Энтони Гилберт - Профессиональное убийство

— Ничто из этого не представляет особой трудности, если знаешь ходы и выходы, — усмехнулся Крук. — Оружие можно купить так же легко, как граммофонные пластинки, разве что не в стольких торговых точках. И могу назвать тебе дюжину притонов между моей конторой и Трафальгар-сквер, где можно купить достаточно морфия или кокаина, чтобы отправить на тот свет десяток людей.

— Значит, когда найдем браслеты, мы должны суметь проследить их путь после того, как они покинули Плендерс…

— И когда мы это сделаем, путь вора к виселице станет таким же прямым, как путь праведников в рай. А теперь я примусь за работу.

Как я и предполагал, Крук навел обычные справки в торговле, не давшие нам ничего. Пресса жадно ухватилась за эту историю, поскольку в данное время никакими сенсациями не располагала. В газете я прочитал:

«Новая загадка в убийстве Рубинштейна

Тайна смерти коллекционера в Плендерс

Установлено, что знаменитая китайская коллекция, завещанная Британскому музею покойным Сэмпсоном Рубинштейном, обстоятельства трагической смерти которого полиция продолжает расследовать, лишилась нескольких ценных предметов. Исчезли два китайских нефритовых браслета, очень старых и значительной ценности».

Я почему-то ждал немедленных новостей, но дни шли, и ничего не происходило. Я не мог спать ночами из-за мыслей о Фэнни в камере, не осмеливался навестить ее без свежих новостей и свежей надежды. Надоедал Круку, пока он меня не прогнал. Я вспомнил, как один человек на Борнео сказал мне: «Терпеть медлительность Господа трудно, но терпеть медлительность адвоката невыносимо». О Круке этого сказать было нельзя: он делал все, что мог. Вряд ли существует человек, знающий больше Крука о норах, где прячутся крысы в человеческом облике, то есть доносчики. У него в этом деле было задействовано много людей, в основном бывшие заключенные, которые посещали притоны. В Нью-Йорк и на континент были отправлены каблограммы; были у нас и респектабельные информаторы. Однако первую путеводную нить нашел один из бывших заключенных.

Через десять дней после того, что Крук именовал нашей интенсивной операцией, он позвонил мне и сообщил:

— В шесть часов ко мне явится один малый. Говорит, у него есть новости. Приезжай.

Я приехал. Когда часы пробили шесть, вошел невысокий человек с бледным лицом. Это был немецкий еврей из северного Лондона, пожилой, с залысинами и густыми темными волосами. Его черные, очень глубоко посаженные глаза отрывались от лица Крука лишь для того, чтобы посмотреть на меня. Он ни разу не улыбнулся, стоял как статуя. Но мое внимание привлекли его руки. Они были выразительнее лица. Длинные, тонкие пальцы сжимали поношенную шляпу-котелок. Этот человек мог говорить руками, а лицо его походило на застывшую маску.

Он сообщил, что его фамилия Герман; у него есть небольшая ювелирная лавка и ломбард на Хай-стрит. Десятого января пришел какой-то человек с парой резных нефритовых браслетов, чтобы отдать их в залог. Попросил за оба восемь фунтов.

— Они у вас? — спросил я.

Герман печально посмотрел на меня.

— Нет, сэр. Их у меня забрали.

— Тогда почему вы решили, что это браслеты, которые мы ищем? — удивился Крук.

— В газетах есть фотографии, сэр.

Мы оба застонали.

— Вы хоть представляете, сколько торговцев приносили нам браслеты, похожие, по их мнению, на пропавшие?

Герман ответил: «Нет, сэр» — произнес он это так почтительно, что я смутился. Крука вряд ли смутит и Судный день.

— Так вот, — грубо сказал он этому человеку, — их были сотни.

— Я только подумал, что явлюсь в самое время, — виновато произнес посетитель.

Меня осенила новая мысль.

— Вы сказали, браслеты были отданы в залог?

— Да, сэр.

— Помните фамилию того человека?

— Робинсон, сэр.

Разумеется, нельзя было ожидать, что он назовется собственной фамилией.

— Адрес?

— Какой-то отель. Помню, что это был отель, так как подумал, что больше не увижу своих денег. Решил, что эти браслеты никому не нужны.

— Если они те, что мы ищем, то стоят небольшое состояние, — сухо заверил я. — Вы сказали, тот человек просил всего восемь фунтов?

— Да. Восемь. Но разумеется, я не мог дать ему так много.

— Считали, что они дешевые?

Герман положил руки на стол.

— Адресом был отель, — объяснил он. — Мы всегда ссужаем в отели меньше.

— Сколько вы ему дали? — спросил Крук.

— Половину того, что он просил. Я тогда не знал, что браслеты обладают большой ценностью.

— Когда вы догадались?

— Когда пришел полицейский.

Я вздрогнул.

— Полицейский?

— Да. Он сказал, что браслеты краденые.

— Какой он был?

Герман сделал непонятный жест.

— Обыкновенный, — ответил он. — Он сказал: «Поблизости произошло ограбление. Я хочу узнать, нет ли у вас…» — и стал зачитывать список ювелирных украшений. Назвал два нефритовых браслета, и я остановил его. «Тут был человек с рыжей бородой». Полицейский спросил, что еще приносил тот человек, я ответил — ничего. Он потребовал браслеты, заявил, что они очень ценные; поинтересовался, сколько я заплатил за них. Я ответил — четыре фунта. Он сказал: «Я полицейский. Эти браслеты — краденая собственность». Я заметил, что не знал этого. Он был суровым, браслеты забрал и оставил мне четыре фунта. Добавил: «Когда рыжебородый вернется, пусть зайдет в полицию».

— И он вернулся? — осведомился Крук.

— Нет, сэр. Не появлялся. Я ждал и ждал — но, конечно, если браслеты краденые, он не вернется. Вероятно, он уже в тюрьме.

Я покачал головой:

— Нет, к сожалению.

Мы попытались получить описание внешности этого человека, но Герман не мог сказать ничего определенного. Он запомнил лишь рыжую бородку. Оказывать на него нажим не имело смысла, пришлось его отпустить. В местном полицейском участке, разумеется, ничего не знали ни о браслетах, ни о вымышленном ограблении. Как я и предвидел.

Я вернулся, ругая себя последними словами. Это снова была идея Г. К. Честертона. Полицейский разговаривал со мной на площади и получил от меня сообщение, что я собираюсь к Беннетту. Полицейский спустился по лестнице и остановился в дверном проеме конторского дома, где Рэнделл снимал квартиру.

— Значительно мы продвинулись? — обратился я к Круку.

— Нам известен один из его образов, но он не знает этого.

Однако он знал. Когда я вернулся домой, мне сообщили, что меня дожидается какой-то джентльмен. Я забеспокоился. Незнакомые джентльмены начинали представлять угрозу моей безопасности. Я поднялся, открыл дверь и отошел в сторону, чтобы, если навстречу мне вылетит пуля, она нашла более подходящую цель. Но ничего не произошло. По ту сторону двери послышалось какое-то движение, затем прозвучал голос Паркинсона: — Привет! Что так…

— А, это ты, — с облегчением вздохнул я.

— Да. Я уж начал бояться, что он прикончил тебя.

— Он?

— Я принес показать тебе кое-что, — произнес мой гость и сунул руку в карман.

Я сразу же догадался, что он мне покажет: белый конверт с написанным тонкими черными буквами адресом и длинным рыжим волосом внутри. Я замер, глядя на него.

— Но почему волос прислан тебе? — удивился я.

— Очевидно, владельцу не нравится моя деятельность в этой истории с браслетами. Может, это слегка опрометчиво в данных обстоятельствах, раз он уже показал нам свой характер. Но, как ни дорожу жизнью, я не мог отказаться, когда Крук попросил меня…

— Крук попросил тебя? — изумился я.

Паркинсон, казалось, был ошеломлен, даже слегка расстроен.

— Да. Почему нет?

Я взял себя в руки.

— Извини. Действительно, почему нет? От тебя ему гораздо больше пользы, чем от меня. Я просто не понимаю, с какой стати тебе рисковать жизнью…

— Ты получал такой волос?

— Да, черт возьми. Наверное, меня где-то ждет целый сноп таких же. Видимо, этот джентльмен настроен серьезно.

— Похоже, Крук считает, что если мы будем искушать и дальше этого типа, он может выдать себя из одного лишь тщеславия, как Нейл Крим, которому так хотелось показать полицейским, где они оплошали, что сам сунул голову в петлю.

— У тебя в конверте была какая-то записка? — спросил я.

— «Держись подальше от этого, если дорожишь жизнью».

— Нельзя сказать, что этот джентльмен бросает слова на ветер, — заметил я.

— Или что он не предупреждал нас. Нужно передать дело в полицию. По-моему, этот человек опасен.

— Полицейские тоже опасны, — возразил я. — Их слишком много.

Паркинсон вопросительно посмотрел на меня из-под светлых бровей:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал. Меня бы вполне устроило, если бы в данном деле было бы меньше хотя бы одним полицейским.

Он кивнул:

— Ты прав. В общем, мы опоздали. Нам противостоит враг, знающий основной закон ведения войны: «Атакуй первым».