на нее с откровенным изумлением.

— Я думал, с вами не все в порядке, мадам. В тот раз, когда мы с вами разговаривали, — осмелился заметить инспектор.

Габриель одарила его одной из своих самых очаровательных улыбок.

— Возможно, я себя неважно чувствовала, — сказала она. — Старость — любопытное заболевание, милейший. Бывают дни, когда совершенно от нее излечиваешься.

Глаза Бриди вспыхнули, и Габриель победно улыбнулась.

Еле заметное движение в другом конце комнаты привлекло внимание инспектора, и он повернулся как раз в тот момент, когда мисс. Дорсет переступала порог комнаты. Она с помертвевшим взглядом повернулась, когда он окликнул ее по имени, и стояла с видом виноватого ребенка.

— Я вам вряд ли понадоблюсь, — сказала она.

Он ответил не сразу и стоял, разглядывая ее. Она покраснела.

— Все равно, — сказал он. — Я хотел бы, чтобы вы остались.

— Но я не могу. На пятнадцать тридцать у меня назначена встреча.

— У вас уже назначена встреча, здесь и сейчас. Если вы хотели ехать на вокзал встречать мистера Мэйрика, извините, должен просить вас остаться.

Некоторое время она молчала, раздумывая, как ему возразить. Бриди внимательно на нее смотрел.

— В гостиной есть спаренный телефон, — сказал он. — И все свои деловые звонки вы можете сделать оттуда. Я устроил это специально для вас.

Невинное предложение с едва уловимым ударением на слове «деловые» возымело действие. Мисс Дорсет захлопала глазами с таким глупым выражением лица, ее обычно острый птичий взгляд так резко изменился, что всем стало немного не по себе.

— Очень хорошо, — еле слышно сказала она и медленно повернулась к выходу, сломленная и покорная.

Они строем прошествовали в гостиную, как в старые добрые времена семья и челядь шли на домашнюю молитву. Так же тихо и чинно, и с таким же тайным нежеланием.

Норрис включил свет, потому что зимние дни становились все короче и темнее. Шум, с которым миссис Сандерсон и Молли задернули тяжелые шторы, живо напомнил всем о терпеливо ждущих толпах снаружи. Фрэнсис начинало слегка поташнивать, когда она вспоминала о них. Больше всего ее в этих людях поражало их болезненное терпение. Они казались ей представителями нации, терпеливо ждущими приведения в исполнение приговора суда. Два человека были убиты, и все имели полное право увидеть, как убийца будет изобличен, осужден и, в конце концов, повешен. Они не принимали участия в освященном временем ритуале, но стояли поодаль, как зрители на представлении. В некотором смысле их присутствие даже приносило облегчение, потому что она могла смотреть на все происходящее со стороны, как на пьесу на ярко освещенной сцене.

Габриель заняла самое большое кресло у камина, и Доротея встала рядом с ней. Никакая сила не могла заставить ее сесть, и она стояла мошной и непреодолимой преградой между хозяйкой и всем остальным миром. Фрэнсис пристроилась в уголке большого мягкого дивана, а Годолфин застыл на его ручке рядом с ней. Мисс Дорсет расположилась рядом со столом, на котором стоял телефон. Трое слуг уселись рядышком у двери. Они рассаживались по старшинству и были похожи на жюри присяжных заседателей, старающихся сохранить умное выражение лица, абсолютно ничего не понимая в деле.

Бриди занял позицию около столика времен Людовика XIV, а Витерс сел рядом с ним. Фрэнсис начала нервно посматривать на часы. Позолоченный резной циферблат, да и вся эта комната, были знакомы ей с детства, но сегодня все выглядело совершенно новым, непривычным и угрожающим.

Она в очередной раз посмотрела на часы и с удивлением обнаружила, что уже половина третьего. Она беспокойно пошевелилась в своем мягком уголке. Атмосфера в комнате была угнетающая. Никто не мог свободно дышать, и всех присутствующих объединяло сжимающее чувство в груди, которое всегда появляется перед тем, как тебе сообщают самые плохие известия.

Фрэнсис, не отрываясь, смотрела на огонь в камине. Она чувствовала себя летящей на самолете без шасси. Достаточно топлива на полтора часа полета, а потом — катастрофа. И сейчас ничего, кроме ожидания, не остается.

В ее мысли ворвался мягкий голос Бриди:

— Допрос свидетелей в присутствии друг друга противоречит всем полицейским пра-авилам, — приятным голосом сообщил он. — В этом не может быть никаких сомнений. Однако мне не хотелось бы, чтобы мы здесь сидели и молчали до четырех часов, поэтому я собираюсь прочитать вам небольшую ле-екцию о двух преступлениях и, если мне что-то будет непонятно, было бы очень любезно с вашей стороны мне это разъяснить.

Его ласковые слова и доверительная улыбка были такими бесхитростными, что обманули всех. Всех, кроме Фрэнсис, которая однажды уже видела старого шотландца в этом чрезвычайно опасном расположении духа.

— Отлично, — сказала Габриель достаточно покровительственным тоном, чтобы живо напомнить инспектору о сиятельных дамах Северной Англии, где он провел свое детство. Он бросил резкий взгляд в ее сторону, но сразу же успокоился, вспомнив о своем безусловном интеллектуальном превосходстве.

— Итак, — сказал он, оглядываясь вокруг с вкрадчивой любезностью. — Так как никто из вас не является профессионалом в искусстве расследования преступлений, я начну свой обзор с некоторых о-обших положений. Это конкретное дело тем более всех вас потрясло, потому что случилось рядом с вами. Представьте большую квадратную доску, на которой — полузаконченная игра-мозайка. По форме незаполненного пространства вы видите, что не хватает только человеческого лица. И тогда картина будет закончена.

Он остановился и окинул лица присутствующих радостным взглядом, от которого у Фрэнсис по спине пробежали мурашки.

— Очень даже знако-омого лица.

Это было жутко неприятное сравнение и, нервное напряжение в комнате, и до этого момента уже достаточно высокое, достигло предела. Бриди казался чрезвычайно довольным произведенным эффектом, потому что он счастливым голосом продолжил:

— Недостающие фрагменты мозаики держат в руках разные люди, но большинство из них сейчас находится, без сомнения, в этой комнате. Каждому человеку, у которого есть свой кусочек, вся картинка кажется загадочной и непонятной. Но как только все мы все выложим на стол эти кусочки, уголки и завитушки начнут совпадать, и постепенно появится лицо. Это все со-овершенно очевидно.

— Это все со-овершенно замечательно, сэр, — вполголоса пробормотал Годолфин на ухо Фрэнсис, которая его не слушала. Ее глаза были прикованы к циферблату. Прошло еще пятнадцать минут.

— Однако, — продолжил Бриди, — первое, что мы должны сделать, — это обозначить профиль лица. Это наша главная забота. Давайте воссоздадим фон нашей картины, и тогда обозначится профиль. Но, может быть, я объясняю все слишком сложно?

— Совсем наоборот, — резко сказала Габриель. — Мы находим, что вы изъясняетесь чрезвычайно ясно. Продолжайте.

— Я рад это слышать, мадам, — сказал Бриди, и на лине его появилось нечто, напоминающее простодушное удовольствие. — А сейчас переходим к существу дела. Около трех недель назад исчез Роберт Мадригал. Неделей позже его тело находят, и в тот же день Генри Лукар отплывает в Нью-Йорк. Как только он слышит о происшедшем, он возвращается и, заметьте, по своей собственной воле. Его допросили в полиции и отпустили домой. На следующий день он устраивает конференцию и приглашает родственников и близких Роберта Мадригала, а затем его находят таинственно убитым тем же оружием, которым был убит его шеф. Ужасное происшествие случается всего через несколько минут после того, как расходятся приглашенные, причем, большинство из них все еще находится в Галерее. Это неоспоримый факт. А сейчас отбросим ненужные обстоятельства. Убийство Генри Лукара нас в настоящий момент не очень интересует, и я объясню почему. Генри Лукар был, вне всякого сомнения, обыкновенным мелким негодяем. У нас есть доказательства, что Роберт Мадригал выплачивал значительные суммы денег, которые немедленно поступали на счет Лукара. Мы также знаем, что накануне исчезновения мистер Мадригал и Лукар находились в Галерее, когда какой-то неизвестный изрезал картину мистера Филда. Этот инцидент был последним в целой цепи происшествий, и мы можем прийти к выводу, что Лукар сам совершал эти мелкие проступки, чтобы показать, насколько серьезны некоторые другие его требования. Это была демонстрация силы. Вам так не кажется?